Спасенная в неволю

Меня снова запирают на ключ. Бросаюсь на кровать и очень хочу разрыдаться, но не выходит. Внутри такая пустота, которая вытесняет даже мысли, вынуждая до самого обеда безжизненно пялиться в потолок.

Кормят меня четыре раза в день. И кормят так вкусно и плотно, что я не успеваю проголодаться и, по-моему, за три дня, проведённые здесь, даже успела набрать парочку лишних килограммов.

Меня уже выпускают на улицу одну и разрешают свободно перемещается по дому и в его окрестностях. Иногда я болтаю ногами в бассейне и сейчас, как никогда, жалею, что не умею плавать.

Свежий морской воздух действует на организм расслабляюще, но я ни на секунду стараюсь не забывать, что я не на курорте, и даже не в гостях.

О хозяине дома тоже стараюсь не думать. Во дворце действительно много прислуги, и каждый считает своим долгом напомнить мне, что хозяин не любит того, и не любит этого, что его нужно беспрекословно слушать и желательно даже не дышать, пока он не позволит. Они смогли настолько застращать меня, что складывается впечатление, будто я круглосуточно нахожусь под пристальным взглядом «Ока Саурона», и хозяин особняка видит даже то, сколько бумаги я отматываю, сидя на унитазе.

Поэтому я беспрекословно принимаю все, что мне предлагают. Несколько пар новых босоножек, на этот раз подобранных с учётом моего размера, вечернее платье и прочую ерунду, которую мне подсовывают ежедневно. Но в глубине души я понимаю, что никто и никогда не объявляет подобного марафона невиданной щедрости просто так. И с меня точно попросят что-то взамен.

Я очень переживаю за родителей. Их судьба пугает меня даже больше своей собственной. Отец и мать – единственное, о чем я не перестаю думать ни на минуту, особенно с того момента, как поняла, что Дмитрий Борисович вряд ли выпустит меня на свободу, когда вернётся.

– Алиса, – дворецкий заходит в комнату после обозначающего тройного стука. – Хозяин вернулся. Ждёт у себя.

– Прямо сейчас? – уточняю я, плотнее запахивая халат на груди.

– Да, – отвечает Алексей Владимирович. – И я не советую тебе медлить, сегодня он не в лучшем расположении духа.

– М-может быть я тогда з-завтра поговорю с ним? – с надеждой в голосе спрашиваю мужчину.

– Ни в коем случае! – отзывается лакей. – Ты сама требовала встречи с ним и теперь не вправе отказывать. Пойдём, я тебя провожу.

Ноги мгновенно становятся ватными. Они не хотят меня слушаться, то и дело норовят споткнуться. Сердце в груди трясётся, как ненормальное, мне кажется, я даже чувствую, как оно колошматит грудную клетку, из-за чего я вся содрогаюсь в такт его частых ударов.

Оказавшись у двери хозяина, взволнованно выдыхаю, а Алексей Владимирович ободряюще похлопывает меня по плечу.

– Иди, – тихонько говорит он мне. – Дмитрий Борисович не любит ждать.

Глава 8

АЛИСА

Делаю финальный глубокий вдох, в надежде надышаться перед смертью, и нерешительно стучу по дереву. Больше даже скребу, едва касаясь костяшками дверного полотна. Осторожно нажимаю на ручку двери, когда слышу по ту сторону решительное: «Войдите!». Замираю у самого порога, испуганная и, одновременно, смущенная тем, что вижу.

Хозяин особняка, всего лишь подпоясанный полотенцем, стоит ко мне спиной. Он лениво разворачивается в мою сторону, представая передо мной во всей своей долбанной сексуальной красе.

Вы когда-нибудь видели идеальный мужской торс? Я нет. Но, по-моему, мои глаза сейчас заворожено моргают в сторону именно такого. Я, конечно, на своём веку повидала много полуголых мужчин, на пляже, например, хотя там обычно не на что было смотреть, или в фильмах, где часто герои были весьма привлекательны, но чтоб вот так, практически перед самым моим носом маячил красивый, раскачанный до внушительных рельефов мужчина, такого со мной никогда не было.

Хозяин тоже смотрит на меня в упор, точно ожидает каких-то дальнейших действий. Высокий. Статный. Серьезный. Теперь я понимаю, почему персонал так отзывался о нем. Оказавшись в присутствии этого мужчины, тело отказывается шевелиться, словно я ожидаю разрешения даже на то, чтобы просто выдохнуть воздух, застрявший в легких.

– Подойди, – низкий хрипловатый голос выводит меня из оцепенения.

Господи! Надеюсь, я не закапала слюнями его роскошный дорогой ковёр, пока так бесстыдно пялилась на безупречное тело?!

Сдвигаюсь с места и иду в сторону своего спасителя. Сейчас я чувствую себя немного уверенней, чем тогда, когда съёжившись стояла перед ним в одном лишь пиджаке. Махровый халат почему-то кажется более приемлемой формой одежды. По крайней мере, под ним на мне надето нижнее белье. Весьма сексуальное, кстати, ведь другого мне и не предоставили.

Жар проносится по телу, когда я вспоминаю об этом. Боже! Да что за мысли?! Я сроду не думала о том, какое белье прячу под одеждой, когда приходилось общаться с мужчинами. А у молоденькой официантки, в достаточно популярном ресторане, такого общения было всегда предостаточно. Что я сделаю, если он снова попросит оголиться? Разденусь? Ну уж нет!

