Мы все мертвы

И он понял.

– Иногда можем. В мелочах. Но судьбу не изменишь, даже если будешь очень этого хотеть и стараться. Не торопись почём зря, не пытайся перевернуть с ног на голову уклад своей семьи.

Смысл этих слов не до конца доходил до Джей: отец опять впадал в то состояние, когда, целиком уходя в работу, бросался странными предложениями, чересчур сложными для юной девочки. Она закатила глаза – но осторожно, так, чтобы он случайно не заметил, – и глубоко вздохнула. Только этим вздохом и могла выразить своё недовольство. Впрочем, и это бы не помогло: отец её уже не замечал.

Она иногда смотрела на него и гадала: неужели ему действительно настолько нравилось часами сидеть на одном месте и разглядывать травы? Неужели это вообще кому-то приносит такое удовольствие, чтобы делать из этого смысл своей жизни? Нет, конечно, Джей тоже нравились плоды и травы, нравилось превращать их в нечто красивое и полезное – но не с таким же упорством. Не так же долго, в конце концов.

– Пап, мне скучно, – сказала она шёпотом, не особо рассчитывая на ответ.

Но отец услышал и поднял голову.

– Я знаю, доченька. Но что я могу…

– Ты никогда не думал, что есть деревья, которые не должны были родиться деревьями? – перебила его Джейн, чего прежде редко себе позволяла. Да и сейчас она даже не заметила, что перебила отца. Просто задумалась. – Ну, если дереву правда хотелось жить как феи, и даже этот спор и ветреные дни его не переубедили. Если дерево… ну… должно было родиться феей. Стать ей. Может быть, что-то произошло, и душа феи переместилась в дерево. Не знаю, что-то такое. Ты об этом не думал?

Только остановившись, Джей поняла, что всё это время не дышала.

– Милая, тебя куда-то не туда занесло. – Отец даже перестал заниматься травами и серьёзно посмотрел на неё. Смотрел и смотрел, не отводя взгляд. – Ты родом из чудесной семьи Крейнов. Мы исцеляли и оберегали Белую Землю, сколько себя помним. У тебя в крови течёт не просто наша кровь, но ещё и наши знания, добываемые годами и десятилетиями, и традиции, и любовь к плодам, которые дарит нам земля. Да, сидеть часами над травами – это не по тебе. Но я больше склоняюсь к тому, что это временно, пока ты ещё ребёнок. В любом случае это же не значит, что ты должна отказаться от семьи и превратиться в фею, верно? – Смешок, и его лицо снова пропадает в шалфее и розе. – У каждого своё место. Твоё – в этой семье. Считай, что мы – феи от мира людей. Мы же оберегаем и защищаем жителей деревни. Лечим, создаём здесь уют, обеспечиваем всех отварами. Какая разница, что мы люди, если выполняем те же задачи, что и феи в лесу? Как тебе такой взгляд на мир?

Этот взгляд ей нравился. Джей заёрзала на стуле. Было и неловко, и стыдно, и радостно одновременно: она снова выдала какую-то глупость и наверняка этим разочаровала отца. А вот отец, в свою очередь, оказался куда умнее. Хотя он и должен быть умнее, правда?

Ох. Опять в голове тысяча вопросов.

– Но всё-таки, – упрямо продолжила она, желая, чтобы последнее слово осталось не за отцом. – Что, если где-то существует дерево, которое должно было стать феей? Что оно чувствует, зная, что никогда не сможет быть тем, кем себя ощущает? Это… Это же так страшно.

– Джей, ни одно дерево никогда так себя не чувствовало.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Дерево может завидовать феям, но в конце концов оно понимает, что находится именно там, где должно. И делает по жизни то, что нужно.

– Кто это определяет? Откуда все знают, чем мы должны заниматься? И неужели в лесу нет ни одной феи, которая хотела бы просто сидеть и растить в земле свои корни?

Отец вздохнул, сжал кулаки. Оторвался от трав: слева от него лежала большущая, невероятно пахнущая горка. Джей съёжилась, понимая, что вот именно теперь, именно в эту минуту, терпение отца начало иссякать. Что отец не любил больше всего – так это бесконечные вопросы. Ну, и беспорядок.

