Дом в соснах

Растерянность на лице Дэна обнадеживала.

– Что сказал судмедэксперт?

– Есть такой термин, обозначающий ситуации, когда они не могут понять, что убило человека: «внезапная необъяснимая смерть». Это бывает крайне редко и почти всегда в тот момент, когда человек спит. Он просто больше не просыпается.

– Вау. Это… ужасно.

– Но видишь ли в чем дело. Обри не спала, когда это случилось, она разговаривала с Фрэнком.

Дэн наклонился ближе к экрану ноутбука, перемотал видео и пересмотрел ту часть, где умирает Кристина. Затем он посмотрел его снова. Майя наблюдала за ним, надеясь, что он сможет уловить то, что она пропустила. Но когда он заговорил снова, в его голосе звучало недоумение.

– Так как же он ее убил?

Как будто у него есть какая-то сила… Именно это Майя сказала полиции, когда ей было семнадцать, но теперь она была умнее и понимала, что должна звучать рационально.

– Я никогда этого не понимала, – ответила она, – но если кто и способен на нечто подобное, так это Фрэнк.

Дэн нахмурил брови.

– Полиция его не допрашивала?

– Они отпустили его. – Ее плечи поникли.

– Ясно… а что насчет Кристины Льюис? Что известно о том, как она умерла?

Она услышала сомнение, закравшееся в его голос, и ощутила старый вкус гнева, который охватывал ее всякий раз, когда кто-нибудь – полиция, доктор Барри, ее собственная мама – не верили ей.

– Вот, – проговорила она, открывая на своем компьютере статью в Berkshire Eagle[8 - Американская ежедневная газета.]. – Это все, что мне удалось найти. – Она смотрела, как Дэн читает статью, и осознавала, что это не поможет.

В статье говорилось, что Кристина родилась в Юте, была художницей и работала продавцом билетов в музее Беркшира[9 - Музей искусства, естественной истории и древней цивилизации.]. Либо ее смерть действительно была такой необъяснимой, какой казалась, либо прессе сообщили не все.

После изложения того, что произошло – практически пересказа видео, – в статье была напечатана цитата ее скорбящего бойфренда Фрэнка Беллами: «Просто в голове не укладывается. Я очень сожалею, что не смог ничего сделать».

Майю расстроили не его слова, а тот факт, что в статье он был представлен в качестве свидетеля.

– Здесь говорится, что смерть не рассматривается как подозрительная, – отметил Дэн. – Полиция допросила Фрэнка, поскольку он там присутствовал.

Майя усмехнулась.

– То же самое было в прошлый раз.

Дэн внимательно посмотрел на нее – напряженная поза и вспотевшие виски, тяжелые мешки под глазами.

– С тобой все в порядке?

– Да, просто я расстроена.

Казалось, это его не убедило. Даже обеспокоило.

– Что происходит? – настаивал он. – Что-то было не так еще до того, как ты обнаружила это видео.

Она могла бы рассказать ему о таблетках. Но Дэн не поверил ей насчет Фрэнка. Он пытался, но у него ничего не вышло. Сказать ему, что она переживает ломку, значит только ухудшить ситуацию.

– Просто видеть, как умирает та девушка… – Она замолчала.

– Могу себе представить. Должно быть, было очень тяжело потерять свою лучшую подругу.

Ее глаза наполнились слезами. Она отвела взгляд. Любой другой, скорее всего, понял бы, насколько она расстроена, и принялся утешать. Но в отличие от нее Дэн легко говорил людям то, что они, возможно, не хотели бы слышать. Она ничего не хотела в нем менять, но это причиняло боль. Не было никого, чьему мнению она доверяла бы больше, и если он не верил, что Фрэнк мог убить Кристину, то, вероятно, был прав.

И у Майи все-таки паранойя.

Четыре

Она знала, что торт получится отменным. Насыщенный шоколадный вкус, посыпка из орехов пекан. И он прекрасно будет смотреться на подставке, которую она купила специально для этой цели. Майя хотела произвести впечатление на маму Дэна, известную фотожурналистку. Торт должен быть идеальным, и так будет, потому что Майя научилась печь у своей мамы – Бренды Эдвардс, которая в свою очередь научилась у своей, и так далее. Целая вереница женщин, которые занимались выпечкой для снятия стресса в течение многих лет, задолго до того, как кто-то придумал этот термин.

У Бренды была сестра по имени Лиза, чье поведение способствовало изготовлению многочисленных десертов. В детстве, в зависимости от настроения Лизы, девочки были то лучшими друзьями, то врагами. У нее была способность изменять обстановку вокруг себя, в соответствии со своими чувствами и ощущениями. Она могла превратить скучный поход по магазинам в приключение, а поездку на пляж – в адское испытание.

Куда бы Лиза ни пошла, везде хлопали двери и повышались голоса. Единственной постоянной в ее жизни были родители, трое братьев и Бренда, которая одна знала ее по-настоящему, которая больше всех винила себя в том, что случилось потом.

