Он начал раздражаться. А что он думал? Что напугает меня? Не тут-то было!
– Слушай сюда, Солнцева, – прошипел Соболевский. – Мелкий в любом случае сядет, если не по этому делу, то по другому. А отправишься ты на соседние нары или нет – это зависит только от тебя.
– Господи, Соболевский, – процедила сквозь зубы я. – Прибереги свой гонор для бесед с подозреваемыми, а то пойдешь на допрос – а словарный запас-то кончился.
– А я с собой словарик захвачу, если что, – Игорь скривился. – Если вдруг, волей случая увидите Михаила Мелких, то передавайте ему большой привет от следователя Соболевского, а впрочем… – губы Соболевского растянулись в мерзкой улыбочке. – Не надо, скоро я смогу лично с ним побеседовать с этим преступником.
– А вы, Игорь Александрович, видно, запамятовали: прежде чем человека «преступником» называть нужно сначала его вину доказать, – отозвалась я.
– Будут доказательства, не волнуйся, – Соболевский развернулся и пошел прочь по коридору.
Я глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь. Еще некоторое время стояла в коридоре, не в силах пошевелиться. Соболевский – серьезный противник. Если он начал войну с Мелким, то так просто не отступит. Будет землю рыть, чтобы своего добиться. Надо держать ухо востро, пока я еще здесь, в отделе…
– Настя, что с тобой? – заботливый Колян словно материализовался из воздуха и, конечно, не смог пройти мимо «растерянной и, возможно, испуганной девушки», то есть меня.
– Все в порядке, – я невольно передернула плечами. Эмоции улеглись, ко мне вернулась способность более-менее трезво рассуждать. Мысленно я приказала себе собраться, не хватало еще на эмоциях сболтнуть лишнего.
– Точно? – не унимался Фишкин. Он пристально посмотрел мне в лицо: – Ты белее мела.
– Я в порядке, Колян, – соврала я. – В кабинете было душно, вот и… Голова закружилась.
– Головокружение – дело серьезное, – изрек Фишкин и, прежде чем я успела что-либо ответить, взял меня под руку и мягко, но настойчиво повел в сторону нашего кабинета.
– Димон, открой окно, – скомандовал Колян. Он усадил меня на диван и тут же подал стакан воды.
– Что стряслось? – спросил Синичкин, когда в кабинет уже ворвались первые потоки свежего воздуха.
– Ничего, все в порядке, – я с трудом выдавила из себя улыбочку, но она вышла очень слабой, что встревожила Коляна еще больше. Фишкин тут же рассказал о моем «головокружении» Димону.
– Не бережешь ты себя, Насть, – сказал Синичкин. – Нельзя на износ работать.
Каждое его слово, долетая до моего сознания, коверкалось, обретало новый, совсем иной смысл, словно отражалось в кривом зеркале. Каждая фраза, сказанная парнями, резала по сердцу, заставляя мои щеки пылать. Я не знала, куда мне деться. Мне хотелось исчезнуть, а в голове колотилась одна-единственная мысль: «Они ничего не знают. Они даже не подозревают…» Уж лучше бы они знали. Лучше бы они сочли меня своим врагом…
– Спасибо за заботу, ребята, – я отпила немного воды: в горле здорово пересохло. – Я правда в порядке.
Ночью я никак не могла заснуть. Все произошедшее за последние дни как-то разом навалилось на меня. Я всем телом ощущала тяжесть этих событий, разговоров, встреч… Они смешивались, словно клубок змей, разрастались, набирали массу и силу, как удав, глотающий добычу. Случайные фразы, мимолетные взгляды теперь казались совсем не случайными.
И я лежала, глядя в темноту, и гадала, почему Соболевский так ненавидит Мишу? Что он предпримет в дальнейшем? Почему Колян с Димоном вдруг сделались такими заботливыми, точно задались целью «расколоть» меня?..
Так я ворочалась с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, вздыхала, пока вдруг не почувствовала, что мне на плечо легла большая горячая ладонь Миши.
– Чего не спишь? – прошептал он и поцеловал мою ладонь.
– Миш, мне кажется, это неправильно, – я почувствовала, как к горлу подступили слезы.
– Что именно?
