И в результате выслушивала обвинения матери в том, что я продажная дрянь. И ее столь ненавистные мне рыдания.
Потому что моя мать была из разряда тех, кто сначала громко и зло кричит : нет, мы не возьмем в дом этого котенка (ребенка, щенка, хомячка – нужное подчеркнуть), потому что его нечем кормить и мне некогда убирать за ним каки! А потом шумнее всех рыдает крокодильими слезами, когда нежеланный котенок внезапно пропадает.
Ей не понять было мою боль. А я не могла ее объяснить. Я вообще никому не могла это доверить.
Но сейчас я отчаянно скучала по той жизни, что была у нас троих до появления Валерии. И вздохнула с облегчением, когда жена Родионова отослала нас со Снежаной в этот затерянный среди леса домик.
Как жаль, что жизнь здесь не могла длиться вечно. И вот уже приехал сам Родионов, чтобы отвезти нас со Снежаной обратно. В то место, что было его домом. Но не нашим.
Я не должна была ничего возражать. Мне стоило покорно собрать вещи и молча идти за ним. Но все же я сделала робкую попытку оттянуть невозможное.
– Но ваша жена сказала, что мы должны жить здесь… – сказала я и услышала, как Родионов в ответ презрительно хмыкнул.
– Моя жена – как, кстати, и вы, Лали – получает мои деньги. А значит, будет делать то, чего хочу я. А я хочу, чтобы вы вернулись со мной домой.
Да, в том, что за свои деньги он мог купить все, я уже убедилась. Ненависть снова всколыхнулась внутри обжигающим пожаром и, чтобы не выдать глазами того, что чувствовала , я потупилась и, встав с дивана, понесла было Снежану в спальню, которую мы заняли. Выхода не было – нужно было снова собираться в дорогу. Но не успела я дойти до двери, как к своему ужасу услышала позади себя:
– Вот черт, снег пошел! Даже не снег, а метелище! Похоже, нам придется здесь переночевать.
Метель была с одной стороны некстати. С другой, я вдруг понял, что не хочу домой. Значит, все было к лучшему.
Лали с ребенком ушли в ту комнату, которую заняли, а я принялся рыться в холодильнике. Мда, запасов было от силы на пару дней, но я и не собирался оставаться здесь дольше. Уже завтра мы вернемся обратно, а сейчас вполне стоило подумать об ужине.
Кулинар из меня был так себе, это я понял, когда извел половину продуктов, а ничего путного не получилось. Пришлось сначала призвать на помощь старый добрый Гугл, но когда не сработал и он – попросить помощи у Лали.
Она уложила Снежану и как раз собиралась спать, когда я появился на пороге комнаты и сказал:
– У меня катастрофа на кухне, а есть хочется. Да и вам будет нелишним поужинать.
Окинув взглядом ее худощавую фигуру, я добавил:
– Если Снежана спит крепко, то давайте приготовим что-нибудь. Я буду помогать. По мере сил, конечно.
Лали посмотрела на меня с сомнением, и когда я уже было решил, что она пошлет меня на хер, кивнула.
– Хорошо. Но я не очень голодна.
– Тогда просто составите мне компанию за ужином. Кстати, кофе я варить умею, так что с меня будет хоть какой-то толк.
Вернувшись на кухню, я начал убирать весь тот срач (а иначе его было не назвать), который развел во время своих кулинарных опытов. Лали присоединилась ко мне позже, принеся с собой и Снежану. Ее она устроила в коляске, и на мой вопросительный взгляд пояснила:
– Ей все равно, где спать. А так будет под присмотром.
Кивнув, я принялся наблюдать за тем, как Лали взялась за готовку. Она действовала быстро, как будто не няней у меня работала, а поваром.
– У тебя отлично получается, – похвалил я, переходя на «ты». – Помощь не нужна?
– Нет. Спасибо, – тихо ответила она, и беседа на этом закончилась.
Я же продолжал смотреть на Лали, пытаясь составить о ней более полное впечатление. Например, о том, как она себя чувствует наедине со мной. И пришел к выводу, что Лали испытывает стеснение. Как будто ей хотелось быть в этот момент где угодно, но только не здесь.
Мои наблюдения прервал плач. Снежана проснулась, и мы с Лали одновременно поспешили к коляске. Только у няни были перепачканы руки, поэтому ребенка немного неуклюже (но уж как умел) взял я.
– Я укачаю ее, – пообещал Лали.
– Только голову держите, она еще не умеет сама.
– Хорошо.
Во взгляде Лали мелькнуло что-то, похожее на затравленность. Я ее пугал? Она чувствовала себя рядом, словно в клетке? Хм, это было довольно странно.
Хотя, точно. У нее же пропал ребенок, и я даже представить не мог, что она ощущала.
– Кстати, брат моей жены работает в полиции, – сказал я, присаживаясь на диван и покачивая Снежану на одной руке. Ребенок был такой крохотный, что вполне на ней умещался. – Он может помочь вам в поисках похищенного младенца.
Я взглянул на Лали, но она вдруг побледнела и снова посмотрела на меня затравленно. Да что вообще происходит, черт бы все подрал?
– Спасибо… но его уже ищут, – выдавила она из себя, и на этом наш разговор опять завершился.
Ужинали мы тоже почти что в молчании. Обменялись лишь парой реплик относительно разбушевавшейся стихии за окном, и на этом все. А когда разошлись по комнатам спать, я набрал номер жены.
– Ты с ней? – было первым, что она спросила, когда взяла трубку.
– Я с Лали и Снежаной. Собирался привезти их домой, но ты сама видишь, что за окном.
Лера промолчала, я слышал только ее дыхание.