Печать Аваима. Столпы в Пустоте

Пролог

Пролог

Граф Айсенбер потер глаза и откинулся в кресле. Стол перед ним утопал под кипами исписанных листов. На полу лежало сборное изображение покрытой символами человеческой фигуры – то самое, которое они с Готфридом не так давно срисовали с тела Тамаша. С самого отъезда лекаря Мартин бился над этими символами. Пробовал записывать в строчку, анализировал закономерности, выискивал повторяющиеся фрагменты и хоть какие-то зацепки, но все было тщетно. Они будто и вовсе не были предназначены для письма. Вычурные, замысловатые, со своей особенной, неподвластной простой логике красотой, они свивались длинными спиралями и кольцами, увеличивались и уменьшались в размерах, переплетались и образовывали пять четких центров, которые стали заметны только после того, как Мартин отчаялся добиться результата с отдельными листами и разложил на полу общее изображение. И теперь он с новым интересом оглядывал свою находку.

В дверь деликатно постучали.

– Входи, Готфрид, – откликнулся Мартин.

Щелкнул замок, и зашел управляющий с кофейным подносом. Не найдя на столе свободного места, он поставил принесенное на подоконник.

– Подойди, – позвал его граф, – хочу показать кое-что.

Готфрид налил в чашечку ароматного напитка и подошел.

– Посмотри сюда. – Мартин взял кофе и указал на разложенные на полу листы. – Есть какие-то мысли?

Готфрид прищурился и слегка отвернул голову, разглядывая изображение боковым зрением.

– Они как будто разделены на группы. Ведь так?

– Именно, – улыбнулся Мартин, – странно, что мы не заметили этого, когда срисовывали.

– Мы рисовали частями, на коже этого не было видно.

– Согласен, но у меня все равно закончились идеи. Я не знаю, от чего оттолкнуться.

– Мне известно, – предположил Готфрид, – что в некоторых манускриптах использовали специальные значки для изображения целого слова.

– Да, я тоже об этом думал, – вздохнул Мартин, – но тогда бы часть символов повторялась, а здесь нет одинаковых… Я начинаю сомневаться в этой затее.

– Вы слишком к себе строги.

– Нет. Я просто был излишне самонадеян, но… мне очень не хотелось оставаться в стороне от этих невероятных поисков. Знаешь что, Готфрид?

– Нет, ваше сиятельство.

– Я им завидую. Правда. Я бы хотел, чтобы в моей жизни тоже случилось такое приключение.

– Не думаю, что это то, к чему вы стремитесь, – покачал головой управляющий. – Дорожные лишения, безусловно, обладают романтической притягательностью, но ровно до тех пор, пока о них рассказывает кто-то другой.

– Ты скорее всего прав, – граф тряхнул светлыми волосами, – но от этого они не менее привлекательны. Ах, что за великолепная авантюра это могла бы быть!

Он неловко взмахнул рукой, и несколько капель выплеснулись на листы на полу.

Мартин отставил чашку и прикрыл глаза рукой.

– Нет, мне ни за что не успеть к сроку. Три месяца скоро закончатся, и придется отправлять письмо не с новыми открытиями, а с пустыми извинениями. – Он вздохнул и посмотрел на причудливую мешанину черно-коричневых узоров.

И чем дольше он смотрел на испорченную страницу, тем настойчивее казалось, что кофейные разводы как будто дополняют изящные завитушки древнего письма и придают хаотичным узорам некий смысл. Граф скользил взглядом по знакомому изображению. Казалось, что разгадка где-то совсем рядом, нужно лишь отступить с привычной дорожки и посмотреть с другой стороны. Он даже покрутил головой, примериваясь то одним глазом, то другим, и вдруг едва не вскрикнул от мелькнувшей догадки. Схватил грифель и крупно начертил два символа, а потом вдруг разорвал бумагу пополам. Заинтересованный Готфрид вытянул шею, а Мартин как завороженный положил оба клочка перед собой и принялся медленно вращать вокруг своей оси, пока внезапно очертания не совпали, будто две части одного целого. Тогда он вынул еще листок и зарисовал новую фигуру, объединив их в один. Дрожащими от волнения руками выбрал следующий символ из цепочки на полу, перенес на бумажку и принялся вращать относительно нового изображения, пока не нашел правильное положение.

– Готфрид… – пробормотал он. – Неси новые грифели и бумагу. В ближайшее время ты будешь нужен мне здесь.

