Кривые Жуковского

Варвара вздрогнула. Не обернулась.

– Началось, – ответила она.

Варвара знала, что утрирует. Она ведь себя уже убедила, что оно и к лучшему. Что такой Полину не обидит, ведь сам обиженный. Но ей хотелось сообщить ему о чем-то важном, страшном, волнующем. Ей хотелось, чтобы ему казалось, что в ее жизни еще хоть что-то происходит.

– Что началось?

Она повернула голову, его подбородок почти касался ее плеча.

– Влюбилась.

Короткий смешок, а потом коснулся губами чуть выше уха. Даже не поцелуй. Но как надолго этого хватит!

***

Полина всегда приходила первой. Сидела на широком подоконнике, ждала, пока по одному начнут появляться одноклассники.

За окном было темно, и стекло от того казалось непроницаемо черным. Она изредка поглядывала на свое отражение. Она нравилась себе на черном.

Полина любила, когда уютно. Уют очень часто создавали полумрак и тишина. Она любила, к примеру, родительские собрания. Вечер, пустая школа, лампочки горят только в холле у входа и в коридоре, где немногочисленные ученики дожидаются своих родителей. За закрытой дверью далекие голоса, а если крикнуть самой, отзовется эхом.

Еще Полина очень любила сказку, которую мама когда-то читала ей перед сном. В ней одна ласточка, влюбившись по глупости в тростник, не улетела с остальными зимовать в Египет. Полина представляла себя той ласточкой, летящей в лучах заходящего солнца над пустыми гнездами, в которых еще недавно пищали птенцы, суетились их любящие родители. Рассекала крыльями воздух, который теперь был только ее. Впитывала тишину, которая ценна была тем, что еще вчера ее не было.

Полина всегда приходила первой. Но раньше, потому что так было уютно, а еще удобно – первый никогда не опаздывает. Теперь все было по-другому. Она надеялась, что он будет вторым, и тогда на черной глади оконного стекла они окажутся ненадолго вместе.

– Привет.

Но второй оказалась Алена. Она поздоровалась с Полиной на ходу, не поворачивая головы. Прошла к другому окну. Она была высокой, модной, красивой.

– Привет.

– Привет.

Это были Лешка и Глеб.

А потом, уже не здороваясь ни с кем, пришли двоечники Тарас и Артем. Но Артем не тот, с которым хотела отражаться Полина.

Потом Ангелина и Маша. Вообще, в классе у них было две Маши – Иванова и Курчатова, но Курчатова уже давно болела и в школу не ходила.

Стали приходить по трое, четверо. Вот уже и учитель с ключом…

«Привет, привет, здравствуйте».

Не пришел, констатировала Полина.

В класс заходили толпой, толкая друг друга в дверях. Полине стоило только стать частью этого бурлящего потока, и он отнес ее в класс, усадил за парту.

Наконец все расселись по местам. Принялись шумно доставать учебники, тетради, ручки.

За соседней партой разговаривали:

– Экономика, что ли?

– География вроде.

– А домашка была?

– Не знаю. Я ничего не делала.

Прозвенел звонок.

«Не пришел», – думала Полина.

– Все успокаиваемся, урок начинается!

– Экономика? – спросил кто-то громко с последних парт. Ему удалось перекричать толпу, и учительница ответила:

– География.

Ответила четко, ясно, чтобы слышали все.

У Вадика, Полининого соседа по парте, зазвонил телефон. Он стек под парту, и оттуда доносился его шепот:

– Да, мама. Хорошо. Уже урок. Да понял я!

«Не пришел», – опять думала Полина, поглядывая на пустой стул за партой справа.

Уже писали название новой темы, уже было оглашено, что в конце урока одиннадцатый «А» ждет небольшая контрольная работа по предыдущей теме, уже класс успел опечалиться на этот счет.

– Записываем! – громко, очень громко сказала Ирина Владимировна.

В классе стало почти тихо. У кого-то упала ручка, кто-то покашлял. У Вадика вибрировал телефон, он его выключил.

– Еще в пятидесятых годах в Европе начали появляться предпосылки возникновения интеграционных процессов. Постепенная потеря колониальных рынков… А где Притчин?

«Не пришел», – ответила про себя Полина.

Теперь уже не одна Полина смотрела на пустующий стул справа от нее.

– Заболел? – спрашивает Ирина Владимировна.

Никто не ответил. Никто не знал.

– Я ему материалы давала для открытого урока. Кто-нибудь знает, когда он придет? Я же должна знать, будет он выступать или нет.

На учительницу посыпались вопросы о предстоящем открытом уроке. Не то чтобы он очень волновал одиннадцатиклассников, просто они знали, что он волнует ее, и волнует очень, и вместо европейской интеграции можно поговорить о нем.

Но Ирина Владимировна отмахнулась от вопросов и спросила сама: