Точки притяжения

Они, оказывается, уже дошли до её места. Зайдя за свой стол, она одновременно осознала три вещи: что Макс всё ещё стоял рядом, что сегодня на нём была другая джинсовая куртка и что от него пахло табачным дымом. Она вопросительно посмотрела на него, словно спрашивая, остались ли у него ещё вопросы; поймав её взгляд, он тут же заговорил:

– А ты знаешь про выход на крышу?

Кира отчетливо ощутила, как её настроение начало выравниваться. Крыша? Серьёзно? Она почувствовала прилив восторга и желание сходить туда как-нибудь потом, но вдруг услышала, как задаёт вслух вопрос:

– Покажешь?

– Пошли, – подхватил он и махнул головой в сторону выхода из офиса.

Бросив быстрый взгляд на время и убедившись, что до конца перерыва оставалось достаточно времени для небольшой прогулки, она выскочила из-за стола, и они бодрым шагом ушли обратно.

– Там, правда, курят в основном, – сказал Макс и нажал на кнопку вызова лифта, который тотчас же раздвинул двери: настолько быстро, будто сознательно поджидал их.

Лифт был полон народу; они протиснулись внутрь, встали в небольшом отдалении друг от друга и доехали до последнего этажа. Выйдя в лифт-холл, Кира увидела не очень широкий невзрачный коридор, который направлял поток выходящих из лифта людей в правую сторону; коридор заканчивался бетонной лестницей, по которой они дошли до тяжёлой железной двери и, открыв её, вышли на крышу. У Киры тут же возникло желание прикрыть лицо: в её глаза ударило яркое солнце, а в нос – запах табачного дыма. Крыша оказалась просторной и обтянутой высокой сеткой. Медленно, как бы пробираясь сквозь запах, Кира прошла к сетке и увидела не менее ослепительный, чем палящее высокое солнце, вид на город, который пестрел колючими бликами, исходящими от стёкол уходящих вдаль домов, и заканчивался слепящей полосой воды.

– Ослепнуть можно, – немного измождённо проговорила Кира, с облегчением затенив глаза ладонью; у края крыши было почти невыносимо ярко, но зато дул свежий ветерок, отгоняющий табачные миазмы.

– Вернулся? – произнёс женский голос.

Кира обернулась: к ним неторопливым шагом направлялась девушка, которая держала между пальцев тонкую, длинную и изящную сигарету.

– Крышу показываю, – небрежно пояснил Макс.

Кира почувствовала, что ей было необходимо представиться.

– Привет, я Кира, – сказала она подошедшей девушке, – Работаю здесь второй день.

Девушка приподняла брови в знак лёгкого удивления. Казалось, что все её манеры были наполнены неизменной грацией и горделивой неторопливостью. Нельзя было не заметить тщательности её образа: укороченные брюки сидели на ней идеально, свободная и легкая глянцевая майка вписывалась в неоспоримую гармонию с жакетом, а туфли были именно такой высоты, чтобы как нельзя лучше подчеркнуть её изящество и фигуру; её прямые чёрные волосы были собраны в эффектный конский хвост. Кира была уверена, что если она обратит внимание на ногти этой девушки, то увидит лучший маникюр из когда-либо ею виденных.

– Привет, – спокойно ответила девушка, – Я Таня. Как тебе здесь? – спросила она, глазами и бровями сделав однозначный жест, показывающий, что под «здесь» она имела в виду всё вокруг – крышу и вид с неё.

– Вид прекрасный. Но запах… – слегка поморщившись, призналась Кира.

Таня снова использовала глаза и брови, чтобы без слов сказать «ну конечно: это же курилка».

– Я не курю, так что, думаю, мне пора идти, – проговорила Кира и, не дожидаясь ничьего ответа, направилась к двери.

Выйдя на лестницу, она услышала за собой знакомый голос:

– Я тоже ухожу.

Это был Макс, который второй раз за день нагнал её и оказался по правую её сторону.

– Ты не куришь? – поинтересовалась Кира.

Сама она ненавидела всё, что было связано с курением. Ещё в детстве, одновременно узнав о вреде табака и о том, что людей никто не заставлял впадать в эту зависимость, она стала ассоциировать курение либо с уровнем интеллекта, либо со степенью пренебрежения к здоровью. Этому отношению не помогали ни отец, который дымил как паровоз во всех комнатах дома, не заботясь о том, что кому-то это могло быть неприятно (иногда она даже ругалась с ним из-за этого), ни вся остальная масса курящих людей, которых, казалось, беспокоило лишь зудящее желание затянуться и никак не волновало то, что исторгаемый ими дым мог кто-либо вдохнуть. Единственным человеком, в котором она могла переносить эту привычку, была Алиса: её, как и абсолютно всех курящих, никак нельзя было убедить в неблагоразумности саморазрушения, поэтому Кира просто-напросто привыкла; иногда она, несмотря на нелюбовь Алисы к такого рода комментариям, всё-таки вворачивала несколько слов о том, что она была бы рада, если бы Алиса бросила курить; в ответ на это пожелание Алиса обычно утомлённо вздыхала и слегка качала головой в знак давней договорённости о её несогласии.

