Карельские рассветы

Даже Уланов и Лиза не знали, где именно остановилась Наташа. Ей сейчас не хотелось какое-то время общаться даже с близкими. Через несколько дней, максимум – через неделю, это пройдет. Но для этого нужно, чтобы хоть несколько дней ее не беспокоили.

Наташа сидела в одном из "шатров" в гостиничном парке и листала блокнот с заметками для книги, с которой сейчас работала. "Зимой мне прохода не давали после того, как я спасла мужа от обвинения в убийстве, поспособствовала раскрытию и ликвидации международной киллерши и участвовала в задержании с поличным организатора диверсии… Все СМИ хотели узнать подробности, а мне не хотелось лишний раз обсуждать эту тему, возвращаться мысленно в те сорок дней непрекращающегося кошмара. Тогда моя жизнь висела на волоске, а я об этом узнала только после перестрелки на Выборгском шоссе… И Ефим с Беллой, как оказалось, под прицелом ходили. И только я знаю, сколько седых волос мне добавило осознание собственной вины. Журналистам хотелось подробностей – острых, пикантных, кровавых, чтобы повысить рейтинг издания и собрать побольше дочитываний и лайков. Понимаю, работа у них такая, но вот из-за таких ко всем журналистам относятся настороженно… В марте нужно было сдавать книгу, подбирать заглавие и обложку, согласовывать аннотацию, обсуждать редакторские поправки. В апреле одновременно заболели Младшенький и Витина бабушка, и я то читала сказки больному ребенку, то возила продукты и лекарства Карине Ильиничне на Ленсовета, потому что у Вити были прения сторон в Малой Вишере и он попросил меня позаботиться о бабушке. Мы расстались не врагами, да и с Кариной Ильиничной у меня хорошие отношения, и я всегда рада ей помочь".

Да, Уланов… Вот уже пять месяцев, как он переехал на улицу Ленсовета, где живет его бабушка. В детстве Виктор больше времени проводил у нее – его родители, в ту пору еще молодые работники геологоразведки, неутомимо носились по всему СССР, а потом и СНГ. Карина Ильинична фактически в одиночку вырастила внука и поддерживала до тех пор, пока он не получил диплом и не начал адвокатскую практику. Став успешным юристом и победителем интеллектуальных викторин, Уланов не забыл о бабушке и теперь помогал ей. Выйдя из Колпинского изолятора, Витя решил, что им с Наташей лучше какое-то время пожить врозь, и переехал в бабушкину "двушку".

Энергичная напористая, несмотря на почтенный возраст, Карина Ильинична не могла понять, что произошло. "Вы поссорились? – вопрошала она по очереди у внука и его жены. – Нет? Так почему тогда она там, ты тут? Это что еще за выдумки? Не глупи, Витька! Мужик ты или кто? У тебя семья, дитё растет, а ты от них дунул! Чего удумала, Наталья? Ты уже не девочка, а мужняя жена, мать! Что? Гостевой брак? У многих так? Ну, знаете, сейчас все навыворот: парни друг с другом женятся, пол меняют – была баба, стал мужик, детей чуть что из семьи забирают, дети на родителей в милицию жалуются, и вы туда же, задрав штаны, за модой гонитесь? Поговорку знаете? Я всегда слежу за модой, все ей делаю в угоду. Из-за этой из-за моды скоро стану Квазимодо! Ай, и слушать не хочу, все сейчас не по-людски!"

Ни Виктор, ни Наташа не рассказывали бабушке о подлинных причинах своего раздельного проживания, щадя ее чувства. Несмотря на кипучую энергию, острый ум и волевой характер, Карине Ильиничне было немало лет. Ребенком она пережила Ленинградскую блокаду. Не знала она и о том, где провел в прошлом году полтора месяца единственный внук. "Если кто-то ей сболтнет, – предупредила всех Наташа, – то узнает, что значит разозлить десантника! Я понимаю, что сейчас деликатность не в тренде, что на уме – то и на языке, но пощадите хотя бы ветерана блокады, ТАКАЯ правда не для нее!"