– Будет сделано, ваше сиятельство.

За следующий день они скопировали на отдельные листы каждую группу символов. После чего Мартин отпустил Готфрида и принялся за работу. Он скрупулезно переносил на отдельные бумажки каждый символ и подбирал положение, а затем зарисовывал на новом листе, словно собирал разбросанные кусочки мозаики. Вскоре он настолько наловчился, что мог с ходу подбирать нужное положение, минуя зарисовку на отдельных клочках. И дело пошло быстрее.

Работа настолько увлекала его, что о необходимости поесть или отдохнуть он вспоминал, только когда в кабинете появлялся Готфрид – с едой или предложением сделать перерыв на сон. Последнее давалось Мартину особенно тяжело – сон казался непозволительной роскошью, а в душе росло чувство тревоги, подгонявшее закончить как можно скорее.

– К чему эта спешка, ваше сиятельство? – не выдержал в один из дней Готфрид. – Вам не обязательно отправлять полную расшифровку по окончании трех месяцев. Не было такого уговора. Я присутствовал и хорошо помню, что с господином лекарем условились лишь обменяться записками о ходе дел и последних новостях.

– Все так, Готфрид, – Мартин откинул взлохмаченные волосы, которых давно не касалась расческа, – но меня не оставляет тревожное чувство, что закончить необходимо как можно скорее.

– Я полагаю, ваше волнение вызвано усталостью и чрезмерно интенсивной работой. Вам нужен отдых и полноценный сон.

– Увы, но нет, – покачал головой Мартин, – ни на то ни на другое нет времени. Три месяца истекают через две недели. На дорогу до приграничного городка уйдет дня три, значит, закончить я должен за десять дней. У меня будет для тебя задание.

– К вашим услугам.

– Распорядись подготовить мой экипаж и все необходимое для зимней поездки к этому сроку.

– Вы же не собираетесь…

– Именно что собираюсь. И это не обсуждается. Ты поедешь вместе со мной, так что позаботься и о своем снаряжении.

– Но зимние дороги небезопасны и труднопроходимы!

– Да, и поэтому подбери кого-то покрепче нам в сопровождение и посноровистей, чтобы знали, как управляться со снежными наносами.

– Будет сделано, ваше сиятельство.

– Спасибо, Готфрид. И еще… когда отдашь распоряжения, возвращайся. Мне нужна твоя помощь, чтобы управиться до отъезда.

– Могу я спросить?

– Конечно.

– Для чего вам ехать лично? Вы любите комфорт и роскошь, а в подобной поездке будете лишены и того и другого.

– Считай это моим тщеславием, – улыбнулся Мартин. – Я хочу лично рассказать об этом открытии.

– Но вы уверены, что господин Тамаш тоже там будет? Может, он просто передаст записку с новостями, как вы и условились?

– Он не поручит записку чужаку, который не ознакомлен с ситуацией, а значит, на встречу скорее всего прибудет кто-то из наших знакомых. Я буду рад любому из них.

– Я вас понял, – поклонился Готфрид. – Отдам распоряжения и вернусь.

– Благодарю.

Когда Готфрид вернулся, дело пошло значительно быстрее, и за день до окончания отведенного десятидневного срока работа была окончена.

Мартин с величайшей бережностью сложил пять новых листов, проложив их тонкой льняной тканью, и убрал в приготовленный Готфридом кожаный дорожный цилиндр. Разбросанные по всему кабинету клочки бумаги управляющий лично сжег в камине, а оригинальное изображение запер в конторке.

Весь следующий день Мартин большей частью был задумчив. Он рассеянно следил, как Готфрид составляет инструкции для прислуги на время их отсутствия. А наутро, задолго до восхода, экипаж на широких полозьях в сопровождении троих конных выехал в направлении гор.

Глава 1

Леса Орман-Калик – в преддверии исцеления

Вигмар поерзал на жесткой койке. Отлежанные бока ныли со всех сторон, а нутро от движения отзывалось тупой болью. И не то, чтобы невозможно было терпеть, – нет, сильные боли остались в прошлом, но во всем теле непрестанно что-то ломило, тянуло и саднило. От долгого лежания мышцы сделались непослушными, и, как ни ляг, все казалось неудобным и невыносимым. Да еще и словом перекинуться было не с кем: раненых в большом общинном доме каждый день становилось все меньше, а те, кто еще оставался, по возможности старались размещаться на некотором расстоянии от недовольного и ворчащего Вигмара.

