– Женщины, – вздыхает отец, откидываясь на спинку стула.
Матушка нежно дотрагивается до его плеча. Мне бы радоваться семейной идиллии, но вместо этого чувствую себя некомфортно. Я нахожусь рядом с ними, но кажется, я далеко от них. И с каждым словом, взглядом, жестом расстояние между нами увеличивается. У меня кружится голова.
– Прошу не обижаться, я оставлю вас. Хочу еще раз взглянуть на вещи, которые возьму с собой. – Я не могу оставаться за столом, аппетита нет.
Матушка одобрительно кивает, а отец поднимается со своего места, чтобы поцеловать меня в макушку.
– Это и твой дом тоже. Ты всегда можешь вернуться, чтобы забрать то, что оставила, – ободряет отец.
Вернуться, чтобы забрать, а не чтобы остаться. Хотя чему я удивляюсь, никто не возвращался. Зачем, если и так все наполнено гармоничной радостью совместного существования.
– Я знаю.
Возвращаюсь к себе в комнату и пытаюсь понять эмоцию. Может, я заболела неизвестной болезнью, симптомы которой – окрашивание жизни в серый цвет и ощущение неудовлетворенности, тяжести. Прикладываю ладонь ко лбу. Температуры нет.
Покидаю комнату и медленно иду к гостиной, родители должны быть там. Мне надо узнать, точно ли я здорова.
– Он моложе ее. Их соединили, полагаясь на идентичность нерасшифрованных отметок. Больше ждать нельзя. Промедление опасно – Совет и так несколько раз присылал уточнения по ней, – как всегда сухой и бесстрастный голос отца. Останавливаюсь, прислушиваюсь к разговору.
– Еще два дня, – голос матушки, и затем тяжелый вздох, то ли ее, то ли отца. – Что со звездой?
– Она создает свою колыбель… нельзя отменять союз. Если бы он не пропал! – отец говорит тихо. Мне приходится приблизиться вплотную к залу и прижаться спиной к стене. – Его сестра связалась с нами, наполненная опасениями. Она предполагает, где он может быть. Обычно мы не вмешиваемся в мироустройство иных, как и они в наше. Нас разделяет не только лес, но и само отношение к жизни. Только глупцы могут жить без предначертанного! Совет узнал о них слишком поздно, их много – Вселенная не одобряет жестокости, поэтому приходится мириться с их существованием, пока они не мешают нам. К тому же они полезны – благодаря Соглашению они обязаны обеспечивать Систему сельскохозяйственными продуктами.
– Как некстати он пропал… Вы обязаны найти и привести его. – Матушка полна решимости.
– После возвращения его сестры и Филиппа был издан Указ, добровольно ушедшие не подлежат принятию. Если он ушел сам… А нам и так известно об этом.
– Прошу, придумай что-нибудь. Зря их приняли, это исключение ведет за собой неприятности.
Отец снова что-то ей объясняет, но я не могу расслышать.
Стараясь сохранить самообладание, я на носочках возвращаюсь к себе в комнату. Про каких иных говорил отец? Кто бежал? Мне кажется, они говорили про моего суженого. Новое переживание захватывает меня, неприятно давит в области груди. В тоже время мне безумно интересно копаться в нем, словно я заново начинаю узнавать себя. На автомате продолжаю складывать вещи в чемодан.
Стук в дверь, она отворяется. На пороге стоят родители. Они выглядят странно. У отца растрепаны волосы, матушка крепко сжимает его руку.
– Доченька, нам с отцом необходимо отлучиться. Не жди нас к ужину. – Матушка пытается выглядеть непринужденно. Отец серьезен.
– Вы надолго?
Она пожимает плечами, отец продолжает сверлить меня взглядом.
– Будь дома. Еще два дня, и ты будешь счастлива. – С этими словами он закрывает дверь, я снова остаюсь наедине с собой и своими мыслями.
Что ж, происходят какие-то изменения, а меня продолжают держать в неведении. Моя сущность начинает прорываться сквозь рамки условности, требуя внимания. Кто-то – скорее всего, мой суженый – сбежал. Есть иные, которые живут без предначертанного – старец с рынка один из них, в этом нет сомнений. Пытаюсь отвлечься, созвонившись с подругой.