Карина Ильинична была уверена, что Витя уезжал вести процесс во Владивостоке и из-за нелетной погоды вынужден был туда и обратно добираться по железной дороге, а не звонил потому, что забыл дома телефон с номерами близких, а взял только гаджет с рабочими контактами. Наташа помогала мужу поддерживать эту версию, и Виктор был ей благодарен. "Похоже, бабуля задалась целью помирить нас, – сказал он однажды, – и не отступится". "Мы вроде и не ссорились", – ответила Наташа. Уланов только усмехнулся, мешая ложечкой сахар в кофе. Они сидели в "Шоколаднице" у Казанского собора вполне мирно и дружелюбно. Но из кафе Наташа направилась домой, на Фонтанку, а Уланов спустился в метро и поехал на "Московскую"…

***

Глядя, как экскурсионные джипы увозят желающих подняться на плато, Наташа только хмыкнула. Неженки! А она еще помнит те времена, когда на Чеарган-Бурун, где обычно располагались любители палаточной романтики и археологи, исследующие древние городища, не ходил никакой транспорт. Приходилось подниматься пешком, со всей выкладкой. И упаси Боже задрожат коленки на тяжелом подъеме: рюкзак так и припечатает тебя к тропе. Магазинов в селе еще не было, затариваться продуктами приходилось в Терновке, тщательно рассчитывая количество дней на вершине, число участников похода и их аппетит. Часто вниз-вверх не набегаешься, если припасы закончатся раньше времени.

Наташа вспомнила, какими вкусными им показались сухари с изюмом из картонной коробки, когда однажды они с сестрами доползли до палаточного лагеря и в изнеможении рухнули на свою рюкзаки и скатки!.. Коробка опустела за пять минут. А перед этим внизу, в Терновском магазине, розовощекий дородный москвич брезгливо отшвырнул ее, сказав такой же пухлявой жене-блондинке: "Не бери ты эти сухари, г…но, небось, горелое! Ну и лавочка, тут только алкашам хорошо закусь покупать, под бормотуху все хорошо пойдет!". "Я возьму эту пачку, – сказала Наташа, обиженная до глубины души и за Терновку, и за магазин, и за сухари, – в горах ресторанов нет и, как брюхо подведет, на все аппетит появится… Хотя, наверное, кое-кто и своими жировыми запасами сыт будет", – она красноречиво посмотрела на многочисленные подбородки москвича, на массивные стати его жены. В очереди захохотали. Обозленный толстяк не пожелал затевать свару с мускулистой девушкой в десантной тельняшке и ретировался, недовольно бубня под нос.

У бледной дамы и ее спутниц тоже был московский выговор, как у этого ненавистника сдобных сухарей, и такое же высокомерное мировоззрение всех, рожденных "между булошником и молошником": "За МКАД одна деревня и колхоз, и медведи ходят в лаптях с балалайками среди навоза, а мы – столица, и все должны нас уважать и обслуживать учтиво!"

"Сын Моисей… Бывший муж в Питере… Маленькая дочка от второго брака, – Наташа вспоминала, о ком слышала эти подробности, прозвучавшие за соседним столиком кафе. – Обыкновение писать жалобы на всех, кто не угодил… О, Боже, неужели мне "повезло" встретить бывшую жену Когана? Ее сыновей зовут как раз Давидом и Моисеем. После развода с Ефимом она переехала в Москву и вышла там замуж вторично… От второго мужа она родила дочь, ребенку сейчас должен быть год или полтора. Если это она, мне будет "весело". Бывшая госпожа Коган, если верить прессе, считает именно меня первопричиной их разрыва и, наверное, до сих пор жаждет "повстречать". Не удивлюсь, если она была среди хейтеров, которые, когда я сидела в тюрьме, изощрялись в "остроумии"… Сейчас есть люди, пишущие о моих книгах: "что это я прочитал", "жаль время тратить", "а почему собаку героя на 5й странице зовут Мусей, а на 249й – Дусей", "надо запретить скрытую рекламу сигарет в книгах, пусть героиня бросает курить и встает на лыжи" или "автор тп, сама не знает, о чем пишет, купите лучше вместо ее книги пивасика". Ничего особенного, такие у всех авторов обозначаются со своим "оригинальным фи". Но среди этой камарильи есть двое-трое хейтеров, которые всю душу в свой хейт вкладывают, целую поэму ваяют, сразу чувствуются люди с образованием и уровнем. Нет ли ее в их числе? И что, если мы столкнемся?.."

