Святой Франциск Ассизский

Придя в церковь Св. Дамиана, Франциск выложил всю выручку перед священником и попросил его отремонтировать на эти деньги церковь. Священник хороню знал нрав Петра Бернар доне, поэтому отказался принять щедрый дар. Он боялся неприятностей с богатым купцом, предпочитая покой и бедность.

Франциск огорчился и, поколебавшись, схватил деньги и бросил их в окно. После чего попросил, чтобы священник разрешил ему остаться при нём и сколько угодно молиться в этой церкви. Добрый священник ничего не имел против, поэтому позволил странному юноше остаться и молча молиться перед алтарем.

Однако за сыном явился сам Пётр Бернар доне. Его тревожило, что Франциска всё нет, а он уже был наслышан о его чудачествах, поэтому намеревался силой заставить блудного сына вернуться домой.

Франциск, в страхе перед отцовским гневом, укрылся в тайном убежище. На своё счастье, священник нашёл деньги, брошенные Франциском: они всё ещё лежали за окном. Вернув свои деньги, купец несколько утихомирился и вернулся в город.

* * *

Франциск месяц скрывался от гнева отца. Он хотел окончательно порвать с миром: в ушах его настойчиво звучал голос Господа.

Даже уговоры матери, которая ежедневно посылала ему через доверенного слугу немного пищи, не отвратили его от этого намерения.

Однажды, не побоявшись унижения, он вступил в город в очень бедном одеянии и прошёл по самым людным улицам. Горожане, едва завидев, окружили его и – кто шутки ради, кто осуждая его, кто назло его отцу – стали бросать в него камни и глумиться над ним. Мальчишки, радуясь неожиданной забаве, забрасывали его грязью и сквернословили.

Оставили Франциска только тогда, когда на место происшествия явился сам Пётр Бернардоне. В бессильном гневе он схватил сына, доволок до дома и запер в чулане под лестницей, чтобы тот одумался наконец и решил жить как все.

Как бы плохо ни обстояли дела с сыном, Пётр Бернардоне не забывал о торговле. Поэтому он, как обычно, отправился с товаром в путь, а за узником поручил присматривать жене.

Но разве мать, а тем более госпожа Пика, могла бы взять на себя неблагодарную обязанность быть тюремщиком при собственном сыне? Не успел отец отъехать от дома, как она спустилась к сыну и сняла с него оковы. Смутно она чувствовала, что совершается в нём, и ей казалось, что чрезмерная строгость к нему противна воле Божией, которую она угадывала в последних удивительных событиях.

Ласково уговаривая Франциска подчиниться отцу, помириться с ним и вернуться к прежней жизни, она действовала не по убеждению, а по долгу, не желая идти против мужа; когда же она увидела, что сын не поддаётся на уговоры, настаивать не стала: пусть поступает по-своему.

Господин Бернардоне, однако, придерживался другого мнения. Вернувшись домой и увидев, что птичка покинула клетку, он обрушил гнев на жену и в неистовстве отправился в церковь Св. Дамиана, где, как ему сообщили, укрывался его блудный сын.

На этот раз Франциск, чувствуя за собой право служить Господу, не стал скрываться и вышел, прямо глядя отцу в глаза:

– Отец, вяжи меня, избивай, запирай меня в темницу, делай, что хочешь, но знай, что я хочу служить Богу.

Голос Франциска звучал по-новому, он смотрел твёрдо, как полководец.

Пётр Бернардоне, онемев от такой дерзости, чуть не лишился рассудка.

Придя в себя, разъярённый отец, желая с помощью суда заставить сына быть послушным, направился к судьям. Угрожая Франциску отречься от него и лишить наследства, он втайне рассчитывал, что сын, испугавшись, вернется домой. Ему казалось, что поведению Франциска нет никакого оправдания. Он считал, что сын просто охвачен ненавистью и чёрной неблагодарностью.

