Платье для убийства

Не могу вспомнить, как его зовут… Я совсем не могу вспомнить, как его зовут. И голоса молчат, когда они нужны, они молчат… Чтобы я боялась, и паника захватила мозг, но я не стану кормить свой страх, я пойму, я пойму, как его имя, я догадаюсь, я вычислю. Как-то просто, наверное… Но не слишком.

Точно не Иван и не Василий, точно не Роман, и точно не Алексей… Не похож на Дмитрия или Олега. Виталий? Нет… Слишком мужественный для Виталика. Жарко. В этом холле сегодня очень жарко. Надо развязать пояс пальто, но сначала перекинуть сумку с одной руки в другую. На счет три… Раз, два, три… Сумка в правильной руке… Ключи!

Чуть сердце не остановилось, я было подумала, что оставила их в замке зажигания. Нет, они в кармане. В правом кармане пальто, вместе с ключами от квартиры…

На брелоке четыре ключа: от парадной, от входной двери, от почтового ящика. Четыре. Я запираю платья в гардеробной, последний ключ от гардеробной. Надо дышать. И еще два бутафорских ключа, чтобы общее число было кратно верной цикличности. Всего ключей шесть. Два бутафорских и четыре настоящих. Голоса не знают, что не все ключи настоящие, голосам важно знать, что их шесть…

Нельзя позволять страху овладевать, нельзя… Голоса включились и нашептывают мне, что я потеряла ключи. Я им не верю, я нашла ключи. Я смотрю на свой страх. «Бумажник, бумажник, ты забыла бумажник» – голоса не унимаются…

Бумажник в заднем отделении сумки, с ним должны лежать ключи от машины, а папка с отчетами… Черт! Нет папки с отчетами… Дышать… На три счета вдох, на три счета резкий выдох. Сегодня я была без папки, я точно помню, что была без папки, когда выходила из дома. Я. Помню. Что. Была. Без папки.

И я вспомню, как зовут этого мужчину…

– Вы в порядке, Анна? – бродит по моему декольте серыми глазами и важно поправляет галстук, а я вижу похотливого пухлого хорька в дорогом костюме. Мужчины всегда тянут руки к галстуку, когда манеры и обстановка не позволяют взять в руки член.

Снова эта его странная постановка фразы, я бы спросила: «Анна, ты в порядке?» Протягивает руки и выхватывает сумку и перчатки, чтобы помочь мне снять пальто.

– Доброе утро, Глеб, спасибо. – Стало легче дышать. Глеб. Точно, его зовут Глеб… А если нет?! А если по-другому? Как неловко будет, если он Иван…

– Анна, уже слышали?

– О чем?

– Паренек с ресепшен… – закатывает глаза слишком сильно, белки видны почти целиком, такие они неприятные, но в то же время такие странные…

Вязкие, тягучие и упругие одновременно. Эти белки мне не нравятся и нравятся одновременно. Нельзя запоминать вещи и слова. Голоса тоже их запоминают… Нельзя смотреть на его глаза.

Кружится голова. Как это ужасно – слышать такие новости до первой чашки кофе. Мне придется заново рассчитать шаги, паренек больше не вернется на ресепшен, эта Лана со своей родинкой, этот Глеб с семи утра… Почему семь, а не три?! Почему снова цифра «семь»?

Пальто снято с плеч, но осталась эта злополучная пуговица на груди… Если сосчитать, пуговиц семь, но еще по одной на карманах – станет девять. Я бы никогда не купила неправильное пальто. Все хорошо. Надо дышать. Семь – неверная цикличность, правильная – три.

У Ланы три пуговицы, на потертом сером джемпере три пуговицы. Наверное, бутафорские, зачем на джемпере три бутафорские пуговицы…

Дизайнеры одежды тоже социопаты, намеренно создают такие паршивые дизайны. Все, кто работает прямо или косвенно с людьми, – социопаты. Все, кто работает с людьми, ненавидят людей. Вот ведь парадокс жизни… Пора заменить людей роботами.

