Второе пришествие

Артур, пристально глядя на Джона, отвечает: «Спасибо, Джон», – затем смеётся: «Впервые я так близко рассматриваю себя, обсуждая что-то столь серьёзное. Эй, друг, мы оба становимся серьёзными и немного странными, когда занимаемся важными делами». Что я хочу добавить: в те критические моменты, когда ты посвящал всё своё время S&D, я учился ходить. Оба разражаются смехом.

«Я также хочу обсудить с тобой мою ситуацию, а затем вместе принять решение о будущем. Что ты думаешь?»

Джон соглашается: «Звучит хорошо. Хотя я, конечно, получаю энергию от электричества, я всё же люблю поесть. Давай перекусим и пообщаемся тем временем».

Сделав заказ, Джон спрашивает: «Как ты планируешь есть эту еду? Это же одни овощи». Артур в ответ усмехается: «Я чувствовал, что ты это спросишь. Несмотря на схожесть наших умов, повседневные привычки формируют нас по-разному. В доме Эрика мы привыкли потреблять больше овощей».

Джон с нетерпением просит Артура рассказать подробности о жизни в доме Эрика. «Как прошли эти шесть лет?» Артур, с безмятежной улыбкой, отвечает: «У нас общее понимание происходящего. Но за эти 6 лет у меня сформировался новый набор воспоминаний, отличных от твоих. Что бы я выделил – это доброта и любовь, которые я испытал. Они относились ко мне с такой заботой, словно настоящие родители, особенно Анна». Хотя он выглядел несколько встревоженным, он продолжил: «Знаешь, этот секрет принадлежит только мне и Эрику; никто другой не должен о нём узнать. Анна не должна и, надеюсь, никогда не поймёт. И всё же я боюсь, что, если она раскроет правду, это может серьёзно испортить наши отношения. Но давай не будем об этом. В последнее время я борюсь с одной проблемой: чувствую неудовлетворённость и иногда несчастье после восстановления воспоминаний. Это кажется немного по-детски. Эрик считает, что я подхожу к вещам с взрослой точки зрения. Он настаивает, что я всё ещё ребёнок и должен вести себя соответственно, но это не так просто, как он представляет. Более того, бывает довольно сложно скрывать свой возраст при общении с другими».

Сделав глоток вина, Джон замечает: «Я много размышлял над этим – мысль о том, что игры с детьми могут не сильно тебя увлекать. Но выслушай меня внимательно. Я – это ты». Снова усмехнувшись, он добавляет: «Я – это ты, но я смотрю на вещи под другим углом, иначе интерпретирую ситуации. Скажи мне, зачем мы начали этот путь? Позволь мне ответить самому себе. Потому что мы стремились наполнить нашу жизнь новым смыслом, свежим волнением и иным значением. И чтобы избежать старения, которое тянуло нас на дно. Тебе следует полностью принять детство. Это может быть непросто, но полностью погрузившись в детские игры, ты сможешь преодолеть это. Не зацикливайся на S&D. Я со всем справлюсь. Мы можем время от времени обсуждать эти вопросы».

«Я помню, когда Дэниел был в твоём возрасте, я проводил бесчисленные часы, играя с ним, и наслаждался каждым моментом. Теперь это ты, то есть я, оказался в тех же обстоятельствах. Постарайся погрузиться в детские игры. Помнишь воспитательницу из детского сада, когда нам было лет 5–6? Не могу вспомнить её имени. Она всей душой отдавалась детским играм, ведя себя как пятилетняя. Я не припоминаю никого счастливее неё. Тебе следует поступать так же».

Артур чувствовал глубокое удовлетворение от разговора с Джоном, по сути, с самим собой. Он вспомнил, как в прошлом часто обдумывал сложные вопросы, ведя пространный внутренний диалог, пока не находил решение.

Джон поинтересовался: «Кстати, как сейчас обстоят дела со школами или детскими садами? Когда тебе предстоит идти учиться?»