– Нет, – сказал он, и она почему-то почувствовала облегчение от этого признания.

Молча доехав до двадцатого этажа, они разошлись, и Кира, вернувшись в напряжённое состояние работника, который всё ещё осваивался с непривычной обстановкой, продолжила свой первый полноценный рабочий день.

День 3, неделя 1, среда

Идя по широкому тротуару по направлению к офису, Кира думала о том, что, хотя всё вокруг и начинало выглядеть по-летнему, ветер и температура не торопились бросаться в объятия лета, нудно напоминая всем вокруг, что радоваться пока что было рано. Подходя к зданию, она увидела остановившийся напротив входа автомобиль: из него вышли Марк, его сын и неизвестная Кире девушка, поразившая её тем, что, находясь между ними, она объединяла их в цельную композицию – в семью. Её лицо было округлым, фигура – не худой, но в то же время не полной и заметно стройной, а её голову венчала объёмная шишка из почти двуцветных волнистых волос пшенично-золотого цвета. Автомобиль начал отъезжать; Марк, помахав, крикнул «Спасибо, что подвёз!» и направился вместе с дочерью (Кира была убеждена в том, что это была его дочь) к мерно крутящемуся входу. Макс, отстав, вытащил из кармана телефон и, смотря в него, остановился. Дойдя до него, Кира стянула наушники на шею.

– Привет.

– Привет, – откликнулся он, быстро взглянул на неё и тут же убрал телефон в карман джинсов; они пошли ко входу, – Что слушаешь?

– Девятнадцатую симфонию Бетховена в до-мажоре, – на ходу сочинила Кира.

– Серьёзно?

– Нет.

– Я хотел сказать, что это мой любимый композитор.

– Серьёзно?

– Нет.

Они посмотрели друг на друга взглядами, искрящимися лёгким задором и, пройдя сквозь вертящиеся двери, направились к лифтам. Марк с дочерью уже стояли с ожидающими; дочь, похоже, внимательно смотрела на своего брата и его собеседницу.

– Это твоя сестра, да? – спросила Кира.

– Ага.

– По твоей семье можно изучать генетику.

– Покажи мне фото своей семьи, я тоже поизучаю, – слегка вызывающе ответил он, пристально посмотрев на неё; она, улыбнувшись, ответила таким же взглядом.

Кира заметила, что его сестра повернулась к отцу так, будто хотела что-то ему сказать, но ровно в это время у него зазвонил телефон: Марк тут же сделал пару шагов в сторону и встал немного поодаль; дочь встала рядом с ним. Как только Макс с Кирой дошли до лифтов, двери одного из них тут же открылись, и их потоком занесло внутрь. Марк, который только что закончил разговаривать по телефону, зашёл следом, встал спиной к сыну, поздоровался с коллегой и начал рассказывать ей про причины и следствия ремонта своего автомобиля. Его дочь встала справа от отца – спиной к Кире. Её внешний вид, который Кира успела рассмотреть в ту минуту, во время которой они шли по холлу, удивил её больше прежнего: округлость её лица делала его выражение ярким и открытым, её глаза имели отцовскую форму, но были больше и казались такими выразительными, что, вместе с формой её лица, прической и торчащими над ушами короткими волнистыми прядями создавали невыразимо гармоничный образ; Кира решила, что она была похожа на пушистую и озорную кошку. Её фигура настолько хорошо подходила её образу, что Кира начала умолять провидение о том, чтобы оно отгоняло от её головы желание считать себя полной и худеть. На вид ей было лет двадцать; может быть, двадцать один год. Внезапно, прервав её мысленные размышления, раздалось сказанное шёпотом «отвали», которое затем повторилось с большей настойчивостью. Выйдя из задумчивости, она увидела, что дочь Марка круто обернулась налево и, широко и хитро улыбаясь, жестами и глазами пыталась сообщить что-то брату. Увидев, что Кира на неё смотрит, она всё с той же улыбкой повернулась ещё круче и, обратившись к ней, сказала:

– Привет. Я Майя. Его сестра, – представилась она, небрежно махнув головой в сторону брата, – Папа рассказывал про тебя.

По манере её речи можно было предположить, что она относилась к тем бойким характерам, которые за словом в карман не лезли. Ассоциация с озорной кошкой оказалась ещё более удачной, чем ранее.

– Привет, – ответила Кира.

Майя, по всей видимости, осознала, какие обстоятельства привели к этому знакомству и, тут же стерев с лица улыбку, добавила:

– Соболезную.

Кира медленно кивнула. Майя отвернулась, но тут же резко повернулась обратно.

– Как тебе здесь? – спросила она.

– Я тут всего лишь третий день.