– С чего такая щедрость? У меня еще четыре часа рабочего времени.
– Ты сегодня хорошо потрудилась, поэтому можешь идти, но, если хочешь, работай, конечно. Рук всегда не хватает.
Какая муха его укусила. Никогда не отпускал меня раньше времени. Даже если будешь помирать за рабочим столом, все равно.
– Кстати, пока ты работала, какой-то не нормальный пытался прорваться к нам, чтобы выкрасть тело этой мадам.
– Что значит выкрасть? – Я вылупила на него глаза, не понимая, о чем идет речь.
– То и значит. Он начал объяснять нам, что является ее супругом и ее по ошибке забрали сюда. Он должен был забрать ее, и не давать разрешение на вскрытие. Что эта женщина, должна была остаться дома до самого захоронения.
– И? Как он выглядел? Может пьяница какой?
– Что и? Выглядел не очень, глаза бешенные, волосы в разные стороны, да и одет был странно. Высокий, только вот штанишки не по размеру, коротковаты. Но он отказался называть свое имя и предоставлять документы, хотя ее имя он назвал. Анна Викторовна. Фамилию не уточнил. Естественно, его выпроводили из помещения. Казался он, каким-то не нормальным. Все кричал, чтобы ее отдали. Пытался даже пригрозить полицией. Странный тип.
– И правда странность какая-то. А он случайно не мог пробраться в холодильник?
– Что за вопросы, ты же знаешь, что нет. А что случилось?
– Нет, ничего. Просто спросила. Вдруг чего и завтра будем снова искать труп.
– А вот это, ты права. Надо охране наказать, чтобы следили лучше.
Сказать, что произошло что-то странное – ничего не сказать. Такого на моей практике не было, думаю на практике доктора тоже. Наше помещение оборудовано тремя комнатами, не считая холодильника, то есть места для хранения почивших. Холл, где сидит охрана и встречает людей и персонал. Рецепция, где производиться обзвон и регистрация поступивших и, наш кабинет. Попасть к нам не замеченным, точно никто не мог. Никакой живности там быть не должно, потому что помещение обрабатывается с потолка до пола. Так что на свой вопрос, кто же там мог шастать, я не могу ответить. Галлюцинации? Вряд ли.
Я решила не ходить домой, а остаться и помочь Илье, хотя бы тем, что наведу порядок в документах. Их давно никто не разбирал, а с накопившейся работой, все кидалось в одну стопку без распределения. Это оказалось нудным процессом. Сначала разобрать в алфавитном порядке, потом по порядковым номерам и только потом каждый документ должен был попасть в свою папку.
Вся полка с документами была усеяна пылью и даже грязью. Потому что цветы стояли сверху шкафа и видимо, когда их поливали, с них капало. Такое ощущение, что она не мылась несколько веков. В силу нашей занятости, этим должны были заниматься уборщицы, но свою работу они выполняли из рук вон плохо.
Часа через два, пыль была уничтожена, цветы политы, документы сложены в нужном порядке. Я отошла на три шага назад, чтобы полюбоваться своим трудом. Работа выполнена великолепно. Теперь, все стоящее рядом казалось грязным и безжизненным. Но сил делать что-то ещё у меня уже не осталось.
Я прошлась до своего стола и остатки сил потратила, чтобы привести его в порядок. Единственное, что радовало в этот момент, это отсутствие не нужного на моем столе. Я не люблю складировать все, что может пригодиться на своём столе. Всё должно лежать на своих местах.
Самое интересное то, что я даже дома не навожу настолько тщательный порядок.
– Мило. – Откуда-то издалека послышался голос доктора. – Пылесос в руки дать или с тряпкой пробежишь? – Он задумчиво чесал подбородок оценивая расстановку документов.
– Не привыкай, это редкий случай и это нужно было сделать. Наши уборщицы слишком ленивы, чтобы делать свою работу.
– Неужели? Может ты выбрала не ту профессию? – Он издал какой-то странный звук похожий на смешок, но я не уверена.
– Ладно, я удаляюсь. – Мне не понравился его ответ, но все же понимала, что он шутит.
В приподнятом настроении, я вышла с работы, направляясь в сторону дома, но решила прогуляться. Погода оказалась приятной. Лёгкий туман покрывал город. Был август, понемногу лето уступало осени. Все чаще шли дожди, а туман был обычным делом утром и вечером, из-за высокой влажности.
