Печать Аваима. Забытый во Мраке

– Но почему там? Не проще найти их, когда принесут товар сюда?

– Увы, нет, – развел руками Тамаш, – это удовольствие для избранных, а я – человек из другого мира. Мне не удалось ничего об этом выяснить.

– Да, – все также отстраненно ответил Эрнальд, – но почему вы думаете, что по ту сторону выяснить будет проще?

– Скорее всего, не будет, – Тамаш потер лицо узкими ладонями, – но здесь я исчерпал свои возможности и, значит, пришла пора двигаться дальше. Хотя ты всегда можешь вернуться, ты мне ничего не должен.

– Я, пожалуй, останусь, – хмыкнул Эрнальд, – у вас интересно и регулярно кормят.

– Ну что ж, – улыбнулся Тамаш, – у каждого свои основания.

Они наощупь отмерили мясо и немного сыра и быстро поели. Затем подхватили вещи и двинулись дальше в чащу.

Темнота плотным саваном окутала лес, приглушив ночные шорохи. Лекарь, несмотря на плохую видимость, на удивление ловко избегал опасных мест: цепких сучьев упавших стволов и неприметных низинок. Медленно, но уверенно они двигались на восток. Волков больше не было ни видно, ни слышно, и Эрнальду стало казаться, что эта встреча им привиделась в темноте.

Когда небо посветлело, они остановились на привал и после нескольких часов отдыха заспешили дальше.

К обеду равнина окончательно сдалась и отступила перед напирающими взгорьями. Земля неуклонно лезла вверх, становясь все круче, а временами обрываясь крутыми оврагами и каменистыми трещинами. Изнуряющая дорога к разговорам не располагала, и Тамаш с Эрнальдом, изредка перебрасываясь несколькими словами, продолжали настойчиво пробираться вперед, заворачивая южнее вслед за расположением хребта. К закату они окончательно выбились из сил и после холодного скудного ужина повалились спать, не разводя огня.

Утром следующего дня все повторилось, только уклон стал круче. На привале, без интереса жуя кусок сыра, Тамаш заметил:

– Где-то здесь должен быть каньон с выходом в степи, – он подпер голову свободной рукой, – я только надеюсь, что мы не оставили его севернее…

Эрнальд, также безучастно жуя, устало помотал головой.

– Надо было раньше сказать. Сберегли бы полтора дня пути.

Тамаш удивленно поднял глаза и вдруг хлопнул себя по лбу.

– Точно. Ведь ты же еще в Ключах говорил, что знаешь карты, – он сокрушенно покачал головой, – извини, я слишком привык полагаться на себя.

– Ладно… мне просто жалко, что мы потеряли время, – махнул рукой Эрнальд, – надо взять южнее, упремся как раз в каньон. Можно было идти напрямую, вместо того чтобы тащиться по этим буеракам.

Закончив перекус, они двинулись на юг. Идти стало легче, так как теперь они большей частью двигались вдоль земных складок, а не через них. К вечеру зарядил противный мелкий дождик, который напитал вещи влагой и заставил зябко кутаться в сырые плащи. Слишком уставшие, чтобы разводить огонь, они скудно поели и устроились под свисающими почти до земли густыми лапами старой ели.

Наутро дождь закончился, но низкое серое небо тяжело нависало над макушками деревьев, обещая пасмурный день. Решив, что ушли достаточно далеко, путники развели огонь и позволили себе согреться и перекусить, прежде чем вновь тронулись в путь.

Довольно скоро лес уперся в широкую каменистую пустошь, и упругая лесная земля сменилась мелкой щебенкой. Дальше поднималась скалистая стена, которая глубокой чашей выгибалась вглубь горы, а на изломе дуги, словно трещина в глиняном горшке, скалу рассекал узкий, крутой каньон.

Тамаш и Эрнальд двинулись вперед и довольно скоро оказались в расщелине. Идти было неудобно, щебень под ногами разъезжался. Неровными грудами преграждали путь следы прошлых обвалов. Звуки шагов рождали и множили хрустящее эхо, а с ним – тревогу.

К вечеру облака разошлись, и Тамаш подобрал место для ночлега: небольшой ровный пятачок под стеной, присыпанный почвой. Чуть поодаль валялся расщепленный ствол, который тоже, должно быть, упал сверху.

Они устроились отдохнуть, но сон не шел. И даже глубокая усталость никак не могла одолеть беспокойство, довлевшее над ними с самого утра. Вместо облегчающего отдыха сознание опутала вязкая, ненадежная дремота. Тамаш ворочался, безуспешно пытаясь устроиться на твердых камнях, и вдруг с тяжким стоном перевалился на спину и выгнулся, натянувшись словно струна, а затем из этой вывернутой позы каким-то неживым, неестественным движением, словно подтянутый за веревку, сел, запрокинув голову далеко назад. Ремешок, которым он собирал волосы, соскочил, и волнистая копна рассыпалась темной завесой, почти касаясь камней, руки безвольно свисали.

Эрнальд застыл. Усталость как рукой сняло, а горло сдавила безотчетная паника.