– Потому что у феи нет корней. Она не может растить их в земле. Поэтому фея, которая спокойно сидит и ничего не делает, никому в лесу не нужна.

Джей помолчала, понимая, что не стоило больше ничего говорить. Отец подождал полминуты и снова вернулся к своему занятию: ей бы и в голову не пришло его ещё раз отвлекать. Она вздохнула, встала и пошла к двери – и лишь пробормотала на выходе:

– А мне бы хотелось, чтобы было какое-нибудь изобретение, которое помогало бы феям отращивать корни. А деревьям – бегать и летать, сколько им вздумается.

На это отец ответил ей коротким вздохом – он больше не слушал, целиком погрузившись в свои травы. Джей не оставалось ничего, кроме как выйти, плотно закрыв за собой дверь, и подняться в темноту и ночную прохладу своей комнаты.

И всё-таки ей казалось, что когда-нибудь всё изменится. Она не могла разобраться в своих ощущениях, но чувствовала слишком много, чтобы просто принять ответ отца.

Её ждало что-то большое. Больше, чем сидеть в мастерской и копаться в травах.

Больше, чем жизнь её отца.

Лесные истории. Как фея стала человеком

У леса есть жизнь, и имя этой жизни – деревья и зелень.

У жизни есть своя защита, и имя этой защите – феи.

Феи укрывают лес густым полотном, через которое не проползёт ни дух, ни человек.

И имя этому полотну – морок.

Густой и тягучий морок пробирается в самое сознание человека и путает его взгляд. Взгляд начинает цепляться за те места, где прежде была пустота, а теперь, в его понимании, дорога. И дороги переплетаются друг с другом, как мох, который растёт вдоль и над деревьями.

Феи никогда этому не учились – они родились с мороком в душе. Их перепончатые крылья, давно поросшие мхом и окутанные густой слизью, начинают слегка дрожать, чувствуя человека.

Одна из них родилась и живёт на границе леса. У неё нет имени, но ни у одной феи его нет: они – одна общая защита, одна судьба, одна задача.

Жизнь феи протекала медленно и спокойно – подобно туману, загородившему вдалеке чужую землю. Что это была за земля, фея не знала; но там жили чужаки, на которых она направляла свой бесцветный морок. Фея питалась тем, что давали ей деревья, гладила их и иногда, собравшись с силами, тягуче пропевала им песню – любую, какую они хотели.

Деревья всегда просили что-то про полёт, но не знали, что феи давно разучились летать.

Голос у неё был хриплый и тяжёлый, она едва проговаривала слова – получались обрывки слов и обрывки песен.

Фея смотрела глубоко в белую мглу. Никого в ней не было.

Но что-то было в воздухе.

Она набрала побольше воздуха в липкие ноздри и ощутила кожей, как он стал тяжёлым и влажным. Ей стало тяжело дышать, и фея схватилась за своё тело, сжав его руками.

Этот воздух был невыносим.

Она шипела на вдохе и выдохе, раскачиваясь из стороны в сторону.

Густой воздух побелел, как земли вдалеке, и в одном месте сгустился особенно сильно: фея не видела, а чувствовала, как что-то собралось, накопилось в нём, превратившись в вязкую массу.

И эта вязкая масса воздуха заговорила на незнакомом ей языке – сперва раскачивалась, сопела, будто пыталась спеть песню для деревьев, а затем вдруг произнесла речь на её родном языке, на языке фей.

– Я могу показать тебе земли твоих врагов, – певуче протянул воздух и закашлялся.

Фея попыталась его ударить, выпрямив свою необычайно сильную руку, но рука повисла в воздухе, обездвиженная на мгновение.

Тогда фея глубоко выдохнула, понимая, что чужаки из-за леса такое сотворить не могли.

– Кто ты? – прошептала она.

– Кхе-кхе-кхе… Я… Я тот, кто может усилить тебя. Ты увидишь, как живут и чем дышат твои враги. Разве… Разве тебе не надоело сидеть на одном месте?

Фея – хранитель границ – не могла согласиться. Даже если бы хотела.

Но что-то внутри неё зашевелилось и оживилось – и протянуло к воздуху вторую руку в попытке его потрогать, получше ощутить.