Мой самый-самый…

Встаю с кровати и прямо в окно выкидываю эти чертовы вонючие розы. Не закрываю после – хочется побольше нового морозного воздуха в спальне. Хочется дышать. Поплотнее укутываюсь одеялом и мгновенно засыпаю, чувствуя, как холод щиплет кончик носа и уши. Будто только что умерло то, что мешало спать.

4. Лиза

Когда я встаю на следующее утро, то чувствую странную холодную пустоту. И мне вдруг так с ней спокойно. Не хорошо, но спокойно. Наверно, мне не хватало именно этого.

Ощущения, что всё. Это конец. Мы действительно расстались. Надо дальше жить.

Ночью, когда я увидела Сашкино фото с Тишаковой, я вдруг осознала, что я ведь даже предъявить ему больше ничего не могу. У меня нет такого права. Нет.

Я сама от него ушла, сама твердила, что моя личная жизнь – больше не его ума дело. И что он волен строить свою.

И, похоже, он просто меня услышал. Дословно.

Ну а то, что это именно Надя…

Я пытаюсь не пускать в голову мысль, что возможно у них все началось гораздо раньше, чем Левка застукал их в походе, но не могу…

Может быть, не было физической близости, но симпатия точно была, раз он первым делом побежал к ней, да?

Ну и удачи ему с Тишаковой! Пусть вместе по своим чертовым горам лазают. Отличная пара!

Внутри снова закипает разъедающий гнев, но я уже легко нащупываю точку безразличной опоры и снова возвращаюсь и свое спокойное философское состояние.

Пусть живет…Счастья ему. Хоть с Надей, хоть с Гадей. Мне все равно.

Я настолько погружаюсь в это чувство, что даже дети за завтраком замечают перемену.

– Мам, ты что такая…– Алиска щурится, вглядываясь в мое лицо и пытаясь подобрать подходящий эпитет.

– Какая? – отпивая кофе, вопросительно выгибаю бровь.

– Тихая…

– Будто с успокоительными переборщила, – уточняет Левка, отправляю в рот сосиску.

Смеюсь. Я просто отпустила мысленно твоего папу, сынок. Но вслух это конечно не говорю.

– Выспалась, – улыбаюсь, – Но, если так просите, могу и покричать!

– О, нет, все устраивает! – хором охают дети.

***

На работе тоже выдается спокойный день, наполненный рутинными заботами, словно весь мир решил помочь мне продлить состояние эмоционального анабиоза. Даже Ариэль весь день отсутствовал, никак не беспокоя меня. Вечером по дороге домой заехала в учебный центр к Соне. Выбрали с ней для меня первую обучающую программу. Так как у меня не было практики выступлений перед большой аудиторией, а моя должность предполагала командировки на различные семинары, то остановились на коротком курсе по ораторскому мастерству, которые как раз сама Соня и вела. Попили чай, похихикали, поболтали немного о личном, ближе узнавая друг друга. Она мне была очень симпатична, и я чувствовала, что и я ей.

Уже когда собиралась уходить, в кабинет к Соне зашел молодой парень лет двадцати семи – спортивный, симпатичный, просто одетый – в джинсы и футболку, от чего можно было оценить развитую мускулатуру на его смуглых руках и витиеватую татуировку – рукав.

Я поначалу недовольно поджала губы, решив, что это один из посетителей, и подумав, что вообще – то принято стучаться. И каково же было мое удивление, когда Соня представила парнишку, которого звали Егором, директором этого учебного центра.

Мое замешательство было настолько очевидно, что Егор белозубо оскалился и выдал, что он просто гений, а внешность обманчива, и слегка поклонился. А я поняла, что слегка краснею. Неловкое вышло знакомство, но он и правда совершенно не производил впечатление руководящего хоть чем-то человека.

Думая об этом в машине, я пришла к выводу, что он вполне может быть просто чьим-то сынком. Надо будет потом у Сони спросить аккуратно, права я или нет. Мне стало интересно…

Вернувшись домой, застаю там только Алиску, недавно вернувшуюся из дома творчества с занятия по укулеле. Наскоро делаем с ней ужин, болтая. Пока едим, звоню Левке, напоминая ему, чтобы в одиннадцать был дома как штык. Его недовольное «ла-а-адно» почти полностью перекрывает долбящая на заднем фоне музыка. Отужинав, Алиска уползает к себе в комнату делать уроки, а я включаю телевизор и бездумно щелкаю каналы, совершенно не представляя, чтобы я хотела посмотреть. В итоге торможу на старом- добром «Титанике». Там как раз момент, как Роуз спускается к Лео по лестнице. И я устраиваюсь поудобней в кресле -мешке, мысленно готовясь всплакнуть в самом конце, когда она его спихнет с несчастной двери в воду, и вот тут…

Оживает мой телефон.

Все в таком же равнодушно-коматозном состоянии, в каком прибывала весь день сегодня, я подношу к глазам экран, на котором светится «Мой самый-самый бывший».

Секунда, две…Моргаю.

И чувствую, как внутри словно лавина сходит, ревя. И снова эта боль и нервное возбуждение вперемешку. Невыносимые.

Ну все ведь уже, Саш…Оставь меня в покое, прошу.

Жмурюсь, не поднимаю трубку. А перед глазами эта фотка ночная стоит. Где он с ней. Опять.

Ну вот что он мне звонит, а???

Делаю вдох – выдох. Вытираю потную ладонь о домашние штаны. И все-таки смахиваю зеленую трубку.

– Да.

– Да, привет, Лиз, – его низкий голос вибрирует в трубке, а у меня мурашки по затылку бегут.

Щелкаю пультом, выключая телевизор, встаю с места, не в силах сидеть, и отхожу к окну. Сашка все это время молчит, словно знает, что я сейчас делаю, и ждет, когда замру, чтобы его слушать.

– Зачем звонишь? – обнимаю себя за предплечье, уставившись невидящим взглядом на горящую ночными огнями Москву за окном.

Сейчас так отчетливо ощущаю, что он где-то там. Невероятно далеко.

5. Лиза

– Кхм…– Сашка глухо откашливается.

Я прикрываю глаза, прижимаясь лбом к холодному оконному стеклу.

– Лиза, я билеты хочу детям купить на выходные. Вот, звоню посоветоваться.

Ах, билеты, точно, да…Зажимаю пальцами переносицу и отхожу от окна, стараясь игнорировать тонкий болезненный укол разочарования.

– Советуйся, – выходит немного грубо.

И у Сашки моментально меняется голос, звуча более напряженно.

– Вот смотрю рейсы на четверг. В восемь вечера во Внуково сможешь же их посадить, я в Минводах встречу.

– Почему на четверг, а не на пятницу? – хмурюсь, – Им же в школу.