Здравствуй, дочь!

Подойдя ближе и поравнявшись со мной, Аня добавила:

– Хочешь пообщаться с Лерой, прежде, чем мы уедем?

Я лишь коротко кивнул в ответ. Я действительно хотел, вот только сам не знал, как к ней подойти. Но с чего-то все равно нужно было начинать.

Выйдя следом за Аней в гостиную, я подошел к дивану, на котором устроилась Лера и присел рядом. Дочь (как странно было думать об этой девочке именно так!) даже не повернула головы и мне пришлось обратить на себя внимание, заговорив:

– Что смотришь?

– «Алладина», – откликнулась она, так и не удостоив меня взглядом. – Ты что, сам не видишь?

– Я давно не смотрел мультики, – признался с коротким смешком. – Разрешишь мне посмотреть вместе с тобой?

Лера в ответ только передернула худенькими плечиками – сиди, мол, раз уж пришел. Мы молча пялились в экран какое-то время и я мучительно пытался придумать, как еще завязать диалог с ребенком. Которому, совершенно очевидно, не слишком-то нравился.

Лера прервала молчание первой. Повернув ко мне голову, неожиданно спросила в лоб:

– Почему ты нас бросил?

– Я не…

Едва заговорив, тут же прервался. Хотелось сказать, что я вовсе их не бросал – просто не знал ничего о ее существовании. Но ведь в какой-то степени она была права – за все эти годы я ни разу не приехал к ее матери. Считал, что это моя кара. Считал, что недостоин. И в итоге просрал несколько лет жизни собственного ребенка. Хотя почему Аня ничего мне не сказала сама – нужно будет еще у нее выяснить.

– Так получилось, – ответил Лере после паузы. – Но теперь все будет по-другому.

– Тебе придется очень хорошо постараться, – серьезно проговорила Лера.

Я улыбнулся:

– Как насчет того, чтобы съездить завтра вместе в самый большой магазин игрушек?

– Постараться, а не подкупить, – фыркнула пренебрежительно дочь.

Черт возьми, она была права. Не все в этой жизни можно было купить. Увы, деньги не являлись панацеей. Невозможно было приобрести ни за какие суммы ни любовь своего ребенка, ни здоровье ее матери. С последним, впрочем, я еще намеревался поспорить.

– Я придумаю что-нибудь другое, – пообещал Лере, после чего она решительно спрыгнула с дивана и заявила:

– Нам домой пора. Пока.

– Пока… – пробормотал вслед, и, услышав звук захлопнувшейся двери, прозвучавший, как приговор, поднялся с места, чтобы вернуться к своему виски.

Все, что узнал за этот вечер, навалилось на душу тяжелым грузом. И виски – единственное, что мне теперь оставалось, чтобы хоть как-то забыться.

– Можно я не буду называть его папой? – подала Лера голос, когда мы почти добрались до дома.

Весь путь обратно я не переставала задаваться вопросом: правильно ли сделала, поехав к Роману? В душе царила такая буря из самых противоречивых чувств, что я задыхалась. Наша встреча разбередила то, что я считала давно забытым, пережитым.

Отпущенным.

На деле же, ничего никуда не делось. Как я ни старалась ничем не выдать того, что чувствовала, сама понимала, что не смогу справиться с цунами, сносящим все на своем пути.

– Он тебе не понравился? – как можно спокойнее уточнила я, взглянув на дочь в зеркало заднего вида.

– Не знаю. Кажется, хороший.

Поджав губы, я нахмурилась. Конечно, я не имела ни малейшего представления о том, как у нас с Васнецовым все сложится дальше, но вроде бы, он был настроен по отношению к Лере позитивно. И от меня зависело, чтобы и наша дочь тоже доверилась ему. Чтобы он стал ей близким человеком.

– Конечно, можешь не называть, – все же улыбнулась в ответ. – Никто от тебя этого не требует. Но мы с ним продолжим встречаться. Я хочу, чтобы у тебя был отец.

– Я…

Наверно, она хотела сказать что-то вроде: «Раз он нас оставил, то я не хочу такого отца». По крайней мере, именно этого я и ожидала от Леры. Но вместо этого она продолжила:

– Я тоже.

И я почувствовала нотки облегчения. И еще кое-чего, что старалась гнать от себя куда подальше. Ревность.

Меня не станет, а Леру будут воспитывать Васнецов и его новая жена. Они станут ездить в путешествия, возможно, когда-нибудь моя малышка сама захочет назвать ее мамой.

Нет! Я не имела никакого права, особенно морального, съедать сейчас себя подобными мыслями. Болезнь и без того справлялась с этим на «ура».

– О, Томка приехала, – сказала дочери, когда заметила, как моя лучшая подруга подходит к подъезду.

– Ура! – обрадовалась Лера, и стоило мне припарковать машину, выбежала на улицу, чтобы секундой позже повиснуть на шее Тамары.

– Слушай, а ты знала, что Том и Джерри на самом деле любили друг друга, и просто устраивали театральные представления перед хозяйкой кота? – удивленно воскликнула Тома, выходя из детской через час после того, как они с Лерой скрылись там вдвоем.

– Зачем? – нахмурилась я, выплывая из сонма своих размышлений.

– Ну чтобы она не выгнала Тома!

– Нет, не знала, – покачала я головой.

– Вот теперь нам с этим как-то жить, – пожала та плечами и стала копаться в холодильнике.

С Тамарой мы дружили лет десять. Она была не очень удачлива в любви, постоянно боролась с лишним весом, но тот побеждал. Зато другом она была верным, тем, которому можно рассказать если не все, то почти все.

– Ты как? – спросила она, усевшись напротив меня. Принялась за наскоро собранный бутерброд, сама же смотрела на меня внимательно.

– Чувствую себя ничего. И мы с Лерой были у Васнецова.

Тома кивнула, отложила бутерброд. Прожевав то, что уже успела откусить, спросила:

– Как он? Не забыл тебя?

Я горько хмыкнула. Главным был другой вопрос. Не забыла ли его я? Нет, не забыла. Но Тамара спрашивала об ином.

– Нет. Вспомнил прямо сразу.