Хроники острова Юракон. Книга 2. Новые пути

Произнеся эту незамысловатую молитву, эльфийка вылезла из-под тяжелых шкур, осторожно поднялась и вышла из пещеры.

С удовольствием окунув ноги в зеленеющую траву на лужайке перед жилищем, она еще раз поприветствовала просыпающийся мир. Потом не спеша углубилась в заросли, покрывающие почти всю долину гор Алении.

Сначала ее путь пролегал по склону, поросшему ветвистыми деревьями, кроны которых образовывали плотную крышу над головой, то и дело цепляя ветвями идущую вперед девушку. В этой укромной роще царил полумрак и даже в самый разгар лета тянуло сыростью из-за обильного потока подземных вод. Местами вода выходила на поверхность, образуя многочисленные ручейки.

У Наэлли был свой, излюбленный родник. Он бил из-под земли мощной струей и свободно скатывался по отвесному горному склону, образовывая небольшое озеро в низине.

Подойдя к ручью, эльфийка присела и окунула в него свои руки, соприкоснувшись с холодом и силой текущей воды. Наэлли быстро умылась, но тут же ощутила желание пройти дальше и искупаться в прогретых за лето водах озера.

Раньше бы Наэлли немедля вскочила и весело помчалась навстречу ласкающим тело водам, но теперь все изменилось. Она аккуратно встала и положила руки на свой живот: уже через несколько недель на свет должен был появиться ее ребенок.

Поэтому эльфийка лишь глубоко вдохнула свежий утренний воздух и с гордостью, почти степенно, продолжила спуск.

В конце лета погода стояла самая жаркая, но впереди ожидался сезон дождей, кое-где на острове сменявшийся морозами.

Наэлли уже провела одну зиму в этих местах и знала, что после родов ей вместе с ребенком придется прятаться в пещере, кутаясь в теплые шкуры и поедая запасенные фрукты и орехи. В основном же питаться мясом, принесенным с охоты Канарис.

Но пока Наэлли не хотела думать о предстоящих трудностях. Ей необходимы были солнце, пение птиц и спелые плоды, которые уже то и дело падали с деревьев под собственной тяжестью.

«Не любя свое тело, не лаская свою душу добрыми словами, невозможно в полной мере полюбить окружающий мир и его обитателей», – вспоминала мудрость своего народа эльфийка, с наслаждением окунаясь в прозрачные воды озера. Зайдя по грудь, Наэлли опустила голову и взглянула на свое отражение в водной глади. За прошедшие месяцы черты ее лица совсем не изменились, оставаясь такими же девичьими и даже задорными. Взгляд застыл будто в ожидании чуда, а веснушки на носу придавали лицу почти детское выражение. Только волосы отчего-то стали тяжелее и темнее, приобретя насыщенный медный оттенок.

Эти новые для Наэлли волосы казались ей признаком взросления, что очень радовало девушку. Она с искренним восхищением улыбнулась своему отражению и тотчас пустилась вплавь.

Из-за близлежащих кустов за ней наблюдала Канарис. Диллофа сильно привязалась к эльфийке и чувствовала потребность во всем оберегать ее.

Эта потребность родилась в Канарис в тот момент, когда она увидела разъяренных ящеров, готовых наброситься на Наэлли в Главном Гнезде. С тех пор чувства Танголины к девушке только окрепли, тем более что в этих далеких от войны краях два разумных существа сильно зависели друг от друга.

Прошлую зиму Канарис и Наэлли провели в этой же долине, наспех очистив и укрепив их нынешний дом – небольшую пещеру на горном склоне.

Диллофа периодически выходила на охоту и приносила пойманных лесных животных, которых свежевала и готовила на костре, а шкуры сушила и отдавала эльфийке.

Всю работу приходилось делать снаружи, на морозе, так как Наэлли готова была скорее замерзнуть насмерть, чем видеть, как Канарис раздирает на части плоть убитых зверей.

Хотя долина и предохраняла от ветра, зимой холод здесь стоял такой, что даже эльфийка в итоге поступилась своими принципами и стала кутаться в шкуры убитых животных, а потом не побрезговала и поджаренным на костре мясом.

Когда морозы отступили и долину напоили весенние дожди, у двух отшельниц началась настоящая работа. Но вскоре Наэлли не смогла полноценно участвовать в обустройстве нового дома из-за беременности, которая поначалу сильно взволновала Канарис.