Пуговица поддалась, без пальто легче, я чувствую свой парфюм, потому что сильно пропотела, духи перебивают нотки парфюма Глеба и перебивают запах пота… Я чувствую запах собственного пота. Значит, и Глеб тоже чувствует? Как это неудобно… Подмышки – это не рот, который можно закрыть, боже мой, он точно чувствует этот неприятный, навязчивый запах… Я хочу уйти отсюда немедленно. Только я уйду, а запах пота в воспоминаниях Глеба – нет… Это невыносимо – остаться такой в воспоминаниях. Даже такого, как этот Глеб.

Он смотрит так, словно ждет чего-то. Наверное, все же не чувствует, как неприятно я пахну. Точно не чувствует, иначе я бы это заметила. Если человека раздражают запахи, это видно по носогубным складкам… У Глеба они в спокойном положении, его не волнует мой запах.

– Не переживайте, охрану усилят и найдут. – Так тяжело дышит, словно только что совершил пробежку в тяжелых кроссовках на своих маленьких упругих ножках. Задница у него тоже упругая. Задница у Глеба что надо… Чертова «задница» – слово из семи букв… У меня кружится голова. Все вокруг кружится…

«Кого найдут? Кого найдут? Кого найдут?» – Голоса звучат в голове барабанной дробью и хотят, чтобы я вторила им и задала этот вопрос Глебу.

– Кого найдут? – повторяю за ними, но не потому, что я в их власти, а потому, что просто должна задать встречный вопрос. Не потому, что голоса это приказали, а потому, что у этого Глеба все еще в руках моя сумка и мои перчатки. Только по этой причине. Мне нужны назад мои вещи.

– Того, кто это сделал. – Глеб отвечает с таким выражением лица, словно я говорю с ним на другом языке. Но носогубные складки все еще спокойны, значит, он правда ничего не почувствовал. У меня хорошие духи.

«Укуси его за щеку, укуси его за щеку, укуси его за щеку» – мысли в голове крутятся холодным вихрем. Все разваливается, как карточный домик, сегодня все разваливается, мне надо как-то отвлечься, иначе я точно его укушу, в то самое место, на котором у Ланы родинка…

Никак не могу перестать думать о ее уродской родинке. Надо что-то сказать, что-то нейтральное… Родинка, Лана, глаза… Черт, все смешалось, как в дешевой столовской солянке. Горячей и такой жирной, что тошно от одного только взгляда… Солянка. Надо вспомнить рецепт. Надо приготовить солянку, пригласить друзей и подать ее в том белом сервизе с супницей…

Какая чушь в голове, у меня нет друзей, и я ненавижу готовить. Надо взять себя в руки и ответить что-то нейтральное. Такое, чтобы голоса поняли, что я их не слышу, и отстали от меня.

– Грабителей обычно не находят, Глеб.

Да, так. Именно так. Голоса умолкли, они не ожидали. Они думали, что сегодня я полностью в их власти. Я смотрю на свой страх, я не позволю им взять надо мной верх.

– Анна, это был не грабитель, и я… – снова закатывает глаза, и меня снова начинает трясти от вида белков, они похожи на личи…

Глеб так дышит, словно сейчас взорвется от волнения. Если это произойдет, он запачкает мне платье своей кровью и кусочками кожи. Какая отвратительная будет картина. Я впервые сегодня надела это платье, его нельзя пачкать кусочками кожи, в прачечной нет прейскуранта, связанного с кусочками кожи… или есть? Может, я отстала от жизни, такое точно есть, всякое же может произойти?

– Хотите кофе? Я расскажу вам про расследование…

Зачем он произнес это слово? ЗАЧЕМ?! У голосов получилось, паника охватывает тело холодными острыми мурашками. Он сказал слово «РАССЛЕДОВАНИЕ».

Обследование, потом Преследование, потом Расследование, все сходится, на третий счет. Нет слов на буквы алфавита перед «о» с основой «следование»… Три… Правильная цикличность три.

