Человек с картинки (сборник)

– И в самом деле, пора. Алеша уже заждался. Как это мило – повидать тебя, – она улыбнулась чуть теплее, – Всего хорошего!

– Пока.

Сверкнув глазами, Саша скрылась в подъезде. Но не так, и не в том, и все было по-другому.

Я не знал, как жить. Все теперь было кончено. Впрочем, можно ли было ожидать, что все будет иначе? Я просто не хотел в это поверить. Я не хотел с этим смириться.

Я совсем забросил работу. Я расстался с приехавшей от бабушки Людой. Она плакала и не могла понять, что же случилось за то время, что ее не было в городе. Я не мог найти вразумительного объяснения. Я понимал, что так нельзя, что так не делается – быть вместе четыре года, чтобы потом вот так… Но я не мог по-другому. У меня просто не было ни на что сил.

Всхлипывая, Люда собрала вещи и ушла, а я остался один в полутемной квартире. Я постоянно курил и спал, а все остальное время находился в какой-то прострации. Я даже не мог ни о чем думать. Я слишком устал.

Бог знает, сколько времени я так провел – дни ли, недели? Я не мог сказать.

Изо дня в день я лежал на постели, безвольно свесив с нее руку – и молчал, и не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни грез – и смотрел прямо перед собой. Сил шевелиться у меня не было. Пока однажды какая-то сила не подняла меня с кровати, и я вскочил, и, быстро схватив в охапку свою куртку, рванул к машине, и целенаправленно поехал к ней, механическими, бездушными движениями управляя машиной.

Бросив автомобиль, я распахнул убогенькую дверь затхлого подъезда, резко вбежал внутрь и нерешительно остановился на лестнице.

– Молодой человек, вы к кому? – я поднял глаза на лестничную клетку и увидел пожилую женщину с авоськами, которая копошилась перед дверью квартиры. Она смотрела на меня чуть испуганно.

– Я к Саше, – вежливо ответил я, – Могу я ее увидеть?

– К Шурочке? – взгляд ее потеплел при упоминании о ней, – Так ведь они же уехали.

– Куда? – я встрепенулся, – Когда?

– Да еще недели две назад. В Москву переехали.

– Зачем? – я не мог поверить услышанному, – Не может быть. Это какая-то ошибка! Зачем ей Москва?

– Вот именно, – недовольно проворчала бабуля, – Что Москва? Москва, Москва… Столица… Посбегали в столицу. А разве Петербург хуже?

– Не может быть! – я был в отчаянии.

– Да точно уехали, говорю тебе, – пожилая женщина разговорилась, – Шурочке вздумалось в Москве учиться, ну они с Алешей и убежали, он же для нее все сделает, всегда уступит. Парень-то хороший…

– Спасибо, – резко развернувшись, я побежал обратно к машине. Я уже знал, что делать. Забежав в первый попавшийся ларек, я купил какую-то шоколадную плиточку и поспешил вылавливать Мишку.

В скором времени я уже сидел в машине и курил, разглаживая на коленке смятую бумажку с адресом. Когда-то и она тоже… вот так… Дала мне листок с телефоном… И… выпрыгнула из моей машины…

Перед глазами все совсем закружилось. В горле пересохло. Одно я знал наверняка – я скоро ее увижу.

На землю падали багровые листья. Неужели в Москве их пряный цвет краше? Я прибегу к ней, я прилечу к ней из Питера, я найду ее и там, и буду кричать, и паду перед ней на колени, и обхвачу руками ее хрупкие ножки, и буду просить, буду отчаянно молить… И я буду просить ее мужа, парня с добродушной улыбкой, чтоб он отдал ее мне, вернул, ведь она моя, моя!

Саша! Ты слышишь, я люблю тебя!

Светлые глаза юного ангела насмешливо улыбались.

С ветки сорвался еще один багровый лист.

    2005

Забытые сны

Опавшие листья лежали на земле. Некоторые еще держались на деревьях, но были уже совсем слабыми, и им хватило бы малейшего дуновения, чтобы упасть наземь, но ветра не было, а потому парк казался безмолвным, неестественно недвижным, почти безжизненным, но оттого еще более прекрасным, похожим на неизменный фотографический снимок, которого никогда не коснется ничто мерзкое, и никто не сможет его обезобразить.

Девушка остановилась, пораженная красотой, не могла не остановиться, поскольку невозможно было не восхититься до ошеломления этой прелестью божественного поцелуя, которым наградила природа это место – хотя она так старалась не обращать внимания на то, как здесь все прекрасно. Она старалась, но у нее не получалось и, начав любоваться природой, которая в этом месте словно была какая-то другая, пропитанная какой-то особой сакральностью, уже не могла остановиться. Два года она избегала ходить этой дорогой, но сегодня у нее не было выбора, обстоятельства вынудили ее поступить именно так – или она сама решила, что это случилось. Этот путь был самым коротким из тех, что шел к ее дому, а на улице было безумно холодно, отчего она так замерзла, что ей хотелось только одного – тепла, до такой степени, что ее не волновали какие-то давние воспоминания, и всем предрассудкам давно пора было уже положить конец. Но это только на первый взгляд. Теперь же она стояла, не в силах отвести глаз от знакомой полянки, и беспокоившее ее ощущение холода куда-то исчезло, потонув, растаяв в ее горячем жизненном сердце, сменившись тянущей печалью, сожалением о том, что все так получилось, постепенно перетекающим в знакомую тоску.

Девушка стояла и смотрела. Два года она не ходила этой тропой, а здесь ничего не изменилось. Сердце наполнилось каким-то смутным ожиданием. Парк молчал. Мир замер.

Она посмотрела на узкую, чуть заметную тропинку, скрывающуюся в кустах, окрашенных осенними красками, и ей казалось, что еще мгновенье – и оттуда появится молодой человек.

Но это, конечно, сон. Девушка закрыла глаза. Не может быть, чтобы это когда-то было. И тем более не возможно, что это еще случится. Она зажмурилась еще крепче. Кругом кружился снег. Ветер швырял его в глаза, и она опускала голову и жмурилась. Однако было не холодно, и снег быстро таял. По щекам стекала вода. Так близко, так явно. Но это не талый снег, это всего лишь дождь, пролившийся на безмолвный парк, но девушка не замечала этого. Болезненность этого воспоминания затмила ей глаза. Она подняла взгляд и увидела парня, пробирающегося к ней сквозь мокрый снег. Он подошел к ней и дотронулся губами до ее губ. В его волосах блестели снежинки, быстро превращающиеся в капельки воды. Она провела рукой по его голове и заглянула ему в глаза – карие, такие теплые, такие лучистые. Он осторожно обнял ее, и она прильнула к его груди, прикасаясь к такому знакомому и родному теплу. Не существовало больше ни ветра, ни мокрого снега.