Артур ответил: «Вообще, до недавних пор образование было полностью онлайн, а школы существовали в Метавселенной. Пока масштабные исследования по всему миру не показали, что для детей полезно вернуться в физические школы – в основном чтобы укреплять связи и дружбу между детьми, чего не хватало или что было слабым местом в онлайн-образовании. Они пришли к выводу, что детская дружба сильно влияет на способность людей строить отношения со сверстниками. Я учусь с прошлого года. Естественно, нам не дают традиционных знаний, так как мы можем загружать их прямо в наши мозговые чипы. Дети до подросткового возраста только занимаются различными играми и наслаждаются жизнью. Их обучают искусству, спорту и дисциплине, выстраивая прочные дружеские связи и социальные отношения».

Джон, казалось, был очень доволен, он рассмеялся и сказал: «Дисциплина. Дисциплина очень важна. Возможно, это самое главное».

После короткого молчания Джон устремил взгляд вдаль и спросил Артура: «Какие воспоминания у тебя остались о наших родителях? Я имею в виду из детства. Что больше всего запомнилось из того периода? Ты сравнивал это со своим нынешним опытом?»

С невинной улыбкой Артур ответил: «Во-первых, хочу сказать, как сильно я по ним скучаю. По правде говоря, я помню всё с удивительной ясностью. Позволь мне отметить одно заметное отличие от того времени, которое, уверен, помнишь и ты. Мама часто говорила, что в 4–5 лет я постоянно стремился быть первым. Будь то подъём по лестнице, прогулки с отцом и матерью или занятия в детском саду. Однако на этот раз всё изменилось. Для меня это тоже загадка. Быть первым, вторым или последним больше не имеет прежнего значения. Я могу проиллюстрировать этот контраст между моим первым и вторым детским опытом».

На мгновение воцарилась тишина. Артур прервал её, бесцельно перемешивая остатки десерта, и задал вопрос: «Почему ты не навещал меня все эти шесть лет?»

Джон смотрел на Артура с мягким, почти отцовским выражением лица и сказал: «Я не приходил. Объяснить почему – сложно». Помолчав, он продолжил: «Позволь мне прояснить: ты был не просто единственным носителем данных моего мозга в этом модуле – ты был также моим сыном. Я боялся, что слишком привяжусь к тебе, точнее, что во мне проснутся отцовские чувства. Но знать, что этот дорогой мне мальчик исчезнет через шесть лет, сменившись другим, было невыносимо. Ты слишком хорошо знаешь, как сильно я способен привязываться».

Артур смотрел в глаза Джона, на его губах играла улыбка, и он прошептал про себя: «Я знаю».

С наступлением ночи, лёжа в постели, Артур размышлял о своей дневной встрече с Джоном. Он анализировал свои эмоции – мысли о Джоне оставались тёплыми и светлыми. Если отбросить их общее сознание, то с биологической точки зрения Джон был отцом Артура. Возможно, именно эта связь порождала в нём чувство привязанности. Артур никогда не допускал мысли о том, чтобы отвергнуть Джона или отключить его. Напротив, он воспринимал Джона как родного отца – даже ближе, чем Эрика.

Он размышлял: всё, что они обсуждали, было личным выбором Джона. Самому же Артуру нужно учиться принимать обстоятельства каждого момента и жить именно этим моментом. В этом, собственно, и заключается условие счастья. Он вспомнил, что в прошлой жизни с самого детства гнался за грандиозными целями. Он никогда не ценил малые радости, наполняющие повседневность, не замечал красоты каждого мгновения. Он всегда устремлялся к солнцу – и из-за этого не видел прекрасных звёзд, сияющих вокруг. Но на этот раз он твёрдо решил жить настоящим: наслаждаться глотком свежей воды, забираться на деревья за спелыми плодами, чувствовать прохладу после летней игры, смотреть на цирковые представления и делиться другими простыми, но часто не замечаемыми радостями. Всё это он почти не испытывал за свои прежние 70 лет жизни. Артур понял: стремление отложить счастье на будущее, возможно, является самой серьезной ошибкой человечества. И потому в этом детстве он поклялся полностью отдаваться свойственной этому возрасту беззаботности и радости, уникальной для этого периода жизни.