Дом из парафина

– В честь деда, – коротко бросил Сандрик и нервно потер щеку о плечо.

Дед открыл рот и принял вязкое содержимое ложки. А потом еще и еще. Будто осенило, что это вполне себе нормальный процесс.

– У моего сына, говорят, теперь другая семья. Женщина там, мол, хваткая. Вот и забрала. А у него сын от прошлого брака один остался. Перебивается как может. Школьник еще. Не твой ли одноклассник?

– Хм. Сложно сказать. А звать его как? – спросил Сандрик, чувствуя, что вскипает.

Дед молчит. Сомкнул губы. За ними – скрежет зубов.

– Никто из нас не выберется отсюда живым, – как-то машинально процедил он опять, уставившись в стену.

– Кстати, о смерти, – Сандрик постарался остыть, набраться терпения. – Я как-то бегал по двору. Лет шесть было мне, наверно. Слышу – курица из гаража хрипло горло надрывает. Там мужики возятся, держат ее со всех сторон, а она, как человек, помощи просит, вырывается, во всю горланит. Деревенские бы давно управились, а эти суетятся. Я заглянул в ворота, а они перетянули тонкую ее шейку через бревно, один топором замахнулся и как закатил по бревну! Аж топор в дереве застрял. Кровь куриная по мужикам брызнула, они опешили, руки отпустили. А курица с бревна соскочила и понеслась вон из гаража, прямо по моим ногам. Я закричал, разревелся. Помню как сейчас через широкие отверстия своих босоножек прикосновение ее лапок. Мужики, ругаясь, выбежали из гаража, и дети, разинув рты, побежали вдогонку, а курица-то без головы – и мчится дальше, мчится. Весь двор перепугала. Девятиэтажку нашу панельную обежала и вернулась назад, а останавливаться и не думает. Да и думать ей теперь нечем – голова-то в гараже валяется! Я как завороженный на нее смотрю. Страх ушел, хочу поймать ее и, как щенка, прижать к себе… – Сандрик выдыхает, раз за разом активно набирая ложкой кашу. – Снится мне она до сих пор. Как будто я и есть эта курица. По двору бегаю, ничего не вижу – головы-то нет. А вы ешьте, Александр Гарегинович, ешьте. Молодец!