Танголины высиживали свое потомство из яиц, и для диллофы рождение ребенка из чрева матери было в диковинку. Поэтому Канарис старалась максимально оградить Наэлли от любых хлопот и всячески угождать будущей матери.

Но больше всего сблизили двух необычных подруг долгие беседы, ради которых Канарис пожертвовала жизнью среди себе подобных.

Пожалуй, рассказывать обо всем на свете было единственной обязанностью Наэлли. Но до чего же необходимо это оказалось для нее самой! Собрав все свои воспоминания, красноречие и вдохновение воедино, эльфийка поведала диллофе обо всем, что знала сама: начиная с истории острова Юракона и живущих на нем народов и заканчивая рассуждениями о существовании другого мира, куда переходят души умерших, и куда ушел однажды прекраснейший и мудрейший народ Ангелоподобных, чья кровь продолжала течь в самой Наэлли.

Канарис оказалась внимательной слушательницей, и со свойственным ей любопытством не только впитывала все истории и рассказы эльфийки, но и засыпала ту вопросами. Иногда и сама Наэлли ловила себя на том, что не может чего-то разъяснить диллофе, и тогда девушка переосмысливала свое отношение к тем или иным вещам.

Передавая Канарис свои знания, Наэлли менялась вместе с Танголиной.

Однажды тихим вечером они снова пережили судьбоносный момент, связавший их жизни воедино.

– Это Руттус разболтал всем о присутствии человека в Гнезде, – поморщилась воспоминаниям Канарис, царапая когтем по стене пещеры. – Ашир воспитывал в нас ненависть к куадаранцам. Он считал, что прежде всего стоит победить их, а потом свести счеты с Темными. Эльфов тирон попросту не брал в расчет – они были в его понимании рабами, рабочей силой Алькорка.

– Я не хочу кого-либо винить в случившемся, – покачала головой Наэлли. – Руттус неполноценен, как ты сама говорила, а остальные Танголины были ослеплены яростью. Твой народ так молод, Канарис! Его легко обмануть и привести на путь злобы и мстительности.

– Но только это мы и знали, пока жили в Алькорке. Только этому нас и учил Ашир!

– Ашир в моем понимании – сирота. Ему нелегко пришлось. Он вырос, видя, как Танголин готовят на роль убийц, а его самого считают самым опасным и грозным оружием. Но он оказался достаточно умен, что освободиться и сплотить вокруг себя остальных. Мне искренне жаль его! Он один был вынужден управлять скопищем совершенно неразумных, примитивных ящеров! Это то же самое, что быть полноценным среди умалишенных и при этом понимать, что они – единственная твоя надежда на будущее!

– Да. Ашир долго вынашивал свои планы и пропитался ненавистью к своим хозяевам и врагам, – задумчиво произнесла диллофа. – Но при этом он отчаянно зависим от своего народа! Он боится потерять нас и снова остаться в одиночестве на этой земле.

– Ты правильно рассуждаешь, – кивнула Наэлли. – Но путь, который он избрал, не принесет ожидаемых результатов. Ашир вознамерился подчинить себе все народы Юракона, но его знаний слишком мало, чтобы сразить куадаранцев или Темных, а теперь в игру вступили и мои сородичи. Ашир погубит себя и свое племя, вступив в эту войну.

– Но что же ему остается делать? – спросила Канарис.

– Ему, с его-то отношением к жизни!? – воскликнула эльфийка. – Он обречен, Канарис, обречен на поражение. Он сам ведет себя к этому. Уже не все Танголины беспрекословно подчиняются ему, и ты – первый пример! Племя разумных рептилий недолго будет единым: скоро каждый вылупившийся птенец будет осмыслять жизнь своим умом и делать то, что посчитает нужным, а не то, что ему прикажут. И если не появится среди вас кого-то, кто расскажет Танголинам о законах мироздания, о любви и гармонии, они разделятся на группы и большинство погибнет от рук куадаранцев или эльфов. Вот верный конец вашего племени! И Ашир только способствует этому.

– Так что же делать!? – воскликнула Канарис. – Я, как ты говоришь, отлична от других, но если все Танголины погибнут в стычках или одичают, что же остается мне? Это я останусь одна в своем роде, а не Ашир.

