Нас будет трое

– Дай мне объяснить все… пожалуйста, – прохрипел он.

Мой взгляд последовал за его пальцами, так отчаянно впивавшимися в мою руку, причиняя легкую боль. Но это было совсем ничто по сравнению с адом, разверзшимся внутри.

– Объяснять надо было, когда тебя просили, а теперь… я не хочу тебя видеть.

Это действительно было сложно. Так несказанно трудно: смотреть в знакомые, родные глаза, и пытаться выстроить между нами стену ради собственного спасения.

– Я знаю, – выдохнул он, растрепав рукой и без того взъерошенные волосы, – знаю. Я поступил, как последняя тварь. Я не имел права убегать, оставив на тебя сына, но…

Он покачал головой, словно и сам до конца не зная, чем оправдаться, как объяснить содеянное…

– Я не выдержал, – признался наконец с тяжелым вздохом. – Все это было шоком для меня тоже. Я не мог поверить, что такое случилось со мной… с нами… не мог осознать, что предал тебя. А ты задавала вопросы, просила ответы… а в том состоянии я и себе не мог толком ничего объяснить…

Этот разговор явно затягивался и затягивал в себя, как в пучину, меня саму – в эту ситуацию, в эти оправдания… и я понимала – мне предстояло сейчас решить, а хочу ли я вообще все это слушать? Или мне тоже требуется время, чтобы понять, а имеют ли вообще хоть какое-то значение его слова? Да и есть ли вообще такие слова, которые способны оправдать измену?

Я не могла их себе сейчас представить.

– Не вышло бы у нас тогда никакого нормального разговора, – горячо заговорил вновь Валера, словно чувствуя мои внутренние колебания. – Мы оба были в шоке, оба на срыве… что могло из этого выйти, кроме криков и поспешных безрассудных решений?

– А может, я уже все для себя решила? – вздернула я бровь. – Без тебя. Пока ты где-то там прохлаждался…

– Я был в отеле, – ответил он. – Пытался уложить все это в голове, а потом… попросту надрался…

– А знаешь, что делала в это время я? – вспылила я мгновенно. – Ухаживала за твоим ребенком и сходила с ума от беспокойства, задаваясь вопросом, а жив ли ты вообще!

Он вдруг улыбнулся – так странно, словно бы неохотно, будто бы и сам не ожидал, что сумеет растянуть потрескавшиеся губы в слабой улыбке, и, прислонившись к стене, устало прикрыл глаза.

– Знаю, что не должен был так поступать… но я знал, что только тебе могу доверить Мишу.

У меня были у нему миллионы вопросов. Но стоило ли их задавать? Стоило ли утопать в этом болоте, в которое оказалась без спроса втянута, еще глубже?

И все же я не выдержала. Коротко кинула:

– Где ты его взял?

Он вздохнул, помотал головой, словно отгонял от себя неприятные видения.

– Мать ребенка сказала, где его забрать. Я приехал туда… меня встретила старая женщина и передала мне Мишу.

– Кто его мать?

Он зажмурился, словно этот вопрос причинял ему боль.

– Это трудно объяснить…

– Но ты уж постарайся, – язвительно заметила в ответ. – Возможно, это твой единственный шанс.

– Я ее даже не знаю, – произнес он размеренно. – Точнее, почти не помню. Много лет назад я… проснулся в отеле, в котором жил, после вечеринки в честь завершения строительства очередного объекта. Мы тогда много пили… и я вообще не помнил, как добрался до номера, а утром… обнаружил, что в постели не один. Она уверяла тогда, что у нас ничего не было… а недавно позвонила и попросила увидеться. И вот вчера… я узнал о Мише.

Я потрясенно смотрела на него, пытаясь осознать все услышанное.

– Ты понимаешь, что это может быть… вообще не твой ребенок? – поинтересовалась сухо, сложив на груди руки. – Что его могли попросту на тебя скинуть…

– Понимаю. Но оставить его там я не мог. Та женщина и то, как выглядел Миша… ясно говорило о том, что с ним не очень хорошо обращались.

– А обо мне ты не подумал? – процедила с горечью. – Ведь мог же проверить все до того, как приводить его сюда! Мог поберечь мои нервы и сразу все нормально объяснить! Или я для тебя… кто? Прислуга, бесчувственный робот?.. Да ты хоть понимаешь, что я пережила за эти часы?! А это может быть даже не твой ребенок!!!

Подавшись к нему, я зло замолотила по крепкой груди кулаками, а он не стал мне мешать. Позволял выплеснуть все, что во мне бурлило, принимая, как заслуженную кару.

– Злата, прости… Ты, конечно, права. Но я… почему-то уверен, что Миша – мой сын. Сразу, как увидел его… словно на себя самого посмотрел, только маленького…

Я отшатнулась от него, перевела сбившееся дыхание… и коротко подытожила:

– Твой сын – твои проблемы. Занимайся теперь им, а я ухожу.

Он протянул было ко мне руку, но я увернулась, пройдя мимо. Не знала даже в этот момент, что хуже: то, что у моего мужа есть внебрачный сын или то, как он мне это преподнес – резко, жестоко, и при этом даже не имея четкого доказательства того, что это и впрямь его ребенок!

Я наскоро побросала в дорожную сумку несколько необходимых вещей и направилась было на выход, но тут мой кардиган за что-то зацепился…

Обернувшись, я увидела позади себя Мишу. Он сжимал в маленьком кулачке мой подол, взирая на меня с молчаливой мольбой… от которой разбивалось сердце.

Я присела перед ним на колени, мучительно борясь с подступающими слезами и чувствуя, что безнадежно проигрываю эту битву.

– Мне нужно уйти, – выдавила из себя с огромным трудом. – А пока меня не будет… ты можешь читать любые книжки, какие только захочешь. Ладно?

Он упрямо помотал головой, сжимая кулачок еще сильнее, еще отчаяннее. Я не знала, как вырвать из его рук свой кардиган… не знала, как отважиться лишить его той надежды, с какой он за меня цеплялся.

– Миша, пожалуйста, – взмолилась чуть слышно, – отпусти…

Удивительно, но он, кажется в этот момент понял, насколько я надломлена, насколько на грани. Пальцы его разжались и с моих губ сорвалось глухое рыдание, когда я увидела, как на расправленную худенькую ладошку капнула слеза. Моя или его?..

Выносить дольше я это не могла. Вскочив на ноги, побежала ко входной двери, желая только одного – покинуть духоту этой квартиры и сделать хоть глоток свежего воздуха…

Сильные руки перехватили меня в прихожей, прижали к себе. Родной, любимый голос взмолился:

– Злата, пожалуйста… ругай меня, бей, делай, что хочешь… только не уходи…

Он рвал мне душу в клочья, превращая все тело в один огромный кусок боли. Я забилась в его руках, желая сейчас только одного – свободы…

И он отпустил. Разжал объятия, позволяя выпорхнуть из них, как из ставшей внезапно тесной клетки. Словно обезумевшая, я вылетела из дома, сама не зная, куда направляюсь и зачем…

Глава 8

– Мне так плохо… так плохо, Даш…

Собственный голос звучал глухо из-под ладоней, которыми прикрывала лицо. Будто была какая-то надобность таиться от человека, с которым дружила полжизни. Будто нажимом пальцев на усталые, воспаленные веки можно было остановить, вытеснить боль, которая пожирала, истощала всю мою душу.

– Не знаю, что и сказать, золотко… – пробормотала подруга и по тону ее я слышала, что она не менее растеряна сейчас, чем я сама.