Он огляделся в поисках, кому бы пожаловаться, но с удивлением обнаружил, что остался в одиночестве – пока он дремал, исчезли последние соседи. Внезапно входной полог откинулся, и Вигмар разглядел против света знакомую худую фигуру Тамаша. Выслушивать нравоучительные подбадривания сил не было, и он предпочел отвернуться и притвориться спящим. Лекарь потоптался у входа, стряхивая налипший снег, и направился вглубь помещения.

– Вигмар, – позвал он, – тебе пора бы начать выходить на улицу.

– Когда кишки перестанут вываливаться, обязательно пойду, – буркнул не поворачиваясь Вигмар.

– Твои кишки будут в порядке, если не таскать тяжести. А движение и свежий воздух необходимы для выздоровления.

– Что ты прицепился? Кому какое дело, когда я начну вставать?

– Как ни странно, очень многим. Мы за тебя переживаем.

Вигмар презрительно фыркнул и обернулся.

– Лучше скажи, как Ягори?

– Все так же, Эстер о ней заботится, но мы мало что можем сделать.

– Тогда я пойду к ней.

– Мы говорили об этом, ты пока слаб…

– Ты определись: двигаться мне или нет? – вспылил Вигмар.

Тамаш устало вздохнул.

– Конечно, двигаться, но с учетом твоих нынешних возможностей.

– Дерьмо, а не возможности. – Вигмар горько скривился. – И было-то дерьмо, а теперь дерьмейший концентрат. Эссенция, мать ее.

– Ну, что есть, – пожал плечами Тамаш. – У кого-то не осталось и этого. Не всем повезло выжить.

– Хватит зубы заговаривать. Хочешь, чтобы я двигался? Тогда проводи к сестре.

– Вигмар, я говорил: она себя не контролирует.

– И что?

– Любой, кто находится рядом с ней, начинает слабеть, – терпеливо пояснил Тамаш, – а ты и без того едва очнулся.

– И как же тогда Эстер за ней ухаживает?

– Я не знаю… Но она почему-то никак не реагирует. И мне даже кажется, наоборот, благотворно влияет на Ягори.

– Так ты мне предлагаешь отдохнуть и набраться сил, пока моя сестра там отдает концы?

– Я не знаю, Вигмар. – Тамаш беспомощно развел руками. – Как лекарь я бы посоветовал действительно набраться сил, но как друг – и твой, и Ягори – я все понимаю.

– А что говорит по поводу нее Кузгун?

– Ничего нового, – покачал головой Тамаш. – И он, и дед Ксатры считают, что ей помог бы крупный источник вроде каменного тролля, чью силу можно поглотить. Но поблизости ничего такого нет, а поиски в горах займут слишком много времени.

Вигмар стиснул зубы и с трудом сел, придерживая рукой вспыхнувший болью живот. Отдышался и заглянул под одеяло – свежий шрам темно-розовым спрутом выступал чуть левее пупка, заползая на бок и грудную клетку. На спине, он знал, хоть и не видел, был похожий рубец, только немного меньше. После того как Тамаш спас его и передал жизненную силу, разорванные внутренние органы и сломанные кости восстановились, но раны были так серьезны, что на полное выздоровление ее уже не хватило, и рубцы заживали медленно и постоянно болели.

Тамаш помог ему одеться, и вдвоем они вышли на улицу.

Было морозно. За последние пару недель землю плотно усыпало снегом, а полукруглые хижины до половины замело сугробами. Только кое-где над крышами вились сизоватые дымки очагов. Солнце стояло высоко, и его золотистые искры просеивались сквозь высокие кроны и рассыпались прихотливым узором на чистой, укутанной белым земле.

Вигмар поначалу пытался бодриться и вышагивал, высоко задрав подбородок, но чем дальше они отходили, тем тяжелее давался каждый следующий шаг. Над губой, несмотря на холод, выступила испарина. Рукой он вначале придерживался за живот, но вскоре вынужден был опереться на Тамаша. А потом и вовсе остановиться, чтобы перевести дух.

– Может, на сегодня достаточно? – спросил лекарь.

– Нет… – прошипел Вигмар. – Хочешь помочь – помогай.

Он крепче сжал руку лекаря и снова пошел вперед – к окраине поселения, где им всем когда-то выделили тройку хижин. Медленно, с остановками, отдуваясь и скрежеща зубами от собственной беспомощности, он все-таки добрел и… замер перед входом.

