Истории уютного двора. Детство

Рита насупила обгорелый нос – видимо, шахматы были не в фаворе у дворовых ребят.

– Может, в картишки умеешь? – попробовала москвичка.

Славка вздохнул. Ну, что же делать, если все родственники у него весьма интеллигентные и детей карточным играм не обучают? Вот с одесской тёткой, например, Вячеслав играл вечерами в шахматы, а если она и брала в руки карты, то лишь разложить пасьянс.

– А в вышибалу?

– Ну, это да – в школе на физ-ре играли, но, если честно, я вышибалу как-то не очень, – признался Слава.

Про свою минувшую причастность к волейболу он решил промолчать, всё равно этот вид спорта он никогда не любил и вспоминать не хотел.

– А в «Али-бабу»? – не сдавалась Рита.

И тут Славка радостно закивал головой – эта игра была популярна среди ребят в пионерлагере, когда прекращался дождь, ведь это так весело – пытаться разбежаться и прорвать крепко сцепленные руки, скользя по мокрой траве. И хотя Славка однажды, поскользнувшись, здорово приложился спиной, всё равно игру не разлюбил: ему понравилось стоять, врастая ногами в землю, и держаться за чужую руку до побеления пальцев, а потом бежать навстречу команде противника, выбирая слабое звено.

– Ребя! – звонко крикнула довольная Рита на весь двор. – Айда в Али-бабу! – и, повернувшись к Славке, сказала: – А в остальное я тебя потом научу.

– А я тебя в шахматы! – ответил польщённый мальчишка.

– Ой, а у меня получится? Это же, наверное, сложно…

– Я тебе покажу детский мат, – вновь чувствуя свою силу, уверил новую подругу Вячеслав.

– Кто ругался? Какой мат? – подбегая, пошутил рыжий парень.

Но Рита поджала губы:

– Это шахматы – они для умных.

– Что за намёки? – пара девчонок сунули под нос москвичке чумазые кулаки.

– Что вы, что вы! Шахматы для всех! – Славка вырос между боевыми девчонками и Ритой. – Хотите, я вам покажу?

В то лето родители последнего двора *ского тупика очень удивлялись своим детям. Нет, они всё так же гоняли по двору, перебирая по очереди все известные игры или придумывая новые, но вечерами, когда солнце наконец-то уходило за горизонт, вернувшиеся с родителями после купания и поужинавшие дети вновь рвались во двор. Там при свете фонарей, под оглушительный треск цикад у них происходили отчаянные баталии – но теперь уже на шахматной доске.

«Помяни мои грехи…»

Любовь Тимофеевну знал весь двор в конце *ского тупика. Что двор – её знали все соседние улицы, ведь она работала массовиком-затейником местного ДК, при котором был и детский театральный кружок, и небольшой народный театрик, и всякие вечера-праздники, конкурсы-мероприятия, и в самой гуще событий непременно слышался звонкий голос Любови Тимофеевны, то там, то здесь мелькала её маленькая, ловкая фигурка и сверкали тёмно-карие глаза.

Из неё бы вышла неплохая актриса – травести, например, ведь она была бойка, худа и подвижна, носила неизменную короткую стрижку, говорила, активно жестикулируя, и часто смеялась: «Маленькая собака до смерти щенок». Но в пору юности ей не хватило напора и уверенности, и хоть она и уехала из своего посёлка поступать в театральный институт далеко, аж в Ленинград, но на экзамен так и не пошла, а просто погуляла по изящным улочкам, вернулась домой, вздохнула да и поехала в ближайший областной город. Там за два года она выучилась на клубного работника в Культ-Просвет училище (или, как его называли, в Кульке) и по распределению попала в город В. Да так здесь и осела, вышла замуж, родила девочек-двойняшек, развелась, вырастила дочерей, отправила их учиться в столицу и в 46 лет осталась одна в просторной двушке. Словом, была Любовь Тимофеевна завидная невеста, да только «женихов» она не жаловала, потому что только-только распробовала вольную жизнь, без детей, борщей, вечной стирки-глажки, чужих забот. Жизнь, в которой она играла собственную роль!