Экзистенциальные рассказы

Самый натуральный слон. Смотрю в воду, как в зеркало, и вижу: серая башка, уши, хобот. Бред! Но ясность мысли сохраняю. Ладно, думаю, скоро выйду из наркоза, а пока пить охота, так попью. Сунул хобот в воду, полилась вода в глотку… Боже, хорошо-то как! Пью, пью, все озеро бы выпил. Озираюсь. Ну, какой-то африканский пейзаж, саванна, что ли. Заросли… Живность мелкая видна, одного слоненка вижу. Смешно, но потекли мысли: а ведь не так уж и плохо быть слоном, а? Жратвы, питья сколько хочешь, на работу ходить не надо, начальства сволочного нет, сам кого хочешь затопчу… Аж интересно стало.

Только подумал так, невесть откуда еще слон. Слониха! – сразу понял, и не знаю, как. Понял, и все тут. Подбегает слева, будто бы хочет закрыть меня от чего-то. И ясно слышу я ее голос, все понимаю! Она шепчет: сынок, помни, что я тебя всегда любила и люблю!..

Чего это она?..

Не успел так подумать, как выстрел. Слониха моя головой дернула, да вдруг фонтан крови как хлынул! Я обомлел, остолбенел. Она стала валиться влево, упала. А на меня, чувствую, что-то прилетело, вроде сотни змей. Дернулся, хотел рвануть – куда там! Сети. Ноги стреножило, сам упал.

Тут совсем какой-то сумбур. Ору: когда же это кончится! Эй, врачи, айболиты хреновы, ну прекратите этот бред, ну сколько можно!.. Да куда там. Вместо слов рев и вой, и чувствую, затолкали меня в крытый грузовик, повезли… Дальше провалы в памяти, помню урывками. Ни черта этот сон не кончился, увидел я себя в цирке, где меня больно били и тыкали острыми палками, заставляя выступать на арене.

К этому времени я вроде как врос в дурной кошмар, смирился. Ну что делать, если он и есть твоя реальность?.. Я все время помнил упавшую слониху, как хлестнула кровь – в жизни бы не подумал, что такое может быть! А оно есть. Не отпускало, картина так и стояла перед глазами, а меня били, морили голодом, заставляя выходить на арену, выполнять трюки… Страшно сказать, но я стал привыкать, и на арену выходил и покорно ел и пил, что мне давали, а что будешь делать?.. Думать мне не хотелось, я как-то горестно отупел: что есть, то есть, что будет, тому и быть. Иногда приходила мысль: ну почему люди, у которых все есть, приходят в цирк, смотрят на мучения животных, ну неужели это может быть в радость?! Как так?..

Но дальше этой мысли не пошло, я так и выступал, и хотелось совсем забыться, даже умереть. Но нет, не умер, не забылся, жил в бреду, не мог его покинуть, хотя все еще устало просил врачей, чтобы меня разбудили… Наверное, я выступал плохо, потому что вскоре меня перепродали человеку, который развлекал туристов, катая их на разных животных. Вот и на мне тоже. Этот тип, наш хозяин, был не злой, но равнодушный, он совсем не думал о нас, о животных. То есть думать-то думал, даже заботился, поскольку мы – его бизнес, приносим деньги. Кормил, поил, все такое. Но хоть бы капельку добра, хоть какого-нибудь чувства, чего-то теплого!.. Нет. И в помине не было.

И все же я надеялся. Где-то в самой глубине мой души, уж не знаю теперь, слоновья она или человечья, я упорно хранил надежду. Катал людей, стоял на солнечном пекле, жадно ловил запах океанских ветров… Как-то одна хорошая милая девушка дала моему хозяину целую связку бананов для меня. Чем-то я ей приглянулся, не знаю, чем. Хозяин взял, с улыбками, поклонами… и почему-то он не дал их мне. Тоже не знаю, почему. Из принципа какого-то, что ли?.. Сгнили они, а он так и не дал. Сам гниль! Одна оболочка человекообразная, а вместо души помойка.

На людей, которые ездили на мне, я не смотрел. Не различал их. Люди и люди, мне все равно. Но вот однажды встрял один такой досадный тип (субъект)! Я еще не видел его, но услыхал. Первым делом он заорал: эй, хозяин! Что за паршивый такой у тебя слон? Где ты нашел такую рухлядь?! Ему на кладбище место!

Слышу, хозяин затараторил в ответ: нормальный слон, садитесь, попробуйте! Прокатит отлично!..

А тот не унимается: да где нормальный, на живодерню его! Там из него баулов да портфелей понаделают, хотя б такая польза будет…

Голос такой знакомый. Вот где я его слышал?!

И тут как раз эта рожа является передо мной. Взглянул я на нее…

И обомлел.