– То, что мы делаем… Ты и я… Это неправильно, так не должно быть, – слова давались мне с трудом, голос дрожал.
– По-твоему, быть с тем, кого любишь, неправильно? – Миша заглянул мне в глаза.
– В нашем случае – да.
– Мне с тобой очень хорошо, а тебе… Тебе плохо со мной? – он резко распрямился, намереваясь встать.
– Нет, что ты! – я ухватила руку Миши, изо всех сил вцепилась в нее. – Мне с тобой хорошо. И это плохо, понимаешь? Ведь мы…
– Какая ты смешная, – Миша улыбнулся, притянул меня к себе. – Получается, тебе плохо оттого, что тебе хорошо со мной?
Я кивнула, не в силах что-либо ответить.
– А давай сейчас нам будет просто хорошо? –он поцеловал меня в щеку, потом в шею. – В конце концов, сейчас мы только вдвоем? Какое значение имеет твоя ксива или мои прошлые дела?
– Миша, будь осторожен, – прошептала я. – У меня на работе следак есть, Соболевский. Он «роет» под тебя.
– Соболевский? Знакомая фамилия, – Миша усмехнулся. – Ну и пусть себе роет.
– Миш, я боюсь за тебя, за нас…
– Не бойся, – прошептал он в ответ. – У нас с тобой все будет хорошо. Я закончу с делами, ты уволишься из отдела. И мы будем обычной парой…
– И счастливой, – добавила я.
– Конечно, – лицо Миши вновь озарилось улыбкой. – Мы будем очень счастливыми…
Глава 6
Что-то происходило. Я не понимала, что именно, но чувствовала, ощущала всем телом – что-то не так. Миша стал каким-то уставшим, измученным. Он старался скрывать это, говорил: «Все в порядке», даже улыбался. Но я чувствовала, что его что-то беспокоит.
Однажды ночью я проснулась и увидела, что Миша сидит на краешке кровати, обхватив голову руками.
– Миш, Миша, – я обняла его. – Что-то случилось?
– Все в норме, все просто превосходно, – он даже улыбнулся. – Не волнуйся, ложись спать…
Уснуть, конечно, у меня не получилось. В ту ночь я лишилась сна и тех жалких остатков спокойствия, которое хоть на короткое время обретала рядом с Мишей…
Словно в противовес этой напряженности, на моем рабочем фронте дела шли более-менее нормально. Опера занимались своей работой, а следаки – своей. У всех было полно забот. А тот случай с Мелким, моя «оплошность», постепенно отошли на второй план, забылись.
Каким бы спокойным не казался день, я ежесекундно помнила одно: дело Миши все еще в работе. Мой шаг лишь отсрочил неизбежное и помешал взять Мелкого с поличным. Я часто думала об этом, перебирая в голове статьи уголовного кодекса, по которым «пойдет» Миша, как только будут собраны необходимые доказательства. Пожалуй, чаще чем об этом, я думала только о Соболевском и его намерениях.
Что касается Соболевского – он затаился, больше никаких действий не предпринимал. По крайней мере, в открытую. Но радости или спокойствия мне это не добавляло. За несколько лет совместной работы я достаточно узнала Соболевского, чтобы наивно считать, будто он позволит такому важному делу стать «висяком». День за днем, сидя в своем кабинете или на плановом совещании, занимаясь домашними делами или ведя беседу с Мишей, я думала о неумолимом, стремительно наступающем будущем… И о холодной осени, которая независимо от нашего желания приходит после жаркого, солнечного лета.
Ночью я проснулась от того, что замерзла. Пошарила рукой по кровати, наконец нащупала одеяло, но с удивлением обнаружила, что Миши нет рядом. Я настолько привыкла засыпать и просыпаться вместе с ним, что временами мне казалось, будто так было всегда. Постель казалась пустой и холодной, квартира – чужой и непривычной. А ведь когда-то (точнее, совсем недавно) я жила одна…
Я села на постели, протянула руку и нажала на первую попавшуюся клавишу телефона. На дисплее высветилось «2:25». По крайней мере, до подъема еще достаточно времени. Я уже представляла, как сейчас в комнату войдет Миша. Мы снова уляжемся рядом и сладко заснем до утра… Однако Миша так и не появился ни через пять минут, ни через десять…
– Миша, – не выдержав, позвала я.