Я повернула на аллею. Люди шли каждый в своём темпе. Кто-то сидел на лавочках, что-то, обсуждая, кто-то просто сидел в обнимку. Дети катались на роликах и велосипедах, при этом не мешая прохожим. Удивительно, да? Обычно носятся, как ненормальные в разных направлениях, не боясь наехать на преграды или даже на людей.
Видела я уже похожий случай, когда мальчик, приблизительно восьми лет, летел на велосипеде не видя дороги. Врезался в мусорный бак, задел проходящую мимо женщину и не меньше навредит себе. Шума было. Все, кто проходил или находился поблизости, решили, что это самый подходящий момент для профилактических бесед с ребёнком. Конечно, нашёлся разумный человек и вызвал скорую, но остальные… Думаю после этого случая, парень забросил велосипедный спорт и передвигается пешком, дабы не напороться на гнев человеческий.
Но сегодня все было прекрасно. Не было никаких происшествий, люди были спокойны. Птицы притаились на деревьях. Где-то из облаков выглядывали последние лучи солнца, готовясь к закату. Я шла по улице наслаждаясь погодой и свободным временем. Думала обо всем и ни о чем. Но телефонный звонок прервал мои размышления, заставив на него ответить.
– Алло?
– Тань, ты где?
Звонила мама. Редко она тревожила меня по телефону, поэтому вопрос вылетел сам собой:
– Что случилось?
– Ничего, просто хотела узнать, когда ты будешь дома.
– Ничего? Скоро буду.
Я положила трубку. Пока шла в сторону дома, анализировала мамин голом. Ничего необычного. Проговорили мы менее минуты, поэтому выводы делать рано. Шла я, уже ускорив шаг. Прогулка закончилась, толком так и не начавшись. Но это лучше, чем ничего. Свежий воздух нужен, пусть и не долго.
Зашла я в дом минут через двадцать после звонка. Пока разувалась, поняла, что кошка меня не встречает. Обычно она сидит под дверьми и ждём пока зайду, уже заведомо зная, что там я. Встречает она только меня. На маму и отца она никак не реагирует. Старательно делает вид, что их не существует. Даже есть не будет рядом. Странное создание, но зато я знаю наверняка, что кроме меня она не подойдёт ни к кому. Никуда не убежит, и никто не сможет её забрать, если вдруг она все-таки попытается сбежать.
Главным образом я торопилась из-за мамы, поэтому на время выкинув кошку из головы, я побрела на звук телевизора, в зал. Мама сидела в кресле, смотря в телевизор пустым взглядом. Папа сидел на диване, что-то сосредоточено, ища в телефоне.
– Привет. – Сказала я, выдавив из себя лёгкую улыбку. Хотя, судя по всему, улыбаться тут было нечему. Оба сидели с таким видом, словно на собственных похоронах. Что могло произойти…
– Привет солнышко. – Сказала мама. Она вымученно улыбнулась и робко посмотрела на своего мужа, ожидая от него хоть немного участия.
Отец даже не глаз не поднял, что-то буркнул себе под нос. Предполагаю это было приветствие. В общем то, большего я и не ожидала. Это же отец.
– У вас такой вид, как будто кто-то умер. Может кто-нибудь расскажет, что происходит?
Я смотрела на них терпеливо ожидая ответа. Когда через пару минут ответа не поступило, я спросила ещё раз, все больше раздражаясь от не понимания:
– Мы что, маленькие дети? Одна сидит в полуобморочном состоянии, второй как воды в рот набрал. В молчанку играть уже не тот возраст, вам так не кажется?
Мама дала трещину первой:
– Не ругайся, просто я не знаю, как начать.
Хоть что-то, но этого мало:
– Так начни ты!
Я повернулась лицом к отцу, всем видом требуя от него ответа.
– Говорить особо нечего. Мы разводимся.
Вы бы видели его выражение лица, когда он это сказал. Оно не выражало абсолютно никаких эмоций. Как может человек, прожив с другим так долго, а это на минуточку двадцать семь лет, говорить подобное без эмоций вообще. Ни обиды, ни злости, ни разочарования. Ничего.
С маминых слов, они познакомились, когда ей было двадцать, а папе двадцать три. Дружили, встречались, а когда начали жить вместе, им все никак не удавалось зачать долгожданное дитя. Столько переживаний, столько попыток, и к двадцати пяти маминых лет, появилась я. И все зря?
Моё же выражение лица было не описать. На нем отразились сотни эмоций. Одно из них была злость на отца. Можно уйти в двадцать, тридцать, даже сорок лет. Но в пятьдесят? Это маразм.