Рубиновый лес

На каждом большом пиру, посвящённом великим событиям вроде моего рождения или праздников Колеса года, устраивались танцы… Но ни на одном из них я прежде не танцевала сама. Меня просто не приглашали. Ведь за королевским столом всегда восседал мой отец, и никто не знал, что рассердит его в этот раз – порой было достаточно не вовремя улыбнуться. Пир же в честь моего Вознесения был особенным, и не только потому, что отец не присутствовал на нём. Матти просила меня повеселиться, а Солярис впервые пришёл на праздник полноправным гостем… Разве не воспользоваться подобным не было бы кощунством?

– «Лисья свадьба» для драгоценной госпожи! Живее! – услышала я приказ Гвидиона, подорвавшегося к музыкантам, когда тишина в Медовом зале неприлично затянулась.

Музыка, заигравшая уже в следующую секунду, напоминала бронзовые листья, тяжело стелющиеся на землю по осени. Она была гулкой, как волчий вой, и глубокой, как морской залив. Низкое и тягучее гудение тальхарпы, поющей под умелым смычком барда, задавало ритм остальным инструментам. Барабаны гремели, гусли бренчали, и лишь звонкая флейта жила своей жизнью, перебегая туда-сюда по нотам и привнося в мелодию воздушную лёгкость. Именно она и превращала эту дикую, навевающую мысли о сражениях и неизвестных богах, музыку в один из древнейших парных танцев.

Хоровод, прежде кружащийся в нише, рассыпался, стоило нам с Солом приблизиться. Никто из гостей не осмелился присоединиться к нам, поэтому Солярис бесстрашно занял центр освободившегося пространства и, убрав одну руку за спину, выставил вторую перед собой.

– Все смотрят, – прошептала я, занимая точно такое же положение напротив, но так, чтобы моя вытянутая рука шла параллельно руке Сола и соприкасалась с ней лишь локтями.

– Разве ты не этого хотела? – спросил он дерзко, явно заметив, как я покраснела.

– Нет. Я лишь хотела увидеть, насколько ты неуклюж, чтобы потом глумиться над тобой до конца жизни.

Солярис приподнял брови и ухмыльнулся, явно не ожидая, что я уколю его на эту тему раньше, чем он меня. Когда тальхарпа на секунду смолкла и в мелодию вдруг яростно ворвалась скрипка-гигья, Сол резко отпрянул назад и, хлопнув в ладоши, скользнул обратно. Я повторила его движения, следуя за ним, как нить за иглой. Этот танец недаром происходил от крестьянского «танца ухаживаний»: пускай он и был облагорожен по требованию знати, но сохранил свой рваный, необузданный нрав, свойственный всем дейрдреанским пляскам.

– Где ты научился? – изумлённо спросила я, когда мы с Солярисом снова соприкоснулись локтями, вращаясь по кругу на одном месте. – Не думала, что тебе известны традиционные танцы Дейрдре…

– Ах, значит, пригласила меня на танец, заведомо зная, что я опозорюсь? Бесстыжая, – цокнул языком он, даже не посмотрев вниз на свои или мои ноги. Тем не менее он ни разу не оступился и не запнулся, легко контролируя темп. – Драконам не нужно учиться танцам. Музыка у нас в крови. Ну а ещё, возможно, я прочёл справочник по дейрдреанскому искусству…

Я сделала ровно пять шагов назад, в самый угол, чтобы выстроить между собой и Солярисом дистанцию. «Лисья свадьба» была одним из самых длинных танцев, поэтому заимствовала не только элементы ухаживаний, но и крестьянскую присядку. Однако я бы умерла со смеху, если бы Сол действительно опустился на корточки и принялся прыгать за мной, как утка. Поэтому он лишь поклонился и спокойным, размеренным шагом двинулся обратно ко мне, будто так и задумывалось. Этого следовало ожидать – в конце концов, Солярис никогда не следовал правилам.

– Ай-яй-яй… – начала я, когда мы вновь сошлись в центре зала и широкая ладонь Соляриса обхватила мою.

– Умолкни.

Кажется, я наконец-то поняла, чего хотела от меня Матти и что такое веселье. Именно его я испытывала сейчас, когда, вконец наплевав на последовательность движений, начала двигаться так, как хотела. Боковым зрением я заметила мельтешение за столами: кто-то всё-таки решил присоединиться к нам. Но, не обращая на других людей никакого внимания, я сосредоточилась лишь на Солярисе. На том, каким нежным было его касание, невзирая на сокрытую силу, и том, как он сплетал свои пальцы с моими, когда вёл меня за собой, хотя я не помнила, чтобы танец предполагал столь тесные прикосновения.

– Что означала та твоя фраза «если ты снова забыл приготовить мне подарок»? – вдруг спросил Солярис, когда мы снова сцепили руки и закружились на месте. Его дыхание ничуть не сбилось за время танца, в отличие от моего. – Когда это я забывал про подарки?! Зимний Эсбат десять лет назад не считается! Ты сама не захотела его отмечать!

– Ах, значит, ты всё-таки приготовил мне что-то?

– Да. Планировал показать после праздника.

«После праздника…»

Я едва не спутала шаг, когда вспомнила о том, о чём должна была предупредить Соляриса сейчас, до того, как он узнает об этом сам и захочет перегрызть Дайре горло.

– Только если не будет слишком поздно, а то я хотела бы выспаться. Завтра меня ждёт одно дело…

– Дело? Что ещё за дело?

– Конная прогулка с ярлом Дайре. Кстати, я собираюсь пойти на неё одна, так что ты сможешь валяться в постели до вечера, если пожелаешь.

Ни одна мышца на лице Соляриса не дрогнула, когда он, снова отстраняясь от меня в танце, лаконично произнёс:

– Нет.