Да это ж я! Я. Собственной персоной. Я в человеческом облике. Ну надо же такому случиться!!!

В первый миг я обрадовался. Сейчас узнаем друг друга, сейчас он, то есть я выручит меня, спасет! Как мое человеческое Я сумеет сделать это, я не представлял, просто меня захлестнула немыслимая радость…

Чтоб схлынуть через несколько секунд.

Я-человек вел себя таким идиотом, что мне-слону стало стыдно. Гоготал, тыкал в меня пальцем, отпускал глупые шутки. Потом все-таки взгромоздился на меня… И в этот миг я решил: умру, но с места не сойду! Ну его к черту. То есть меня. Такой дурак, сил нет. Кричал хозяину, чтобы тот лупил слона палкой, а я стоял со слезами на глазах. Не пойду, хоть убей.

В душе моей царило полное смятение. Вдруг, одним разом осознал, каким невыносимым психопатом я был, как портил всем жизнь. Жениться не хотел, видите ли… Да кто бы стал жить с таким гиббоном? Любая через месяц плюнула, послала матом и ушла.

Наговорив гадостей, человек ушел. Я с тоской смотрел ему в спину, понимая, что от меня уходит моя жизнь. Слезы текли, капали на песок. Что теперь делать? Как жить? Неужто я навеки похоронен в этой громоздкой оболочке?.. Тогда мне лучше умереть прямо сейчас, и больше не рождаться на этот свет. Ни человеком, ни слоном, совсем никем. Я провалил ту жизнь, что мне доверила судьба, и никакого желания что-то исправить у меня нет.

Хозяин после этого случая признал меня ненужным. Перепродал с убытком на добычу древесины в глубь джунглей, где еще несколько бедолаг вроде меня перетаскивали огромные бревна. Погонщики подхлестывали нас электрошокером, а это, доложу я вам, такая скверная штука, хуже некуда. Погонщикам на нас было плевать с самой верхней высоты, лишь бы все силы выжать. А там пусть сдохнут. На моих глазах два слона упали без сил, их безжалостно и равнодушно добили в упор из крупнокалиберных ружей. Я чувствовал, что скоро мой черед, и думал, что по-настоящему я умер тогда, когда убили мою мать-слониху, просто моя смерть ненадолго оттянулась, вот и все. И я уже махнул… чем? Рукой?.. Махнул, короче, на то, что я был когда-то человеком. Плохим был человеком, разбазарил все, что было мне дано. Планида! Вот она, планида: умер я во время операции, и за свою дурную жизнь попал в тело слона. И здесь умер. Ну или скоро умру, без разницы. И что потом?.. Встречусь ли я с мамой? Или мне суждено переродиться еще в каком-то живом облике, еще ниже рангом?..

Господи, как я устал от всего этого! Сам виноват. Будь, что будет!

В какой-то миг, притащив бревно, я бросил его, но легче не стало. Напротив, ощутил такую тяжесть, мое огромное сердце билось с такими перебоями, что я уже не мог сделать ни шага. Или сам упаду, или пристрелят. И черт с ним! И вот краем глаза я увидал, как один из погонщиков идет ко мне, на ходу снимая ружье…

И провалился в никуда. Сперва полетел вниз, а потом – странно, ввысь, как будто должен был пробить некий незримый потолок. Так и случилось! Прямо физически я ощутил усилие, словно уперся во что-то… и прорвал преграду.

Открыл глаза. Бог ты мой!

Надо мной склонилось почти забытое женское лицо, сияющее улыбкой:

– Очнулись?.. Наконец-то!

Это… Да это же мой моложавый врач Ольга Ивановна. Господи!

– Ну, честно говоря, мы уже не чаяли… Так мотануло вас, хоть диссертацию пиши. Два месяца в коме! Редчайший случай. Можно сказать, на том свете побывали и вернулись.

Ага… Рассказать тебе про тот свет, ведь не поверишь. Нет, лучше промолчу. Я вновь на этом свете, и он снова белый! И золотой, и голубой, я это вижу по солнечному небу за окном!..

Но главное, что он все-таки белый.

Я улыбнулся этому, и тут в палату ввалились мастер Петрович и Васильев. Откуда узнали, что я вышел из комы? – ума не приложу.

– Андреич, здорово! – заорали они хором. – А мы к тебе! Вот, гостинцы принесли…

Ночью, отвернувшись к стене, накрывшись одеялом, я дал волю слезам. Не знаю, сколько времени я содрогался от рыданий. Вся жизнь вспомнилась, начиная с матери, которую я вовсе не помнил, лишь знал, что у меня была мать. Она умерла, когда мне было три года, отец быстро женился, им с мачехой до меня дела не было, бабушки тоже не сказать, чтобы любили меня, рос я как сорняк в поле… Ну и вот что, скажите, из меня могло выйти, кроме черствого скандалиста?! Вот тебе и планида. Чтобы стать человеком, мне потребовалось перестать им быть. Не потеряешь – не поймешь! Быть может, это не про всех, но точно про меня.