Что там внутри?

Последний раз он видел сестру перед нападением, и выглядела она уже тогда скверно. Страх холодным липким комком сдавил горло – насколько все плохо сейчас?

Тамаш тихонько кашлянул, и Вигмар, разозлившись на свою нерешительность, мрачно глянул на него и откинул полог.

Изнутри пахнуло теплом и травяными настоями, а темнота после яркого дня показалась непроглядной. Он набрал в грудь воздуха и шагнул. По коже колючей волной пробежали мурашки, виски стиснуло болью.

Вигмар зажмурил глаза, разгоняя цветные пятна, проморгался и оглядел помещение. Толстый свечной огарок стоял на невысоком столике, и его жидкий свет тревожно метался от проникшего снаружи сквозняка. Тусклые блики скользили по стенам и выхватывали детали обстановки. А потом внезапно из темноты проступили очертания топчана и худенького силуэта под пушистыми шкурами. Вигмар сглотнул и сделал пару шагов.

Одеяла на топчане шевельнулись, и из-под них вынырнула голова. Вигмар застыл. Он готовился и ожидал чего-то ужасного: обезображенного болезнью лица, истощенного, усталого. Но то, что предстало его взгляду, выглядело совсем иначе. Его сестра, а это, безусловно, была она, казалась сотканной из горного хрусталя. Переливающаяся полупрозрачная кожа как будто светилась сама по себе. Легкое сияние исходило и от волос, ставших белоснежными. Только глаза по-прежнему оставались черными и пронзительными. Она слабо улыбнулась и выпростала из-под одеяла светящуюся руку.

Вигмар как завороженный уставился на эту изящную, будто кукольную кисть, сделал несколько нетвердых шагов, опустился на колени и коснулся прохладных пальцев. Кожу закололо сильнее, а от прикосновения его собственные пальцы будто покрылись инеем.

– Зря ты пришел, – прошептала Ягори.

Вигмар отрицательно покачал головой и прижал ее прохладную ладонь к щеке. Белый иней расцвел на коже тонкими завитками.

– Прости меня, Ян-ли…

– За что?

– За все… Что втянул тебя в это. Что винил в своих несчастьях. Что не приходил раньше. Это моя вина, что с тобой такое случилось.

– Твоей вины здесь нет.

– Но я ее чувствую! – воскликнул Вигмар, и голову стиснуло новой болью.

– Тебе надо уходить. Я не могу это контролировать – она забирает твои силы.

– Я не хочу уходить. Все равно у меня никого больше нет.

– Пообещай мне кое-что, Вигмар.

Он вопросительно поднял взгляд.

– Оставайся в живых, пожалуйста. Я хочу, чтобы обо мне кто-то помнил.

– Не говори так, Ягори! Я найду способ!

– Я буду рада, если найдешь, – она слабо улыбнулась, и Вигмар почувствовал, как защипало в глазах, – но, если нет, пожалуйста, пообещай мне жить дальше. И еще кое-что… Я люблю тебя. Жаль, что мы так мало это говорили.

Сердце сделало лишний удар. Ягори – трогательная и хрупкая – смотрела на него не отрываясь. Он притянул сестру и поцеловал в белоснежные волосы.

– Я тоже тебя люблю, сестренка. Я найду способ.

– Найди, пожалуйста. Но не приходи больше.

– Ягори…

– Я серьезно – уходи.

Вигмар вдруг ощутил, как от прикосновения сестры по телу разливается холод. В кончиках пальцев закололо, а перед глазами закружились цветные пятна. Он через силу отстранился, с трудом поднялся на ноги и пошатываясь направился к выходу. А возле полога буквально вывалился наружу, где его подхватил Тамаш и почти волоком дотащил до соседней хижины. Там он потерял сознание.

Сколько прошло времени, определить было сложно. Снаружи сквозь щелочки, где занавесь неплотно прилегала к стенам, пробивался сероватый свет – то ли утренний, то ли вечерний. Вигмар огляделся: лекаря рядом не было, но очаг был теплым. В животе жалостливо заурчало. Он поискал взглядом что-нибудь съедобное, но увы, дом был пуст.

Вигмар с тоской подумал, что в дружинном доме не нужно было беспокоиться о таких мелочах. Дважды в день прибегали ребята-подростки и разносили еду всем раненым, которые не могли передвигаться самостоятельно. Потом он подумал, что лекарь мог бы догадаться о том, что ему – больному и беспомощному – нужно как-то питаться. Он облизнул пересохшие губы и снова оглядел помещение: хоть бы воды оставил. Увы, никаких намеков на еду или воду внутри не обнаружилось.

