– «Какое здание самое высокое в мире?».
– И ты знал ответ?
– Знал…
– Не скажешь мне?
Билли помотал головой.
– Это будет нечестно. Ты должен сам узнать.
– Согласен.
Помолчав минуту, Эммет сообразил, что смотрит в свое молоко. У него была мысль. И он решал, надо ли ее высказать – и когда.
– Билли, – начал он, – не знаю, сказал ли тебе мистер Рэнсом, но мы больше не можем здесь жить.
– Я знаю, – сказал Билли. – Ферма отчуждается.
– Правильно. Ты понимаешь, что это значит?
– Это значит, что нашим домом теперь владеет Сберегательный и кредитный банк.
– Правильно. Они забирают дом, но мы можем остаться в Моргене. Какое-то время пожить у Рэнсомов. Я могу наняться к мистеру Шалти, осенью ты пойдешь в школу, а потом как-нибудь сумеем купить себе дом. Но я подумал, что стоит нам с тобой попробовать что-нибудь новое…
Эммет долго думал о том, как сказать это – боялся, что Билли огорчит расставание с Моргеном, да еще так скоро после смерти отца. Но Билли совсем не огорчился.
– Эммет, я о том же думал.
– Правда?
Билли энергично кивнул.
– Папа умер, дом отбирают – незачем оставаться в Моргене. Соберем вещи и поедем в Калифорнию.
– Кажется, у нас согласие, – с улыбкой сказал Эммет. – Только думаю, нам надо ехать в Техас.
– Нет, нам не надо в Техас. – Билли помотал головой.
– Почему это?
– Потому что нам надо ехать в Калифорнию.
Эммет хотел было что-то сказать, но Билли уже встал и подошел к мешку. На этот раз он открыл передний карман, вынул конверт и вернулся на место. Он аккуратно смотал красную нитку с клапана конверта и стал объяснять.
– После папиных похорон, когда ты поехал обратно в Салину, мистер Рэнсом послал нас с Салли в дом искать важные документы. В нижнем ящике папиного бюро мы нашли металлическую коробку. Незапертую, хотя ее можно запирать, если надо. В ней были важные документы, как и сказал мистер Рэнсом, – наши свидетельства о рождении, мамино и папино свидетельство о браке. А на дне коробки, на самом дне, я вот что нашел.
Билли перевернул конверт над столом, и из него выпало девять открыток.
Судя по состоянию открыток, они были не совсем старые, но и не совсем новые. Некоторые были фотографиями, некоторые – картинками, но все цветные. На верхней – фотография мотеля «Уэлш мотор-корт», в Огаллале, Небраска, – современного вида мотель, с белыми домиками, посадками вдоль дороги и американским флагом на флагштоке.
– Это открытки, – сказал Билли. – Тебе и мне. От мамы.
Эммет был ошеломлен. Почти восемь лет прошло с тех пор, как мать поправила на них одеяла, поцеловала на сон грядущий и вышла за дверь – и с тех пор от нее ни слова. Ни звонков, ни писем, ни красивых свертков под Рождество. Даже ни слушка из десятых уст. С этим до сих пор жил Эммет.
Он взял открытку с мотелем и посмотрел обратную сторону. Красивый мамин почерк; адресовано им обоим. Как обычно на открытках, всего несколько строк. Сказано, как она о них соскучилась, хотя прошел всего день. Эммет взял другую. В верхнем левом углу изображен ковбой верхом на лошади. Веревка лассо закручена на переднем плане словами «Привет из Ролинса, Вайоминг, – столицы Великих равнин». В шести фразах – последняя загибалась кверху на правый край, – мать сообщала, что еще не видела в Ролинсе ковбоя с лассо, зато видела много коров. В конце опять – как она их обоих любит и скучает по ним.
Эммет просмотрел остальные открытки, обращая внимание на названия городов, мотелей и ресторанов, пейзажи и достопримечательности, и заметил, что на всех, кроме одной – яркое голубое небо.
Зная, что брат наблюдает за ним, Эммет хранил невозмутимое лицо. А в самом вспыхнуло возмущение отцом. Он перехватывал открытки и прятал. Ладно, он был зол на жену, но он не имел права скрывать их от сыновей, прежде всего от Эммета, который мог уже сам их прочесть. Но гнев сразу погас. Эммет понимал, что для отца это было единственным разумным решением. Что пользы от нескольких фраз в открытке, написанных женщиной, которая бросила родных детей?
Эммет положил открытку из Роулинса на стол.
– Ты помнишь, что мама уехала от нас пятого июля? – спросил Билли.
– Помню.
– Она писала нам открытку каждый день, девять дней.
Эммет снова взял открытку из Огаллалы и посмотрел на то место, где было написано: «Милые Эммет и Билли», – но даты не было.
– Мама не писала даты, – сказал Билли. – Но можно увидеть на штемпеле.
Билли взял у Эммета открытку, потом перевернул остальные, разложил на столе и стал показывать на штемпели.
– Пятое июля. Шестое июля. Седьмого июля не было, но тут два от восьмого. Это потому, что в тысяча девятьсот сорок шестом году седьмого июля было воскресенье, поэтому ей пришлось отправить две открытки в понедельник. Но ты вот что посмотри.
Билли подошел к вещмешку и вынул из переднего кармана что-то похожее на брошюру. Он разложил ее на столе – это была дорожная карта Соединенных Штатов. Через всю страну тянулась дорога, которую Билли обвел черными чернилами. В западной половине страны были обведены кружками девять городов.
– Это шоссе Линкольна, – объяснил Билли. – Его придумали в тысяча девятьсот двенадцатом году и назвали в честь Авраама Линкольна. Это была первая дорога от одного конца Америки до другого.
Билли повел пальцем от Атлантического побережья.
– Оно начинается на Таймс-сквер в Нью-Йорке и через три тысячи триста девяносто миль заканчивается в Линкольн-Парке в Сан-Франциско. И проходит прямо через Сентрал-Сити, всего в двадцати милях от нашего дома.
Билли умолк и провел пальцем от Сентрал-Сити до черной звездочки, которой он отметил на карте их дом.
– Мама уехала от нас пятого июля и поехала вот так…
Билли взял открытки и стал раскладывать их по низу карты в западном направлении, каждую под соответствующим городом.
Огаллала.
Шайенн.
Ролинс.
Рок-Спрингс.