Лорд и художница

На секунду ей показалось, что в отражении она видит не себя, а кого-то другого, и за спиной – не лес, а какой-то непонятный старинный город… но в следующее мгновение всё вернулось в норму.

«Привет, шиза» – мрачно подумала она, зажмурившись и плеснув холодной воды в разгорячённое лицо.

В ушах вдруг сильно зазвенело, голова пошла кругом… охнув, девушка вцепилась в бортик колодца, чтобы устоять.

А потом её кто-то пихнул локтем в бок.

– Эй, мелкая! Не видишь, что ли, сколько людей у колодца? Застыла тут столбом! Брысь отседова!

Полностью уверенная, что на поляне она одна, Алина взвизгнула так, что по округе промчалось бы эхо… если бы не шум многих голосов.

Перед её широко раскрытыми от шока глазами действительно простиралась небольшая очередь очень странно одетых людей и… город. Город, даже отдалённо не напоминающий современные мегаполисы…

ГЛАВА 1

Попаданцы грязи не боятся

«Самая высокая степень человеческой мудрости – это умение приспособиться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним грозам».

    Даниель Дефо.

– Ну, чего застыла? Блаженная, что ли?

Алина удивлённо моргнула. Потом ещё раз. Нервно икнув, ущипнула себя за руку. Не помогло – рябое лицо полненькой такой дамы в косынке и платье крестьянки, как с картинки о средневековье, так и осталось перед глазами. Так же, как и шумная очередь, проходящие мимо люди, и… город.

Город со страниц какого-нибудь исторического романа.

«Что за бред?! – В шоке, в ужасе подумала девушка, пыхтя, как паровоз, – Я же только что… это же… невозможно!»

– Я что, сама с собой разговариваю?! – Совсем уж рассердилась странная женщина, – А ну не задерживай людей!

– Д-да… я… – машинально посторонившись, прошамкала Алина, только теперь осознав, что обращаются к ней.

Зуб на зуб не попадал – такая дрожь пробила.

– Вёдра свои не забудь, горемычная! – Добавила женщина, сунув ей в руки два огромных деревянных ведра, полных колодезной воды, кои Алина инстинктивно подхватила.

Знатно оттянувшие тонкие руки вёдра мгновенно привели её в чувство. Не выдержав веса, девушка, отодвинутая очередью в сторону, поставила «гири» н а чем-то вымощенную землю, и, зацепив глазами крошечные ребячьи кисти рук, в панике поднесла ладони к лицу.

Они были совсем другие: маленькие, грубоватой формы, сплошь мозолистые и загорелые (чего с Алиной никогда не случалось, как бы ни старалась).

Закашлявшись от немыслимой кучи эмоций, девушка опустила взгляд, дабы рассмотреть ещё и тело.

Оно оказалось под стать ладошкам: хрупкое, девчачье, загорелое, по-подростковому угловатое, тонкое, как тростинка, всё в царапинах, синяках и ушибах. Естественно, никаких приятных глазу округлостей не обнаружилось (Алина чуть не разрыдалась в голос, увидев вместо любимой «троечки» твёрдый и бесповоротный ноль), рост – примерно чуть ниже её настоящего (она была невысокой – метр шестьдесят «с кепкой»). Более того, на ней красовалось какое-то рваное грязное платье, сшитое явно на скорую руку из очень грубой неприятной ткани, а волосы (теперь пшенично-золотые, хотя она не красилась) спускались ниже пояса: такую длину Алина никогда не носила.

Пошатнувшись, словно пьяная, девушка едва устояла на ногах, и, несколько раз перекрестившись, мутным взглядом взглянула на своё отражение в ведре.

Оттуда на неё смотрело испуганное болезненное личико какой-то девочки лет одиннадцати. Сердцевидное и чуть курносое, оно было бы очень милым, если бы не отсутствие румянца на щёчках и огромные мешки под не по-детски усталыми глазами, обрамлёнными длинными, как крылья бабочки, светлыми ресницами. Висок девочки, чуть прикрытый спутанными волосами, оказался рассечён длинным белёсым шрамом.

«Ахинея какая-то… – чуть ли не до крови прикусив губу (отражение, к сожалению, повторило это действие), подумала Алина, наблюдая, как набирает обороты «карусель» вокруг. Мир кружился и опадал, пока не застлался красноватой дымкой. Колени подкосились, и, случайно сбив дрожащей рукой одно ведро, девушка без чувств упала в лужу.

* * *

Очнулась от того, что кто-то, вцепившись в её плечо, развернул на спину и «щедро» с размаху дал по щеке так, что ту будто огнём обожгло.

Мученически застонав от охватившей всё тело ноющей боли, Алина сильно закашлялась от забившейся в нос и в рот грязи, пыли. Пожалуй, ничего не хотелось в этот момент больше, чем полежать, никем не потревоженной, даже на этой холодной мокрой земле, но резкий писклявый голос заставил приподнять свинцовые веки:

– Я тебя зачем сюда послала? Воды набрать, а не валяться, паршивка! Бегать ещё за тобой… А ну вставай!

Перед расплывающимся взором предстала худая, как анорексичка высокая женщина с сильно выступающими ключицами и скулами, в пыльно-сером мешковатом платье, с воротником из пожелтевших кружев и подпоясанное безыскусным белым фартуком. На голове её красовался такой же безукоризненно белый – кажется, чуть накрахмаленный – чепец, скрывающий собранные волосы. Овальное лицо её с острыми мелкими чертами казалось то ли строгим, то ли злым.