Вигмар, мысленно ругая беспечного лекаря, с трудом сел и нащупал ногами сапоги, заботливо оставленные возле топчана. Кряхтя и отдуваясь, натянул сначала один, потом после передышки – второй и откинулся к стенке, чтобы перевести дух. Слабость тела угнетала. Каждое движение давалось с трудом. А собственная неловкость и нелепость при попытках управиться с обычными делами одной рукой приводила в бешенство и в уныние одновременно. Все казалось бессмысленным.

В животе требовательно буркнуло. Вигмар сглотнул пересохшим горлом и с усилием встал. Перед глазами забегали черные мушки. В голове зашумело. И он едва не рухнул обратно, но удержался и осторожно выпрямился. Найдя куртку, кое-как нацепил ее на плечи и просунул руку в рукав, но проклятый обрубок никак не хотел попадать во второй. Вигмар извернулся и ухватил свободную полу куртки, однако оказалось, что из такого положения до второго рукава тоже никак не добраться. Волна ярости ударила в голову. Он в бешенстве сорвал злосчастную куртку, хотел скомкать, понял, что одной рукой не получится, и со злостью зашвырнул подальше. Туда же полетела подушка, и пинком отправился низенький столик. Вигмар зарычал от беспомощности и пнул топчан.

В ушах зашумело, перед глазами поплыли темные точки, и он снова потерял сознание.

Пришел в себя он на полу. От входа сильно тянуло сквозняком, и бок заметно пристыл. Кое-как подтянул занемевшие ноги, заполз на топчан и завернулся в одеяло. Слегка знобило, и жутко хотелось пить. Он снова обругал лекаря, жалея, что того нет рядом и не на ком сорвать злость. Потом сел и отыскал взглядом злополучную куртку – та бесформенной кучкой выглядывала из-под перевернутого стола.

Вигмар стиснул зубы и снова поднялся. Подобрал одежду. На этот раз сначала продел в рукав культю, накинул куртку на второе плечо и наконец просунул здоровую руку. От всех этих упражнений разболелся шрам на животе. Но Вигмар уже не обратил на это внимания. Кое-как затянул шнуровку и поплелся на улицу.

Серый свет больно резанул по глазам. Из соседней хижины донеслись тихие женские голоса, и сразу стало стыдно: наверняка снаружи прекрасно были слышны его выходки, и соседкой без сомнений была Эстер. Эта мысль удручала, как и то, насколько жалким он себя сейчас ощущал. В дружинном доме, пока он валялся в полубреду, она иногда подходила, чтобы сменить повязки или подать воды, и если ему удавалось сфокусироваться, то взгляд неизменно на тыкался на сочувствие и жалость в светло-голубых глазах. Другое дело, что тогда ему это было безразлично. А вот сейчас уже нет. И поэтому он поспешил убраться подальше от опасного соседства, насколько это было возможно в его состоянии.

Отойдя на некоторое расстояние – слишком маленькое, чтобы можно было считать его безопасным, – он понял, что переоценил свои возможности, оперся рукой о колено и подождал, пока мир перестанет вращаться. Надо было поскорее убраться от этих треклятых хижин. А потом можно где-то передохнуть и подумать, а куда, собственно, он направляется.

Вигмар разогнулся и огляделся: дорожка была протоптана только в одном направлении, и чуть поодаль виднелась непонятная куча хлама, припорошенная снегом. Поскольку других вариантов не наблюдалось, а торить снежную целину он пока не был готов, Вигмар побрел в сторону кучи, которая вблизи оказалась свалкой разбитой мебели.

Раскопав среди хлама длинную палку, он приспособил ее на манер посоха и зашагал дальше, надеясь только, что никого по пути не встретится. А когда тропинка вильнула в сторону и домики скрылись за деревьями, он все-таки догреб к ближайшему дереву и тяжело привалился. Со лба крупными каплями стекал пот. Сердце колотилось где-то между ушами, а дыхание – частое и прерывистое – вырывалось со свистом. Он отер лоб и сплюнул в снег. Во рту стоял привкус железа. Чуть отдышавшись, Вигмар нагнулся и зачерпнул гость снега, отер лицо, шею и, не удержавшись, пожевал замерзшую влагу.