Моя система работает. Я использую ее давно, она помогает не слышать голоса. Надо взять слово и придумать его производные от основы, главное – определить, какое слово будет по счету следующим, главное, чтобы цикличность сохранялась.

Не хочу больше говорить с Глебом, остался неприятный осадок от того, что он сказал: «мальчик, который всем улыбался»… Я не думала так про паренька. Я думала, что он равнодушный и бесчувственный, и ему не было ни до кого дела. Мне стыдно. Мне очень стыдно, что я так о нем думала…

Хочется плакать… Словно виновата перед пареньком, в чем-то сильно и безвозвратно виновата. Меня беспокоит чувство вины… Я могла или не могла что-то сделать с этим пареньком?

Глупый вопрос, конечно, и неуместный, но… Каждый раз, собираясь за границу, я проверяю паспорт в сильнейшей панике, потому что мне кажется, что мое имя или фамилия написаны неверно… Схожие чувства испытываю в данную секунду. Словно мое имя написано через одну «н», а не через две «н»… Снова в голове образ этого ужасного физика и его «кибернетика»… Почему меня так это беспокоит? Я знаю, чем была занята вчера.

Надо найти чек. Чек за новое платье, потому что вчера я купила новое платье, я была занята шопингом, а не пареньком с ресепшен. Мне нужно успокоить голоса и дать им что-то логичное. Тогда они отстанут от меня и перестанут изводить мыслями, что это я что-то сделала с бедным пареньком. Я не могла с пареньком ничего сделать, потому что была занята. Я. ПОКУПАЛА. ПЛАТЬЕ.

– Анна!

«Что? Что? Что?» – Голоса узнали, что цикличность три… Почему они прошептали мне слово «что» три раза? Или это не просто слово, а местоимение? Я была занята шопингом, а не пареньком с ресепшен, надо дать задание Варе уточнить.

Глеб… Подошел слишком близко. Я вижу, как его мягкий жирный язык свернулся в трубочку… Какой же он неприятный, как только женщины занимаются с ним сексом? Меня тошнит от одной мысли, что этот язык бродит по моим зубам, касается десен, и…

– Анна, прекрасное платье! – Глеб хочет как лучше, но это не помогает.

– Спасибо. Вчера купила новое. – Трудно говорить, меня тошнит. Не могу оторвать взгляда от мокрого рта, мерзко и жутко, но хочется смотреть на этот рот и дальше. Надо уходить, иначе я поцелую Глеба… Чтобы ощутить в полной мере все то, что я представляю и предчувствую.

Ничего не говорить, просто идти. Пусть стоит и смотрит вслед, он всегда так делает, мерзкий лизун. Ноги идут, я чувствую, как мои ступни напрягаются на каждом шаге, но я иду. Иду подальше от этого Глеба.

Лифт. Кнопка. Войти. Нажать кнопку. Два этажа – и наш офис. На третьем. Три пуговицы, три пятна, три складки, три этажа… Цикличность три. Что будет, если наш офис переедет на четвертый этаж? Я уволюсь. Без вариантов. Я не смогу изменить цикличность на четыре…

Что я делала вчера? Я была в торговом центре. Я покупала платье. Это не мои голоса сделали что-то с пареньком на парковке. Но… Тогда чьи? Надо найти чек. Надо найти этот чертов чек…

Временами что-то происходит в жизни, что-то такое, о чем позже я не в силах вспомнить, потому что была цель, по типу «купи платье», идешь выполнять эту цель, а про все остальное забываешь.

Забываешь понаблюдать, какая была погода, какие были люди вокруг, даже не можешь вспомнить, чистил ли утром зубы и что надел, чтобы выйти на улицу… Помнишь только про то, что решил купить себе платье…

Иногда я не могу вспомнить, какое нижнее белье на мне надето, и тогда приходится находить уединенное место, чтобы задрать юбку, посмотреть и вспомнить… Это всегда успокаивает.