– Не думаю, подруга, – улыбнулась Наэлли. – Если бы нам удалось привлечь к себе побольше таких, как ты, в этих далеких от войн плодородных краях взросло бы новое племя Танголин: цивилизованных ящеров, нацеленных на развитие, а не на разрушение. Я уверена в этом, Канарис. Именно поэтому я и отправилась к вам в Алькорк. Ради этого я пожертвовала своим правом на эльфийский престол, пожертвовала спокойной жизнью и… пожертвовала любимым человеком… Ради чего, скажи, мне жить, как не ради создания чего-то нового, что окупило бы все эти жертвы? Ради чего, как не ради привнесения в этот мир чего-то созидательного, творческого, благородного?

– Ради своего детеныша, Наэлли! – воскликнула диллофа. – И это – прежде всего! Ты должна заботиться о нем, вырастить его!

Наэлли задумчиво уставилась на свой растущий живот.

– Это дитя – единственный отпрыск Неруки. И первый получеловек-полуэльф. Наследник эльфийского трона по материнской линии и сын наместника патриарха. Но как я выращу его, Канарис? И кем он вырастет, ни разу не побывав среди своих сородичей? Ведь кто знает, увижу ли я когда-нибудь свою семью?

– Неважно, – решительно заявила Танголина. – Ты сама учила меня не слишком беспокоиться о будущем! Живи настоящим. Впитывай впечатления этого дня! И, как мать шестерых Танголин, которых я даже не видела, но все же оставила им свою кровь, я заявляю тебе, эльфийка – живи своим детенышем, если собственная жизнь кажется тебе никчемной! Когда я путалась в мыслях, когда мне было плохо посреди каменных руин Алькорка, я вспоминала, что я прихожусь матерью кому-то, и это делало меня сильнее! А ты можешь даже вырастить свое дитя, научить его мыслить, говорить, действовать. Так действуй сама!

И Наэлли жила. Наэлли действовала. Она не тревожилась о том, каким родится первый потомок двух разных народов. Она не тревожилась о том, какая судьба ждет ее дитя в будущем и сможет ли она осуществить свои замыслы и создать новое, более мудрое и безопасное для окружающих племя Танголин.

Эльфийка вышла из воды, подставляя тело лучам утреннего солнца. Она надела юбку из шкур и короткую жилетку-безрукавку, которую смастерила для нее Канарис – зимой диллофа и сама ходила в такой.

– Завтрак! – прокричала Танголина из-за кустов и поспешила наверх к лужайке, где уже заранее приготовила незамысловатое кушанье.

– Только не мясо! – повела рукой поднявшаяся по склону Наэлли.

– Не мясо! Не только мясо! Я собрала фрукты – надо запасать на зиму. А еще у меня есть богатая добыча!

Диллофа в предвкушении вскочила и скрылась в пещере. Через минуту она вывела оттуда упирающуюся всеми четырьмя ногами самку нан-пу. Это стадное животное было самым распространенным обитателем саванн Аллаки, но не отличалось высоким ростом, по комплекции скорее напоминая свинью.

– Это – самка с детенышами! Они уже бегают, но еще не очень быстро и везде следуют за матерью. А она отбилась от стада, и я ее заарканила! Теперь у нас будет молоко, Наэлли!

– Ты предлагаешь нам создать свое стадо нан-пу, Канарис? – удивилась девушка. Для нее такая идея казалась странной, ведь эльфы отродясь не занимались скотоводством.

– Я многое знаю о выпасе и разведении гранов, – кивнула Канарис. – А из нашей долины эти животные не сбегут, особенно если я сумею достроить изгородь на выходе. И еще я попытаюсь свести ее с нашим граном – чем-то они похожи, может, удастся вывести новую породу – с более жесткой шкурой и более неприхотливую к пище!

– Но как ты предлагаешь доить эту самку? Я никогда не занималась ничем подобным, а твои когти могут ранить ее! Тем более, у нас нет никакого сосуда, даже просто посудины, чтобы собирать молоко, – рассудила Наэлли.

– Ха! Ты учила меня полагаться на высшие силы из того мира – вот я и верю, что они пришлют нам помощь! Кроме того, тебе необходимо молоко, да и мясо тоже! Ты же родишь наполовину человека, а значит – воина! – продолжала Канарис, размахивая лапами, чем порядком пугала связанную самку нан-пу.