Перед выпиской я купил Ивановне шикарную коробку конфет:

– Ольга Ивановна! Это вам за мою планиду. Нет-нет, не спорьте. Я только с вами понял, что такое жизнь. И смерть, конечно. А от этого еще сильнее ценишь жизнь.

На работе поляну на всех накрыл в честь своего возвращения. Все диву давались: Андреич! раньше у тебя снега зимой не выпросишь, а тут… А я смеюсь: переоценка ценностей! Я, говорю, на том свете побывал, а это, скажу вам, посильнее, чем «Фауст» Гете. Вот подождите, на то лето еще на шашлыки ко мне на дачу поедем, там не так погуляем!..

Ну а пока на рынке «Садовод» купил я десять саженцев сирени «Красавица Москвы», поехал на участок свой. Змея Нина Николаевна меня увидела, заохала: ох, Николай, выздоровели?! Как хорошо! А я тут за вашим участком ухаживала, поливала… Ну, я без долгих слов тут же ей посадил все десять кустов. Говорю: Нина Николаевна, это вам от меня. Перезимуют, весной в рост пойдут, будет у нас с вами сиреневая роща. Красота!

Она обомлела, потом аж прослезилась. Ах, Николай!.. Ведь сирень эта в память о сыне моем, он у меня погиб в двадцать пять лет… Здесь уже у меня глаза на мокром месте сделались, думаю, сейчас зареву. Ладно еще тут пес какой-то подскочил, скачет, радуется, норовит мне руку лизнуть. Смотрю: батюшки, да ведь это ж тот самый блохастый! Только теперь какой же он блохастый? Такой здоровый пес, красавец, упитанный, шерсть лоснится… Я его схватил, обнял и говорю: все, Нина Николаевна, забираю в Москву, со мной будет жить. Назову – Дружок. И забрал.

Так и живем мы с ним душа в душу. Ходим гулять, он от меня ни на шаг. Прожили зиму, вот уже февраль, когда выходим, чувствуем дыхание весны. Солнце другое, ярче светит, снег под ним блестит, небо такое синее. Белый свет! Что тут скажешь? Он вернулся. Впереди весна.

Потерять Бога. Найти Бога

Нет, ну что это такое?..

Я ощутила, как злость разбирает меня. Вот сколько можно говорить?! Сколько можно!

Сколько можно мне говорить, и как можно быть таким беспамятным? Я этого не могла понять. Ведь нормальный человек должен такие простые вещи помнить раз и навсегда. Какая может быть программа в мозгу, которая не дает задержаться простейшей информации?.. А только одна и может быть: когда человек не хочет слушать, что ему говорят. Сознательно, а большей частью бессознательно отторгает все, что идет от того, кто ему неприятен или безразличен. Сам не сознает, как нечто в нем блокирует слова, и они исчезают, растворяются где-то, будто и не было их. И вправду не помнит, что было сказано, пусть бы оно говорилось изо дня в день.

Я неприятна или безразлична мужу, с которым мы прожили двадцать лет. Вот какое открытие.

Мстительно вдохновляясь этим, я не сразу пошла ругаться. Постояла в кухне, старательно вливая в себя темную силу, вызывая в себе образ мужа и чувствуя злобу к нему. Это мне доставляло сумрачное злое удовольствие, и я понимала, что это плохо, но остановиться не хотела, наливалась и наливалась мглой. И наконец, собрав в себе невидимую грозовую тучу, пошла.

Муж сидел в кресле, смотрел смартфон. В последнее время он полностью перешел на него. Ну, газеты, журналы всякие давно пропали из нашей жизни, а книги еще держались; но потом исчезли и они. Весь мир для него собрался в электронной коробочке. Да и для меня тоже, что там говорить.

Он листал смартфон с таким блаженным видом, словно это и есть то, ради чего стоит жить. Все свои сорок с лишним лет он жил именно ради этого. Рос, учился, работал – и добился. Взошел на вершину. Можно сидеть в кресле, смотреть чушь из интернета и улыбаться. А весь прочий мир – да пропади он пропадом! В том числе, конечно, и я. Кто ему я со всеми моими словами, заботами, бедами, болями?.. Да никто! Я ему не нужна. Я так, приложение для его комфорта. Ну!..

У меня не нашлось слов. Тучу огненно пронзила молния.

– Можно тебя отвлечь? – вкрадчиво произнесла я, подойдя.