Но Франциск не пожелал предстать перед судьями: он заявил, что гражданский суд не имеет права судить его в таком деле, и обратился к суду церковному.

Епископом и настоятелем кафедрального собора Св. Руфина был в ту пору Гвидо II, о котором сохранились воспоминания как о строгом и в то же время отечески заботливом пастыре.

– Слушайте! – воскликнул Франциск, – до сей поры я звал отцом Петра Бернардоне, но я желаю служить одному Господу, и я отказываюсь от всего имения отца и от всего, что я от него получил, даже от одежды, которая на мне. Отныне я смогу с уверенностью говорить: «Отче наш, сущий на небесах».

Сказав это, юноша сбросил с себя всю одежду и швырнул её потрясённому отцу. Живое сочувствие охватило толпу. Тронут был и епископ.

Своей мантией он прикрыл нагого Франциска. Всякая связь с миром оборвалась. Франциск нищим вступал в служение Господу.

Пётр Бернардоне стоял как оглушённый. Не этого он ждал, ему не надо было ни денег, ни одежды, он хотел вернуть своего первенца, которого, несмотря ни на что, всё ещё сердечно любил. Он явился на церковный суд, надеясь властью епископа образумить сына, и вот всё погубил.

Бедный Бернардоне! Впервые его расчёты не оправдались. Он отправился в свою лавку, сердце его изнывало от муки.

По-видимому, жизнь его была недолгой: второй его сын Ангел указан в книге записей Ассизи за 1215 год под именем не отца, а матери – Ангел, сын Пики.

Встреча с разбойниками

Весна 1207 года. Природа понемногу пробуждается, нежная зелень уже покрывает просторы долины Сполето, пробивается вдоль ручьёв и тропок. Среди скал горы Субазио расцветают фиалки, набухают почки тёрна, наполняя воздух лесным ароматом.

Обновляющаяся мать-земля купается в лучах солнца. На горных вершинах ещё лежит последний снег.

Однажды утром Франциск вышел из города. На нём был длинный плащ, под плащом – власяница.

Душа его была исполнена радости.

Бабочка, покинув кокон, выпорхнула; опьянённая солнцем и благоуханием, она порхает над землей.

Долиной Франциск дошёл до реки Кьяшо, откуда двинулся по берегу к её истокам у города Губбио, на склоне горы Инджино.

Пройдя долину Вальфаббрика и поднимаясь в гору, он дошёл до Каприньоне, местности, скрытой среди пещер и лесов, – излюбленного убежища разбойников.

По дороге Франциск распевал хвалебную песнь на провансальском наречии.

Внезапно из зарослей выскочили три разбойника:

– Ты кто такой, что здесь распеваешь?

– Я – вестник великого Царя, – твёрдо отвечал Франциск.

– Вот так вестник, да в какой пышной одежде!

Разбойники избили Франциска и бросили его в ров со снегом.

Но Франциск не пал духом. Выбравшись оттуда, он вновь безмятежно пустился по дороге.

* * *

Снег постепенно таял под весенними лучами, река на глазах набухала, создавая заторы и разливаясь.

Франциск постучал в ворота монастыря Св. Верекунда, расположенного в местности, ныне называемой Валлиндженьо, и попросил немного еды и самую старую и ненужную одежду, чтобы немного согреться.

Вид его был жалок, и монахи, не очень доверяя добровольному бедняку, отправили его на кухню заработать себе на похлёбку.

Печальные то были дни: его сторонились, с ним не говорили, никто не дал ему одежды, которая бы защищала от холода получше, чем его лохмотья. Все опасались, что имеют дело с одним из тех недобрых людей, которыми кишела местность.

Не выдержав, Франциск ушёл в Губбио.

* * *

Случившееся не должно нас удивлять: всё это дела человеческие, тем более, что относятся к временам, когда насилие и нравственное убожество были не меньше, а может и больше нынешнего.

Но, как рассказывает летописец, через несколько лет, когда слава Франциска распространилась сначала в Умбрии