"Наплевать! – Наташа захлопнула блокнот и бросила его в сумку. – На войне пострашнее бывало, и уж точно соседки с тяжелым характером я не испугаюсь. А вот если кто-то вздумает отравлять мне отдых – скорее сам струхнет!"

Да, кажется, это была именно Антонина Коган, или какая у нее сейчас фамилия. Наташа вспомнила ее сына Моисея. Теперь она отчетливо поняла, что он очень похож на Ефима. Еще не такой плечистый и крупный, как отец; нет стильной проседи и холеной трехдневной щетины на щеках, но профиль – отцовский, и глаза такие же жгучие. "Наверное, поэтому она так его и "строит" при всем народе, во всеуслышание, – предположила Наташа, – Ефима под каблук загнать не получилось, не тот он человек, так она хоть сына старается превратить в "удобного мальчика"…

Зазвонил ее телефон. Взглянув на экран, Наташа изумленно подумала об удивительных, на грани мистики, совпадений. И приняла звонок.

– Фима, ты читаешь мысли на расстоянии? – спросила она. – Я как раз думала о тебе.

– Привет-привет, – отозвался друг. – Ну как тебе отдыхается?

Ефим и Белла знали, что Наташа поехала в Крым. Но куда именно – она даже им не сказала.

– Да нормально, – ответила она.

– А как с соседями?

Внизу появилась новая машина. Водитель, кряхтя от натуги, вытаскивал многочисленные чемоданы.

– Тоже в пределах нормы.

– Ты что, в горах отдыхаешь? – вдруг спросил Ефим. – Мы с Белкой к тебе все утро дозвониться не могли… Абонент вне зоны доступа, плиз-кал-лейтер, уши отвисли от этого кваканья.

– От тебя ничего не утаишь. Угадал.

– Работа у меня такая, все просекать.

– А почему ты спрашиваешь? – Наташа остановилась возле урны-пепельницы, щелкнула зажигалкой.

– Разговаривал по скайпу с младшим сыном. Его маменька, моя бывшая благоверная, направилась в отпуск в южные края с двумя подругами-сослуживицами. Моисея взяла с собой, чтобы всегда под приглядом был. Подались они в горы, сняли апартаменты в какой-то гостинице у подножия – то ли Чуфут-Кале, то ли Мангуп, чудное такое название…

– Да, Фима. Значит, это их я встретила за обедом.

– Гот вер мишуге! – после паузы произнес Коган, – может выйти, прости за мой плохой французский, полная опа. Тонька к тебе не очень хорошо относится после достопамятных событий и, если узнает тебя… Когда я подписался быть твоим адвокатом, по дому неделю "летающие тарелки" носились. Я свою бывшую хорошо знаю, она может капитально закошмарить человека, который ей чем-то не угодил…

– Спасибо, Фима. Буду знать. Но это только в иронических детективах героиня в ужасе шарахается и под кресло забивается при виде какой-нибудь особы со сложным характером. А я не люблю этот жанр… Я к ней не лезу и того же жду в ответ. А когда меня достают, у меня портится настроение, и тогда уже мало не кажется моему антагонисту…

За ее спиной звучно хлопнула дверь, и вышедший на крыльцо мужчина смачно выматерился:

– Ну вот, я что говорил! Надо было заранее бронировать. Нет свободных номеров!