Тамаш сидел, глядя в темное небо огромными, черными провалами глаз, и вдруг медленным, таким же неживым движением повернул голову в сторону степей и снова замер, слепо глядя пустыми глазницами на восток, а затем, не делая, казалось, даже вдохов, вдруг заговорил монотонным, леденящим кровь голосом:

Зелень и медь в едином порыве;

Связаны. Спутаны. Вместе. Едины;

Призваны. Брошены. В т?ни сокрыты;

Неразделимы. Обиды забыты.

…Словно порвалась удерживающая его веревка, Тамаш закатил глаза и тряпичной куклой бессильно упал на камни, а эхо, искажая и путая звуки, все повторяло непонятные слова.

Эрнальд сидел, боясь пошевельнуться, но ничего не происходило. Лекарь безвольно распластался на камнях, едва видимый в тени стены. Эрнальд пересилил себя и придвинулся ближе. Но ничего не разобрал в темноте, и, собравшись с духом, откинул волосы с лица Тамаша. Оказалось, падая, тот зацепил виском острый камень, и теперь по щеке и волосам расползалось теплое липкое пятно. Правая рука лекаря была вывернута и зажата под спиной, перчатка на левой руке тоже оказалась липкой и теплой на ощупь.

Эрнальд осторожно распрямил руки лекаря и достал из торбы пресловутое платье. Он оторвал один рукав, обвязал рану на голове, остальное свернул и подложил лекарю как подушку. Сам же устроился рядом, положив на колени лютню.

Последние облака унеслись на запад вслед уходящему солнцу, и узкий кусочек неба, зажатый темными стенами, вскоре изогнулся бархатной звездной завесой. Луна не торопилась, и яркие летние созвездия густо усыпали небосвод. Эрнальд задумчиво разглядывал знакомые северные звезды и сам не заметил, как задремал.

Ночь уже царила в ущелье, когда Тамаш вдруг глубоко вздохнул и огляделся. Неуклюжая повязка съехала на лицо. Лекарь стянул ее на шею и в растерянности ощупал голову.

– Хвала богам! – протирая лицо, пробормотал Эрнальд.

– Что произошло? – Тамаш удивленно коснулся содранных костяшек.

Эрнальд едва открыл рот, как вдруг земля задрожала, и откуда-то из глубины послышался низкий, вибрирующий гул. Лекарь и юноша подскочили. Гул стремительно нарастал, приводя в движение весь каньон. Мелкие камни под ногами содрогались и подпрыгивали, издавая низкий рокот. Сверху посыпались комья. Совсем рядом с грохотом сорвался целый пласт вместе с деревьями. Рев нестерпимо нарастал, резонируя где-то в хребте, выворачивая внутренности и накрывая сознание тяжелым, животным ужасом. Вдруг от стены напротив откололся узкий вертикальный осколок и медленно начал заваливаться в сторону стоянки. Тамаш резко толкнул Эрнальда и сам бросился прочь. Камни под ногами разъехались, и он упал на землю. Каменная глыба накренилась, на мгновение замерла и с грохотом рухнула на стоянку, затопив ущелье пылью и оглушительным громом.

И также внезапно тряска вдруг остановилась. Шурша, осы?пались последние крошки и все смолкло.

Почти оглохнув и слепо шаря в густой пыли, Тамаш ощупал себя, желая убедиться, что он еще жив, и, тяжело прокашлявшись, хрипло позвал Эрнальда. С другой стороны завала послышался такой же хриплый кашель и неуверенный отклик юноши. Тамаш поднялся на ноги и едва удержался, со стоном ухватившись за ребра.

– Ты цел? – крикнул он в темноту.

– Кажется, да, – неуверенно ответил юноша.

Тамаш оглядел массивную каменную плиту, черным монолитом перегородившую дно каньона. Обломок лежал под уклоном, заметно поднимаясь в сторону стоянки и сходя на нет к основанию.

– Идти можешь? Пробирайся к другой стороне, там, вроде, пониже.

– Да… – послышались звуки шагов.

Кашляя и придерживаясь за плиту, Тамаш тоже направился к противоположной стене и вскоре разглядел растрепанного, но вполне целого Эрнальда, перелезающего через камни. Юноша суетливо оглядывался и нервно прижимал к груди лютню.

– Хвала богам! – Тамаш порывисто обнял парнишку, – у тебя все цело?

– Да. А вы? – ответил юноша, выворачиваясь из рук.

– Жить буду, – отмахнулся Тамаш, – давай отдохнем, а утром соберем, что уцелело и решим, что делать дальше.

Они кое-как устроились прямо на камнях и погрузились в сон. Невнятная тревога растаяла вместе с последними шорохами, и ничто их больше не беспокоило до рассвета.

Утром Тамаш с трудом поднялся: ушибленный бок налился свинцом и отдавал болью при каждом вдохе. Лекарь ощупал ребра через рубашку и, недовольно морщась, стал копаться в своей сумке, так и болтавшейся на шее со вчерашнего вечера. Изучив содержимое и выбросив пару мелких, остро пахнущих осколков, он вынул темную баночку, и натер ушиб пахнущей травами мазью.