Набрав на стационарном телефоне номер Марины, я ожидаю ответа. И чего она так долго не подходит? Наконец-то тишина сменяется ее голосом:
– Лесия, привет! – рада одноклассница, с которой у меня сохранились самые доверительные отношения после ее замужества. Все остальные старались минимизировать общение со мной, отмечая мою странность. – Поздравляю, скоро ты причислишь себя к нашим рядам.
– Марина, ты счастлива?
– Конечно. И ты будешь, – смеется она в ответ.
Глупо спрашивать очевидное. Дальнейший разговор протекает в описании подробностей, как у их ребенка режутся зубки, как замечательно он смеется или лепечет какой-то очередной бред. Я периодически вставляю: «Какая прелесть!» На двадцатой минуте разговора ребенок просыпается, подзывая к себе родителя. Марина прощается, обещая прийти на торжество, чтобы поздравить нас.
Телефонный разговор не помог, беру книгу и углубляюсь в изучение двухфазной чистки масляных картин – смысл проходит мимо.
Спускаюсь в зал, открывая карту местности – города Системы разделяют огромные территории леса и пустоши. Неужели это только конспирация, или в самом лесу и правда что-то есть?
Темнеет, домой родители пока так и не вернулись.
– Что же происходит? – обращаю свой вопрос в пустоту.
Изменения, поспешная свадьба. Мной заинтересован Совет Великих Оракулов, а это не сулит ничего хорошего. Старец с рынка один из иных. Он говорил про лес, отец тоже. Суженый сбежал, как понимаю, к этим иным. Если он сбежал добровольно, то обратно его не примут.
– Ночь, ты мне нужна! – Я не могу справиться с нахлынувшим потоком информации.
– Я здесь. – Холодный ветерок действует успокаивающе.
– Мне плохо, что-то съедает меня изнутри. Мне душно, не хватает воздуха.
Ужасно, когда не с кем поделиться, обсудить, просто потому что никому не свойственны подобные переживания. Можно ли было назвать незримую компаньонку, которая приходит в ночи, подругой, не знаю. Она умеет слушать. Она не считает мои мысли крамольными.
– О чем ты думаешь?
– Картина Фриды Кало «Раненый олень» с маленькой надписью в углу «карма». Картина выставлена в категории «Страдания». Я ощущаю себя тем истерзанным оленем. Вокруг меня происходят непонятные вещи, а я ничего не могу сделать. Если отец не вернет суженого, то Совет Великих Оракулов не отстанет от меня. Но и суженого этого я не хочу!
– Почему?
– Мне надоело скрываться! – Перехватывает дыхание от скопившегося напряжения. – Лучше бы мне не показывали тот фильм и сразу после школы выдали замуж! Я желаю понять себя, желаю перемен, которые позволят мне самой распоряжаться своей жизнью. Я желаю освободиться от оков определенности. Я желаю найти себя, – последние признания кричу, выплескивая подавленное.
– И как ты это сделаешь?
– Я отыщу иных, – озвучиваю мысли, убеждаясь в своем стремлении.
Я не хочу замуж за незнакомого человека. Я не хочу слепо следовать предначертанному. Я хочу иметь выбор. Я хочу познать грани новых эмоций, которые скопились внутри, но не находили выхода. Мне понятны стремления Совета Великих Оракулов, но сама моя суть противится четкости без возможности ответвлений.
– Ты знаешь, где они? – спрашивает Ночь.
– Я почти уверена в этом. Они за лесом. Надо идти за полярной звездой.
Моя единственная надежда, что там, за лесом, есть другая жизнь. Лес наверняка не такой огромный.
– Ты уверена?
– Я больше не могу так. Я задыхаюсь. Понимаешь? На меня давят стены, правила, родители. Я каждый раз хочу вырваться, но не могу: ноги прирастают к полу, горло пересыхает, грудь сдавливает. Но теперь, когда я знаю, что есть надежда, я обязана пойти на этот шаг. Слишком много совпадений.
Я пропитана желанием побега, больше не сомневаюсь в своем решении.