Горький шоколад

– Естественно, зачем! Помнит, что я хотел его уничтожить, а повода не находилось… Это была не шутка. Теперь они скрылись.

– И как же теперь?

– Мало ли чего я когда-то хотел, Катя… теперь неважно.

И тут он неожиданно стал прощаться: слетаю к родителям в Самару, к утру уже буду дома, заскочил лишь по пути, чтобы хоть с кем-то поделиться…

– Так, может, все-таки чай? – беспомощный вопрос так и повис в воздухе, будто нарисованная на холсте бабочка. Несмотря на трогательную улыбку и нежный взгляд, обращенный к нему, Рома лишь покачал головой и, махнув рукой, вышел за порог.

Сколько в жизни было этих самых самолетов…

Катя подошла к окну, отодвинула штору и чуть не закричала от неожиданности. Прямо на нее выползла сухая когтистая лапа и, ударив в лицо, тут же сжалась в моток спутанной серости. В этой копне Катя узнала некогда пышные, темно-бардовые цветы, которые она забыла полить. Вот так! Теперь сморщенные листья покорно опадали, а коричневые лепестки были готовы вот-вот рассыпаться от малейшего прикосновения. Высоко в небе летели белые самолеты. Их путь лежал в сторону Африки и других теплых стран. А комнатные розы становились пылью, колючей, словно заноза. Любая влюбленность – это и есть заноза, и если вовремя не избавиться от нее, пойдет необратимый процесс заражения всего тела. Но иногда она проникает слишком глубоко, и тогда почти ничто не может помочь. Только одно. Нужно оторвать ногу или руку и далеко отбросить от себя. Для этого в специальных магазинах продают пилы. Но ведь никто не согласится стать инвалидом, верно? Уж лучше жить так, потихоньку, неспешно, растворяясь в грустных тягучих снах. Самолеты, обращаясь в журавлей, парили над землей…

14

Проснулась Катя на диване от странного шороха в коридоре. Возможно, она спала несколько минут, не больше, а может быть, и целый час. Вместе с поникшими цветами, что обнажились за шторой, в комнате вновь запахло чем-то давним, бывшим, горестным, как прекрасный, яркий закат над сгоревшим домом. Таинственный шорох в прихожей не прекращался. Явно, это были голоса, причем знакомые.

– Ну, как мы тут поживаем? – громко и отчетливо спросила Вероника.

– Вероничка!!! – Катя резко вскочила и, взбив рукой распущенные волосы, выскочила в коридор, – привет!

Обнялись с налету и засмеялись. Вот так встреча!

– Как я поживаю… да как, ну так! – щебетала Катя, – мне приснились твои цветы. Я их полить забыла, прикинь! И они мне приснились. А кота кормлю. Но он такой… не сильно общительный, вот.

– Да-да, – кивнула Вероника, – я-то на секунду забежала, сейчас к родителям и к дочке. Будем Новый год встречать. Вместе. Но, думаю, все-таки зайду, подарок вручу. Ракушки с океана. Держи.

Она протянула тряпичный пакетик, перевязанный алой ленточкой.

С кухни выглянул Рома и загадочно улыбнулся.

– Ой! – не удержалась от возгласа изумления Катюша.

– Да-да… Подхожу к подъезду – бах! Роман стоит. Ну и ну! Что да как… Мы ведь сто лет не виделись. Он особо не торопился. Зашли – а ты спишь да почиваешь. Решили не будить, сбегали в магазин, на стол уже накрыли. Милости просим. Только я недолго с вами посижу. Чуть-чуть.

После путешествия подруга выглядела еще более привлекательной, чем раньше. И дело не только в легком загаре, что среди бледной, дождливой зимы, казался непростительно ярким. Вероника плавно расставляла чашки, что-то доставала из пакетов, и во всех простых движениях, даже в том, как она вытирала полотенцем руки, присутствовали неторопливая законченность и смысл.

– Не особо торопился? А как же… – собиралась спросить Катя про самолет, но не успела.

– Навестил я всех друзей, – перебил Рома. – Торопиться больше некуда.

– Ты-то ладно! – Вероника засмеялась, – кота зачем-то притащили.

– Он сам пришел! – В один голос ответили Катя с Ромой.

– Кстати, а если не секрет, где твой кот?

– Катюх, я тебе говорила. Просто, наверное, ты забыла. Помнишь, когда мы по набережной гуляли в последний раз? Болел Мурзик и умер. Ему пятнадцать лет было…

– Точно… – что-то смутно шевельнулось в памяти и тут же стихло. Видимо, это было в тот самый день, когда она увлеченно рассказывала про очередную недо-ссору с Вадимом. По Москве-реке медленно плыли прогулочные баржи, больше Катюша ничего не могла вспомнить.

– Ну, забыла так забыла. Очень трогательно, что вы нашли другого. Ромка уже все рассказал. Так…а где штопор?

На белой скатерти уже были расставлены цветастые чашки с блюдцами, оставалось зажечь свечи и разлить вино. Видимо, Рома решил ничего не рассказывать про Лизу. Действительно, зачем вспоминать прошлое? В том, что он неожиданно вернулся и сидит сейчас рядом с ней, Катя почувствовала некоторое обещание, залог того, что все будет хорошо. Незаметно она тронула его за руку и с радостью ощутила ответное рукопожатие. Часы мерно отсчитывали время.

– Ну, с праздником! – скомандовала Вероника, – я рада, что вы познакомились! За вас! За Новый год.

– Ура! – поддержал Рома, – за новое счастье! И новые радости! Пусть все плохое и грустное – останется в прошлом. За это время Катя стала мне настоящим другом. Произошло это незаметно, почти случайно,.. и вот, однако, теперь…нечто большее…

– Молчи, молчи! – прервала Вероника, – все после! После расскажешь. А сейчас – пьем.

«Нечто большее», – замирая, Катя с трудом верила в свое счастье. Это не сон? Нет, не сон. Глупое сердце громко колотится. Вот он, мечта всей жизни. Именно по нему она необъяснимо страдала и ждала, когда встречалась не с теми. Живой, настоящий. Любимый. Вино наполнило сердце теплом, даже жаром. Подлинная, вечная жизнь была во всем и с избытком; горели свечи и сияли на елке шары; мерцали, пролетая в свете фонарей, крупные снежинки. Хрустальная пиала, доверху наполненная сладостями, напоминала сплетение морозного узора. Задумавшись, Катя рассеяно взяла и отломила одну плиточку. Положила в рот. Шоколад был горький.