Из разрезанного конверта сначала выпал пустой листок, разлинованный словно в средней школе. Божья коровка недовольно расправила оранжевые надкрылья и улетела. Бисер перевернул страничку. На обратной стороне он увидел одно единственное слово. Крупными буквами латинским шрифтом на ней было выведено «REMEMBER».
Кирилл сделал судорожный глоток и вытащил на свет божий всё содержимое конверта.
ПИСЬМО
«Итак, я пишу тебе, старичина Ирбис, а когда ты это читаешь, меня уже нет. Ох и охота мне сейчас взглянуть на твою усатую рожу! Сложное ощущение, браток? С одной стороны, клёво, что я, наконец, провалился в тартарары. Давно пора – заслужил, и сам старался, гнобил себя и других, как мог. С другой же – нехорошо как-то, неспортивно радоваться, если кто-то в ящик сыграл.
И у меня сложное чувство. Некому больше писать. Некому поручить. А за тобой, ты знаешь, должок.
Ну вот, с интродукцией покончено. Перехожу к делу. Только скажу тебе напоследок, что чёртовы эскулапы обнаружили у меня некую хреновину с сердцем. Они твёрдо сказали, что мои ходики будут тикать ещё месяцев восемь. Если без сюрпризов. Я, когда всю историю задумал, об этом знал. Да, забыл. Ещё ведь и пить-курить запретили. Ну, а уж это – дудки! Ладно, я отвлёкся. Теперь ты слушай внимательно, потому что я тебе завещаю! Да. И впрямь – завещаю, а как иначе?
Сына моего Петьку – найди! Найдешь в дерьме, так вытащи из дерьма! Куда скажу – отвези и то, что я ему оставил, отдай!
Сделай, как я сказал. Иначе жди нас «оттуда» вместе. Я у бесов отпрошусь. И её возьму. Мы с тобой оба точно знаем – она за мной куда угодно уйдёт. Из рая или из пекла? Что мы все заслужили?
Ох, прости балбеса! Я не хотел. Я болен, желчен и страшно одинок. Я, знаешь, тебе другое письмо написал и оставил у ребят. Запомни: я передал «по цепочке». Понял меня? Передал по цепочке. Начал, где раньше. Прощай. Поставь за меня свечку за упокой, что ли.
Пан, который пропал.»
– Папа, – услышал Кирилл словно издалека. – Папка, ты что? Ох пап, скажи что-нибудь – мне страшно! Господи, да ты… У тебя руки дрожат, ну пожалуйста, ну не молчи только! Да что же там в этом проклятом письме? С бабушкой что-нибудь?
Девушка теребила отца, от волнения никак не попадавшего в карман куртки, чтобы сунуть туда листочки. А он всё не мог собраться с силами.
– Погоди, Лиз. Ничего. Вернее… Это ко мне. То есть… Словом, знаешь, девочка, есть же вещи… Здесь говорят: «Das ist ganz personlich. Privatsphare…»[1 - Это очень личное. «Приватная сфера».]
Добавил он машинально по-немецки и вдруг почувствовал невыносимую фальшь ситуации. Словно ножом по стеклу. Н-е-е-т, это он должен по-русски! Что же, он и скажет. Скажет, конечно… Но не сейчас. Надо её всё-таки успокоить, а то она…
– А – Лиза? Что?
– Паап! У нас же с тобой всё не как у людей. У нас лучше! Мы с тобой всегда вместе, правда? Ведь правда? Ты, если не хочешь, потом расскажешь…
Она, раскрасневшаяся от волнения так, что уж и веснушек стало не видно, ласково угнездилась рядом с Кириллом и щекотала своими ресницами его щёку, дёргала тихонько его за правый ус, ну разве что не мурлыкала, не забывая, впрочем, время от времени тревожно заглядывать в глаза отца, и даже щупая ему для порядка пульс.
Кирилл Игнатьевич Бисер закрыл глаза, потом вздохнул и Лиза, не веря своим ушам, услышала:
Мы себя не выбирали.
Я – себя не выбирал!
Пели, ссорились, играли,
Ты любила – я страдал.
Ты – меня не выбирала!
Я пропал…
Нет, это позже. А сначала вот что:
Съели вместе суп с котом.
Он и ты, второй и третий.
Нас полно на этом свете:
Я сначала – ты потом…
– Суп с котом? – улыбаясь, спросила Лиза. Ну, значит пронесло.
– Бетик, а Бетик? – уже совершенно взяв себя в руки, сказал отец. – Делаем так. Срочно! Немедленно! Едем в Тироль. Можно прямо сейчас. Нет, лучше завтра. И там… Там я расскажу тебе историю. Сядем с тобой у огня, чтобы снег за окном, глубокий снег! Чтоб горы вокруг и ущелья.
Он запнулся, нахмурился, но затем коротко вздохнул и закончил, медленно и раздельно произнося каждое слово
– Я тебе… расскажу.
Глава 3
Бурый бок старого вулкана, круто поднимавшийся из моря, огибало шоссе-серпантин. По нему тарахтели время от времени набитые до отказа небольшие местные автобусы, двигались легковые машины, часто слегка потрёпанные на невозможных здешних поворотах. Большинство отелей уже было закрыто – осень! Но слева от группы высаженных на крутом склоне пальм, рядом с бассейнами из горячих источников, бивших прямо из самого сердца горы, ещё теплилась жизнь. Живописно разбросанные среди цветущих кустарников и лимонов строения, впрочем, назывались: не «У источников», а «Под пальмами», ибо источников тут хватало – не отличишь.
Двое туристов – мужчина и женщина вышли из ворот отеля, спустились к шоссе и двинулись вниз. Лёгкий мостик уходил вправо в гущу лимонных садов. Они завернули, и скоро их стало уже не видно с проезжей дороги.
Вулкан там и здесь курился белым дымком, но небо оставалось не по-ноябрьски синим. Пар поднимался прямо вверх, так что казалось, будто это рыбаки жгут костерки, чтоб жарить макрель или есть мидии, запивая их белым вином.
– Хороший ресторанчик – «Лючия», – сказала женщина, – и недалеко. Мы можем всю неделю хоть каждый День там обедать. Я только удивляюсь, почему они здесь на Искии по-немецки так плохо говорят. В конце концов, по сравнению с Турцией, с какой-нибудь Анталией, где все работники сервиса.
– Да не только сервиса, – поддержал муж.
– Верно. В любом прибрежном магазинчике, кофейне с тобой могут объясниться. Но Италия живёт туризмом куда дольше Турции! Кстати, портье или ювелиры в Анталии говорят лучше меня.
– Не скромничай! – улыбнулся он. – Слушай Рита, ты мне хотела что-то о болгарине рассказать.
– Да, это я вчера. Помнишь, ты спать пошёл, а я сидела на террасе. Море было спокойное такое, луна, дорожка на воде светилась… И вдруг! Слышу снизу с воды сперва гитару, а следом кто-то запел, да как! Изумительный голос!
– Так. Ты уж не спустилась ли к морю?
– Спустилась – не спустилась. Но я эту мелодию лет с шестнадцати знаю. И вот сама даже не замечаю – сижу, подпеваю ему и плачу.
– Что-что?
– Ну да! Слёзы катятся.
– И кто же там пел?
– Потом. Не спеши!
Резкий вой серены хлестнул их по барабанным перепонкам, и две машины карабинеров одна за другой пронеслись мимо, обдавая прохожих песком и мелкими камушками.
– Куда это они?