Кровавая наследница

– Мы как минимум пять минут потратили, чтобы добраться сюда. Они подняли тревогу, так что новые охранники слетятся к нам, как пчелы на мед. Ты тратишь мое время, дорогая.

Ана вновь посмотрела на водопад, наблюдая за бурлящей белой водой, несущейся вниз с силой, которая раздробит ее кости. И вдруг представила себя, барахтающуюся в этих потоках, как десять лет назад. Пена и волны бьют в грудь, выворачивают конечности и давят на нос и губы.

Я не могу.

Позади в лабиринте сквозь рокот воды были слышны крики. Она призвала силу родства, но та настолько ослабела, что Ана чувствовала лишь едва различимые отзвуки крови. Рана на руке кольнула сильнее прежнего. Через пару минут от ее силы родства ничего не останется, и она будет бесполезна в драке.

Теперь обратного пути не было.

Ане хотелось плакать, но за годы, проведенные в подземельях с Садовым, она усвоила, что слезами делу не поможешь. Стоя лицом к лицу со своим страхом, можно было либо сбежать, либо преодолеть себя.

И Ана сглотнула подступающую дурноту, сдержала слезы, подняла подбородок и прошла сквозь черную дверь. Пол был неровный и мокрый, а запах – как будто что-то, много чего-то, гниет здесь – не давал дышать, пока она продвигалась вперед.

– Я пришла сюда не затем, чтобы умереть, аферист, – вырвалось у Аны, когда она подходила к Острослову. – Если ты что-то выкинешь, я убью тебя прежде, чем это сделает вода. И поверь мне, ты будешь умолять позволить тебе спокойно утонуть.

Острослов балансировал на краю мраморного пола, держась за веревку. Пока он крепко привязывал Ану к своей груди остатками веревки, на губах у него играла ехидная ухмылка.

– Справедливо.

Ана задержала дыхание, почувствовав, как веревка врезается ей в спину и талию. Острослов криво улыбнулся.

– Я знаю, что воняю, милая, но поблагодаришь меня позже, когда выберешься отсюда живой.

Ветер хлестал ей по лицу. Она заглянула за край, где кончалась почва под ногами и начиналось ничто. Ее волосы выбились из тугого пучка, темные каштановые пряди развевались на фоне открытого голубого неба.

Острослов еще раз дернул за веревку.

– Держись крепче! – прокричал он.

Переборов себя, Ана обвила руки вокруг него, стараясь держать лицо как можно дальше от его груди, не потянув при этом шею.

Он шагнул с обрыва.

Отвращение, которое Ана испытывала к Острослову, испарилось, и она обнаружила, что прижимается к нему так крепко, будто от этого зависела ее жизнь.

Так и было.

Они повисли прямо на краю Гоуст Фолз, медленно раскручиваясь по спирали. В ушах гремел рев водопада, который был так близко, что она могла протянуть руку и дотронуться до него. Веревка, которой они были привязаны к колонне, покачивалась под ними длинной петлей, уходящей в белый туман.

Медленно Острослов начал их опускать. Его мышцы были туго натянуты, на шее проступали вены, пока он переставлял руки.

Ана решилась посмотреть вниз. Увиденное заставило ее еще крепче вцепиться в Острослова, чтобы заглушить панику. Она, должно быть, прочитала тысячу молитв своим богам, но это не имело значения. В этот момент существовали только она и аферист.

Ана взглянула вверх. Туман был такой густой, что она еле-еле могла различить очертания тюрьмы. Это хорошо.

– Сколько еще? – прокричала она, практически не слыша собственного голоса из-за водопада.

– Почти на месте! – Рамсон кричал, но слов было не разобрать. – Нужно добраться до конца веревки, иначе падение убьет нас.

Ана прищурилась. Что-то – движение в тумане – заставило ее инстинктивно призвать свою силу родства. Та откликнулась: ничтожные крохи, эхо ее сил, все еще противостоящих божевосху.

Она нахмурилась, почувствовав что-то всем своим существом – нечто незаметное, почти ускользнувшее от нее.

В них ударил порыв ветра, и Ана закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от вызывающего тошноту покачивания. Когда она вновь открыла глаза, ветер рассеял часть тумана. Наверху, у края обрыва, был виден силуэт прицеливающего лучника.

– Осторожно! – закричала Ана, когда первая стрела просвистела над их головами.

Вторая попала в Острослова.

Он застонал от боли, когда она, порвав рукав, пронзила его плечо. Из раны сочилась кровь. Ана сдержала крик, когда рука Острослова начала скользить по гладкой веревке. Они накренились, раскачиваясь на расстоянии ладони от водопада, грозившего разорвать их в клочья. Над ними лучник снова натягивал тетиву.

Внизу Ана увидела конец веревки: петля уменьшалась, приближаясь к поясу Острослова. Конец веревки. Они должны добраться до конца веревки, иначе они умрут.

Ана заглянула в себя: она перевернула все, пока не остались лишь плоть да кости. И нашла последние остатки силы родства, слабые, как угасающая свеча, все еще борющиеся с божевосхом.

Ана вскинула руку, ухватилась за кровь лучника. И потянула.

Последний сжался, покачнулся, как будто его толкнул резкий порыв ветра. Ана позволила руке упасть. Что-то теплое заструилось по ее губам, и она почувствовала вкус собственной крови.

Вот и все. Божевосх победил, ей больше нечего дать.

Но этого было достаточно, чтобы отвлечь лучника и добраться до конца веревки.

Острослов отпустил руки и потянулся к бедру. Там тускло блестел серебристый кинжал. Он наклонился к Ане, сощурив глаза. На его лице было мертвенно-спокойное выражение.

– Не сопротивляйся, не двигайся. Просто держись за меня. Ногами вперед, вытянув носки.

Ана с трудом поняла, о чем он говорит, крик ужаса замер у нее на языке.

Острослов поднял руку.

– Прежде всего бандит должен научиться падать.

Блеснуло лезвие. Он стремительно опустил занесенную руку.

И вот они уже падали.

3

Река поглотила их, как только они коснулись ее вод. Белые вихрящиеся потоки мстительно тянули их на дно, швыряя в разные стороны, как листья во время сильного ветра. Рамсон поддался течению.

Он знал эти воды, знал, когда нужно смириться и когда нужно бороться. Река всегда оказывалась сильнее. Нужно было учиться плыть по течению.

Эта вода отличалась от бескрайних морей из детства Рамсона. В Брегоне волны были насыщенно-синими, с блестящими на солнце гребешками. Он мог плавать часами, нырять и смотреть вверх на далекое небо из глубин мира приглушенных цветов и звуков.

В Кирилии реки были белыми, бурными и холодными. Рамсон изо всех сил старался не смыкать глаз, пока течение кидало его из стороны в сторону. Грудь сдавливало все сильнее. Вода проникала в нос и рот.

Аффинитка все еще была привязана к нему веревкой. Он чувствовал всем телом, как она извивалась, брыкалась и боролась с терзавшим ее течением.