Лизе было пятнадцать, когда она начала подозревать, что ветерок с близлежащего озера проникает в окно ее спальни и отравляет ее ядовитыми парами. Бренда, будучи на два года младше, сначала поверила ей. И, по правде говоря, Силвер-Лейк, которое находилось менее чем в двух кварталах от дома, было печально известно своим загрязнением уже более ста лет. Первой изгадила воду хлопчатобумажная фабрика в 1800-х годах, за ней последовали шляпная фабрика и два разлива нефти. В 1923 году поверхность озера охватило пламя – и всё это было еще до того, как «Дженерал Электрик» сбросила в него полихлорированные бифенилы[10 - Органические соединения, обладающие ярко выраженными эмбриотоксическим, мутагенным и канцерогенным эффектами, являются иммунотоксикантами.].

Подозрения Лизы возникли не на пустом месте, но в течение следующих нескольких недель они переросли в навязчивую идею – первую, за которой вскоре последовали другие. Она перестала мыться, убежденная, что ядовитые воды озера просочились в их резервуар для воды. Она везде надевала противогаз, хотя родители умоляли ее не делать этого. Она воевала с ними всю свою жизнь, но со временем перепалки становились все ожесточеннее. Она заявила семье, что все они умрут, если не переедут в другой дом.

К тому времени, когда ей исполнилось шестнадцать, стало очевидным, что проблема не в Силвер-Лейк. С Лизой было что-то не так, но никто не говорил об этом вслух. Тогда мало кто был готов обсуждать психические заболевания, не говоря уже о том, что родители Лизы – бабушка и дедушка Майи – были экспертами по увиливанию от проблем. Единственное место, где оба говорили открыто, было в темноте исповедальни в церкви.

Лиза так и не получила помощи, в которой нуждалась, довела себя водкой, травкой и в конце концов заболела спидом. Остальные члены семьи мирились с ней, пока ей не исполнилось восемнадцать и она не переехала в Калифорнию с мужчиной гораздо старше себя.

Она умерла в двадцать один год.

Майя с ней не встречалась, так как родилась позже. Но даже после смерти ее тетя Лиза оставалась главной персоной в семье. Поучительная история жизни сестры и чувство вины преследовали Бренду постоянно. Поэтому, когда ее дочь в возрасте семнадцати лет начала говорить бессмысленные вещи, она обратилась к психиатру и заставила Майю принимать нейролептики, прописанные доктором Барри. По сей день Майя до конца не простила ее.

Она не видела свою маму больше года, но думала о ней каждый раз, когда пекла. Именно Бренда научила ее быть точной. Точность требовала сосредоточенности. Тщательно отмеряя муку стаканом, Бренда отвлекалась от криков сестры и угроз покончить с собой. Она научила свою дочь, как вкладывать все свое внимание в тесто, и именно этим Майя занималась сейчас. Включив миксер на максимальную мощность, перемешала ингредиенты и добавила три желтка. Ей удалось подавить всплывающие образы.

Дэн не поверил ей, но обижаться на него не хотелось. Она предпочла бы вернуть все так, как было до просмотра видео, – ко вчерашнему дню, – когда наконец спустя почти семь лет она убаюкала себя мыслью, что, вероятно, мама была права: возможно, Майя была такой же, как тетя Лиза, неспособной видеть дальше своих собственных заблуждений. Больной разум, как сказал доктор Барри, редко способен распознать свою собственную болезнь. Эти слова утешали Майю на протяжении многих лет, потому что если она действительно заблуждалась, то ей ничего не угрожало, поскольку Фрэнк на самом деле не убивал Обри.

Видеозапись разрушила надежду на покой, и Майя снова стала семнадцатилетней – единственной свидетельницей убийства. Разница была в том, что теперь она понимала, что ничего не может с этим поделать, и знала, что нет смысла обращаться в полицию. Она уже пробовала – безрезультатно. Она попыталась рассказать Дэну. Что еще она могла предпринять?

Поставив формы с тестом в духовку, девушка занялась глазурью, поджарила орехи пекан и закипятила молоко, добавила кокосовую стружку, попробовала и в кои-то веки не получила удовольствия. Глазурь была готова, и Майе не на чем было сосредоточиться, покуда тесто находилось в духовке.

Она вернулась к морозилке. В последнее время она была такой примерной, так держалась, и вот теперь, еще до полудня наливает себе уже вторую порцию за день. Но разве ситуация не чрезвычайная? Это видео выбило бы ее из колеи при любых обстоятельствах. Сейчас, когда она взвинчена и недосыпает, это совершенно невыносимо.

А ведь еще предстоял ужин с родителями Дэна.

Майя обожгла руку, вынимая противни из духовки. Она подержала ожог под водой, не обращая внимания на боль. Это позволило ей прийти в себя. Она принялась считать свои вдохи, убеждала себя, что не стоит зацикливаться ни на видео, ни на Фрэнке. Особенно теперь, в состоянии ломки.

– Боже, здесь потрясающе пахнет! – воскликнул Дэн, входя с холода. Его взгляд упал на ее ладонь, подставленную под струю воды. – Ты что, обожглась?

– Ничего страшного.