– Что значит «нет»? Я не разрешения у тебя спрашиваю.

– Всё равно нет.

– Я твоя госпожа…

– И моя ответственность. Ты ведь помнишь, что сказал твой отец, когда снимал с меня ошейник? – Я понадеялась, что это риторический вопрос, потому что в ту пору, о которой говорил Солярис, мне было пять лет и я мало что помнила, кроме своего исчезновения в Рубиновом лесу и бесчисленных кукол. – Оникс сказал, что отныне я отвечаю за тебя головой. Что отныне я твой сторожевой зверь. Именно поэтому я лично знаю всех ярлов твоего отца в лицо. Кроме одного. Кроме Дайре. Оникс назначил его недавно, так? А мне даже неизвестно, как он выглядит! Пока я не пойму, что он за человек, я не смогу доверить ему тебя. С чего тебе вообще пришла мысль идти куда-то без меня? Он что… – Солярис сморщился, как изюм, – понравился тебе?

– Вовсе нет! – фыркнула я. Тальхарпа почти затихла, но я твёрдо решила, что, пока не закончу разговор с Солом, не закончу и танцевать. – Дайре слишком много болтает, и большая часть его болтовни показалась мне ужасно оскорбительной. Да, он симпатичный, но… Чем ярче у змеи окрас, тем опаснее яд.

– Тогда зачем ты согласилась на прогулку?

– Дайре что-то знает. Он дал понять, что поделится со мной этими знаниями, только если я приду без тебя.

– Знаниями о Красном тумане?

Я нервно ухмыльнулась:

– Дайре, конечно, явный безумец, но не до такой степени. Говорить о тумане на Вознесении запрещено, ты же помнишь, что отец писал в приглашениях на пир…

– Тогда о чём?

– О королеве Дейрдре и болезни отца, – ответила я, сама не зная, почему не стала добавлять следом «и о Море». – Послушай, я не собираюсь отказываться от стражи или запрещать тебе следить за нами! Достаточно будет не показываться Дайре на глаза. Давай проведём его, а? В текущей ситуации, когда у нас каждый день становится на одну загадку больше, лишние сведения не помешают.

– Я не планировал завтра весь день играть в шпиона, у меня тоже одно личное дело есть. – Сол клацнул челюстью и произнёс раньше, чем я успела задать встречный вопрос: – Скажи, Рубин, ты понимаешь, сколько человек хотели бы убить тебя за то, что сделал твой отец?

– Прошло больше тридцати лет, Солярис. Мой отец…

– Покорил туаты, пролив реки крови, – перебил меня он. Сол был уже вторым за вечер, кто прямо называл моего отца убийцей, и пускай это было правдой, подобные слова всё равно резали меня, как любящую дочь, изнутри. – Оникс до последнего младенца вырезал семьи тех королей, которые отказались стать его ярлами и потерять независимость. Тех, кто присягнул ему и поддержал в завоеваниях, он пощадил, но ты правда думаешь, что никто не жаждет мести? Если ты пойдёшь завтра на конную прогулку с Дайре…

– То что? – с вызовом спросила я, потеряв терпение.

Солярис сжал губы в тонкую линию и навис надо мной, оказавшись так близко, как не предполагал ни один танец.

– То останешься без подарка!

Я так растерялась, что даже не нашла достойного ответа. Музыка окончательно стихла, и зал в мгновение ока наполнился смехом и рукоплесканиями, подбадривающими нас с Солом станцевать ещё раз. Но, судя по тому, как он, обогнув меня, вдруг направился к главным дверям, это был его последний танец в жизни. Недаром в «Памяти о пыли» написано, что дракон считается взрослым только по достижении пяти сотен лет: Солярис часто вёл себя как ребёнок. А ещё он напоминал мне стог сена – мягкий и уютный ровно до тех пор, пока не бросишь искру. Вспыхивает мгновенно.

– Гектор!

Пронзительный визг заглушил весёлый гвалт и старинную балладу о возведении гор Мела, начавшуюся сразу после «Лисьей свадьбы». Я резко обернулась, и даже Солярис, продирающийся через толпу к выходу, остановился.

У ножек королевского стола, прямо на полу, сидела Матти, держа на коленях голову Гектора. Вокруг валялось несколько перевёрнутых серебряных блюд и разлитых кубков, но никто, даже слуги, не думал помогать: все только посмеивались, полагая, что малец попросту налакался мёда, как это часто случается на пирах. Однако даже самый крепкий мёд вряд ли сделал бы Гектора столь мертвенно-бледным. И уж точно не мёд заставил его губы посереть в тон костюму, пальцы конвульсивно дрожать, а глаза закатываться в приступе.

– Я разберусь, – сказал мне Солярис, тут же бросившись в противоположную от дверей сторону, чтобы, добравшись до королевского стола и Матти, подобрать её обмякшего брата на руки и поспешно вынести из Медового зала на свежий воздух.

Я замешкалась, разрываясь между желанием помочь друзьям и беззвучными мольбами Гвидиона, машущего руками с дальнего конца зала. Гости тут же столпились вокруг, как по команде, видимо решив, что, пока я осталась одна, самое время распить со мной мёд на брудершафт и войти в доверие. Кто-то всё-таки принялся расспрашивать меня о Красном тумане, нарушив запрет, кто-то снова завёл речь о Солярисе и его происхождении, а кто-то начал настырно сватать мне своего старшего сына. Хватило всего трёх-четырёх таких бестактных вопросов, чтобы я, всё-таки не сдержавшись, стремглав покинула зал.

– Ты уже забыл, зачем взялся изучать сейд?

– Это вовсе не смертельно, в отличие от недуга, которым страдает истинный господин…