Развод с криминальным авторитетом

Сухим разговор получается лишь из-за меня – я осознанно не иду на контакт. Боюсь, что если начну говорить слишком много, то просто заплачу и брошу в него сотни обвинений – начиная от трагедии, заканчивая его новоиспеченным сыном и любовницей.

– Даш…

Я резко поднимаюсь с места, стараясь на смотреть Марату в глаза.

Меня слегка потряхивает, а эмоции вот-вот вырвутся наружу, но допустить этого нельзя. Никак нельзя.

– Я пойду к себе. Сегодня в студии у меня было несколько привередливых клиенток. Я устала.

– Сегодня воскресенье. Ты снова работала?

– Не могла отказать судье – ей нужен был образ на светскую встречу. К тому же, я не против работать сверхурочно, работа… отвлекает, – поясняю сухо.

– Мы вроде бы договаривались работать меньше.

– На тебя это правило не распространяется, так?

Я чувствую, как мои шипы вонзаются в его тело. Ему больно, но только мне-то все равно больнее. Это у него есть третий ребенок в то время, как у меня их всего два.

– Даш, ты хотела поговорить.

Я выгибаю бровь.

– Ты звонила мне, когда я был в командировке, – напоминает мне. – А сейчас снова бежишь?

При упоминании бегства и изматывающих разговоров я снова превращаюсь в колючую розу, поэтому в своих ответах я подключаю максимальное равнодушие:

– Я лишь хотела тебя услышать. Разговаривать не хотела. Доброй ночи.

В глазах Марата написано многое – от бурлящей ярости до кипящей злости, но произносит он совершенно другое:

– Даш, извини.

– За что?

– За то, что задержался в командировке. Ты ведь поэтому на меня злишься? Мы не всегда в этой жизни делаем то, что хотим. Иногда жизнь решает за нас.

Я стискиваю вилку в пальцах и молча киваю. Марат поднимается следом и ставит посуду в раковину.

– Все в норме, я совершенно на тебя не злюсь. Кстати, ты помнишь, что мы скоро идем в театр? Надеюсь, что ты не забыл, что периодически нам нужно выбираться в свет, чтобы не ходили дурные слухи?

– Даш, мне все равно на слухи. У меня есть проблемы, и я пытаюсь… их решить. Я лишь хочу получить от тебя долбаную поддержку…

– Ты получал ее все годы, и вот, во что это вылилось!

Склонившись над столом, Марат сжимает столешницу ладонями до побеления костяшек и, кажется, совсем меня не слышит. Словно он в своих мыслях или хочет сказать мне нечто важное, но…

Не говорит.

Так и стоит молча, пока я быстро загружаю посуду в посудомойку и выбираю программу, после чего выхожу из кухни, до последнего чувствуя на себе прожигающий взгляд мужа.

Я закрываю дверь своей спальни и медленно, почти без сил стягиваю с себя платье, по пути направляюсь в душ. Под горячими каплями воды мне ожидаемо не становится лучше, хотя одно преимущество все же есть – можно плакать и не вытирать слезы – их смывает вода.

В последнее время мы спим раздельно, а близость осталась лишь в качестве потребности, не более того, и в свете последних событий это было нашим лучшим решением. Я абстрагировалась, и скандалы в доме закончились. Осталось лишь сухое, равнодушное общение. Без огня, пожаров, слез и чертовых скандалов.

Закончив принимать душ, я быстро переодеваюсь в шелковую ночную рубашку и приглаживаю влажные волосы.

Темнота спальни обволакивает меня, и на секунду кажется, что в ней можно спрятаться, но едва я прикрываю глаза, как телефон на прикроватной тумбе коротко вибрирует.

Я машинально тянусь к нему, щелкаю по экрану.

Вадим Островский.

Сообщение короткое, но какое-то… какое-то теплое.

«Не спишь?»

Я замираю.

Сердце отбивает глухой ритм.

Я не знаю, что ему ответить.

Не знаю, зачем Вадим пишет мне в столь позднее время и не знаю, зачем я ему отвечаю, но пальцы сами набирают ответ, вовлекаясь в опасную ночную переписку, которую Марат может вычислить на раз и два.