– Ближе! – снова слышится негромкий приказ, когда я останавливаюсь в нескольких метрах от человека, произнесшего его.

Наверное, я мешкаю, потому что следом ко мне обращаются вновь:

– У тебя проблемы со слухом? Я попросил подойти ближе.

Оживаю, но почему-то никак не получается выполнить просьбу. Воздух между нами, будто стал гуще, таким плотным и заряженным, что создаёт преграду на моем пути. Пробивая сопротивление, я все-таки делаю ещё несколько шагов вперёд, останавливаясь теперь достаточно близко.

– Ты хотела поговорить? – безразлично спрашивает меня хозяин дома.

Он все так же серьёзен и сдержан. Глаза смотрят на меня без какого-либо интереса, ощущение, что, до зажатой от напряжения мелюзги, ему нет никакого дела. Ну да! Где я, а где он! Божество на вершине Олимпа, помимо богатства наделённое ещё и совершенными внешними данными.

Зачем-то сильнее запахиваю халат на груди, хотя он и так плотно сомкнут. Наверное, сейчас я выгляжу весьма нелепо: в махровом халатике, пушистых тапках и петлей из волос на голове, вместо причёски.

– Да, – пищу. – У вас здесь, конечно, очень здорово, со мной хорошо обращались, отменно кормили, да и вообще… – я замолкаю, потому что отчего-то мне неудобного благодарить его за одежду и косметику. – Но я очень хочу домой! Вы же меня отпустите?!

– Конечно отпущу! – говорит он спокойно, но уголок рта все же предаёт его, слегка приподнимаясь в усмешке. – Но мы поговорим об этом завтра. Сейчас я очень устал. Не привык вести серьезные разговоры в таком состоянии.

– Т-тогда я м-могу идти? – с некоторым облегчением спрашиваю, окрылённая поселившейся внутри надеждой.

– Нет, – жесткий голос, как гром среди ясного неба, вынуждает меня снова сжаться и нервно сглотнуть. – Ты поможешь мне обработать раны.

– Раны? – уточняю я, полагая, что ослышалась.

– Садись на кровать, я принесу спирт, – вместо ответа слышу новое распоряжение, а сам Дмитрий отходит в сторону, скрываясь за дверью ванной.

Провожаю его взглядом, и теперь понимаю, о чем он говорит. И почему я не заметила этого сразу, как только вошла?! Загорелая мускулистая спина испещрена свежими ранами. Страсть-то какая! С другой стороны, теперь я знаю, что он не собирается меня насиловать и даже отпустит домой. Завтра. Ну завтра, так завтра. Я столько ждала, что всего один день пролетит совсем незаметно.

Осторожно сажусь на край кровати. Как бы я не пыталась расслабиться, напряжение не сходит. Оно сдавило меня своими тисками и никак не хочет отпускать. По-моему, я даже дышу едва ощутимо, потому что не имею абсолютно никакой возможности как следует расправить грудную клетку.

Мужчина выходит из ванной с небольшой бутылочкой и ватными подушечками. Движется непринуждённо и свободно. Набедренная повязка плавно покачивается в такт его неторопливых шагов.

Меня же, наоборот, начинает трясти от какой-то доселе невиданной лихорадки. Мне кажется, что я снова готова потерять сознание, но ни от страха, хотя и он до сих пор сидит во мне, а от того, что нахождение в одной комнате с полуголым хозяином богатого особняка кажется невыносимым.

Я невольно бросаю взгляд на, уходящую вниз, под полотенце, дорожку тёмных волос. Дмитрий, кажется, замечает то, чем я занимаюсь. Он довольно ухмыляется, когда я поднимаю на него взор, а мне становится так стыдно, что щеки мгновенно заливает алым.

– Давай, малышка, поработай ручками, – его голос становится нежнее, но это едва ощутимо. Мужчина продолжает общаться со мной короткими, но емкими приказами, ослушаться которых отчего-то не хватает духу. – Раздевайся! – говорит он мне.

– Что, простите? – испуганно спрашиваю, все же полагая, что это требование переходит все границы.

– Я сказал – отодвигайся! Что ж тебе все повторять по несколько раз приходится?! – обладатель стальной мускулатуры становится недовольным. – Такими темпами ты можешь надоесть мне ещё до того, как мы заключим договор.

– Д-договор? – я снова переспрашиваю. Да не спросить просто невозможно! Что ещё за договор? Какой договор? Я же не ослышалась, и он произнёс «договор»? Теперь мне до истерики осталось – рукой подать!

– Я же сказал! Разговаривать будем завтра. Сейчас просто делай, что говорят, не зли, – он вкладывает в мои ладони склянку со спиртом и упаковку с подушечками из ваты. Садится совсем близко, вынуждая меня сдвинуться глубже, устроившись за его спиной.

Дмитрий Борисович упирается руками в бёдра, расправляя передо мной свою мощную спину. Я не решаюсь что-либо делать, просто неподвижно сижу на кровати, прокручивая в голове его слова о договоре.

– Приступишь, наконец, или дашь мне состариться в твоей компании?! – рычит он на меня, и мне приходится вскрыть резиновую крышку на флаконе.