Наташа поморщилась. За десять лет в армии она и сама хорошо овладела экспрессивной лексикой и запросто могла послать или припечатать кого угодно как угодно. Но здесь, в этом красивейшем уголке, среди чистого воздуха, могучих гор и водного зеркала пруда, в опрятном гостиничном парке бранное слово было так же уместно, как плюха болотной тины на белой парадной скатерти.

Сидящая у чемоданов девица – пышноволосая блондинка с бесконечными ногами, туго обтянутыми джинсами-стрейч, еще больше надула и без того увеличенные ботоксом губы и капризно заявила, что зря они вообще сюда приехали, лучше бы в Ялту (она произносила это слово, манерно вытягивая гласные: "Яааааааааалтаааааааа"), чем в этот "отстой колхозный".

– Ну и п…й в свою Яаааалту, – сплюнул мужчина, а я раз сюда приехал, здесь и отдыхать буду! Мне одной бензопилы дома хватает, а если и ты начнешь, – он снова употребил нецензурный глагол, то и катись, – дальше последовал всем известный адрес, тоже непечатный.

– Мужчина, не материтесь, пожалуйста, – попросила его пожилая женщина с террасы первого этажа, – здесь ребенок.

– А вас никто не спрашивает, ну и не влазьте! – рявкнул мужчина.

– Бабуля, успокойтесь, не с вами разговаривают, – лениво огрызнулась златокудрая красотка.

– От того, что вы тут будете материться, номера не появятся, – резко сказала Наташа, – и, когда вас вежливо просят следить за речью, надо не огрызаться… Почему вся гостиница должна это слушать?

В ее интонациях прозвучал такой металл, что приезжий не рискнул отбрить эту молодую женщину сурового вида, и буркнул своей спутнице:

– Я в село. Поищу жилье там. А ты как хочешь. Будешь мозг выедать – езжай лучше в свою Ялту, я тебе и на билет отсыплю, и бебехи твои до багажника донесу.

– Блин, ну нормально отдых начинается, – заныла девица, ковыляя за кавалером на высоченных платформах, которые прибавляли к ее и так "модельному" росту еще добрых 15 сантиметров, – вот райское местечко, п…ц, все через ж…

– Ты че материшься, Криська? – заржал мужчина. – Низзя! – он картинно ткнул пальцем в сторону Наташи. – Эй, командир! – заорал он таксисту, который еще не успел отъехать, – вези нас в село, тут аншлаг!

– Понабились в номера, блин, бараны, – ругалась девица, пока мужчины укладывали багаж обратно в машину.

– А утке губастой места не хватило, – так же громко ответила Наташа.

– Ты с кем там воюешь? – спросил в трубке Ефим.

– Да приехали тут новоселы, – ответила Наташа, – номер заранее не забили по интернету, а теперь честят почем зря постояльцев, которые приехали, видите ли, и им места не оставили.

– Да уж! – заржал Ефим. – Видел я таких – думают, что раз они приехали, надо кого-то из постояльцев на улицу выбросить и их с поклонами поселить. Самомнение до потолка, и чаще без причин. Знаешь, что я с такими делаю? Без соли жру и в толчок смываю! Слушай, я в трубке "за кадром" услышал голос этого грамотея, он мне знакомым показался. Это ведь сосед твой несостоявшийся сейчас кого-то в Ялту посылал?

– Да, он. Сначала на своей подружке досаду выместил, потом на старушке с внуком.

– Ясно. Настоящий мужик. Вояка. Голос очень знакомый… – Ефим задумался. – А! Точно. Антон, новый муж моей бывшей. У нас недавно в Москве объяснение вышло, когда я узнал, что он хотел из алиментов, которые я Тоньке на Моисея перевожу, ипотеку выплатить. Я и приехал, доходчиво втолковал этому поцу, что оплачиваю обеспечение сына, а не кредиты его отчима…

– Что поц, это точно, иначе его не назовешь, – согласилась Наташа. И только сейчас до нее дошло, о чем говорит Ефим.