Нужно было решить, куда идти, да и в целом понять, что делать дальше. Пока он был болен, никто его не беспокоил, но долго так продолжаться не могло – он слишком хорошо знал тяжелый характер вождя Седира, чтобы рассчитывать на то, что тот забудет о своих распоряжениях. Значит, надо придумать, как увильнуть от неприятных обязанностей и заодно избежать встреч с никчемным пленником, перед которым представать в таком потрепанном виде хотелось еще меньше, чем перед Эстер.

Голод требовательно напомнил о себе, и Вигмар решил для начала заглянуть в дружинный дом. Однако, когда он добрел до цели, оказалось, что последние койки успели унести, и помещение приспособили под склад. Ровными рядами там, где раньше располагались раненые, теперь были разложены разные предметы военного обихода: что-то на починку, что-то на отправку. А между рядами прохаживалась Шахин и раздавала указания двум молодым оркам из ремесленной артели.

Вигмар решил улизнуть по-тихому, пока дочь вождя его не заметила, но Шахин быстро обернулась и подала знак подойти, словно ожидала его появления. Кисло вздохнув, он поплелся к ней.

– Неважно выглядишь, – поприветствовала Шахин.

– Чувствую себя не лучше, – буркнул Вигмар.

– Я рада, что ты перебрался в нормальное жилище.

– Вообще-то, я не собирался. И я не хочу там жить.

– Вигмар, как ты понимаешь, сейчас не подходящее время, чтобы бегать с твоими капризами. Можешь жить с лекарем, можешь занять третий дом, мне все равно. Но только с сегодняшнего дня ты заботишься о себе сам. Здесь и без тебя дел хватает.

– Есть другие свободные дома?

– Нет. Те, что уцелели после нападения, все заняты. Да и тебе может понадобиться помощь, поэтому лучше оставайся с людьми.

– И что мне делать?

Шахин безразлично пожала плечами.

– Придумай сам. Ты большой мальчик. В крайнем случае можешь заняться тем, что тебе поручил отец. Он оценит.

Вигмар сморщился.

– Пока повременю.

– Я тоже так думаю, – согласилась оркина. – Ладно, иди. Вечером загляни, поговорим спокойно. Только… приведи себя в порядок. Воину должно быть стыдно показываться в таком виде.

Вигмар под ее взглядом вдруг ощутил свою неряшливость, и стало неловко оттого, что не подумал об этом сам.

– Где можно взять одежду? – после некоторого колебания спросил он.

– Иди на купальни, я распоряжусь, – отмахнулась Шахин и быстро отвернулась, на ходу уже отдавая приказы.

По дороге к горячим источникам он оглядывал селение и удивлялся, как сильно все изменилось. Многие дома действительно были разрушены, и восстановлением никто не занимался. Сломанные строения просто разобрали и сложили в аккуратные горки, наподобие той, где он нашел свой импровизированный посох. Орков на улице было немного, и это удивляло.

На подходе к купальням его обогнал мальчик-подросток, оставил стопку одежды и принадлежности для мытья и испарился до того, как Вигмар успел его о чем-то спросить. Решив, что расспросы могут подождать до вечернего визита к Шахин, он с трудом разделся и погрузился в горячую, чуть пахнущую серой воду. Кожу приятно закололо, и измученное тело блаженно расслабилось. Он с наслаждением разлегся на уходящих в воду ступеньках и прикрыл глаза. Калечный он там или нет, а про гигиену и правда не стоило забывать.

Нанежившись и отмыв свое заметно исхудавшее тело, Вигмар с сожалением отметил, что от крепкой мускулатуры осталась едва ли половина. Это удручало. Как и тот факт, что теперь даже от простой ходьбы у него начинали дрожать коленки. Сложно было представить, что когда-нибудь он снова сможет сражаться.

Он с некоторым сожалением вылез из воды и поспешил натянуть теплую одежду. Процесс занял больше времени, чем можно было предположить. Управляться с одной рукой все еще было непривычно. Особенно донимали его длинные волосы – гладкие и блестящие раньше, теперь они надоедливыми космами свисали с головы, лезли в глаза и рот, и не было никакой возможности управиться с ними без второй руки. Вигмар кое-как отжал их и накинул капюшон. А когда наконец доковылял до хижины, оказалось, что Тамаш успел прибрать последствия его вспышки и оставить на столе еду и кувшин травяного отвара, хотя самого его по-прежнему не было.