Девятая дочь великого Риши

– Они никогда не поднимут на меня руку! – бросаю ему в лицо.

– Только руку заказного убийцы! – зло хмыкает мой разговорившийся страж. – Тешьте себя надеждами, что все это большое совпадение: все покушения на вас, все запреты покидать дворец! Если вам хочется быть жертвой – не буду мешать и верну вас обратно завтра утром. А сейчас я хочу поспать: я не спал уже несколько дней, останавливая целую волну покушений на любимого всеми дворцового зверька.

– Зачем вы врете? – Я слышу, как дрожит мой голос. – Все покушения закончились несколько лет назад!

– Ну, вам-то виднее. Вы же знаете своих сестер так хорошо, – недобро усмехается Чэн. – Пора уже проснуться, кириса! – бросает он через плечо и выходит из комнаты.

А меня прорывает.

Скорчившись и прижавшись лбом к коленям, я рыдаю и не могу остановиться. Где-то в глубине души я знала, что все это неправильно, что все это нездоро?во – мое поведение и реакция на это сестер. Но мы привыкли так жить. И я не видела в этом ничего плохого. Другое дело – обвинения Чэна… Он сказал, что это сестры устраивали покушения. В летнем дворце столько охраны, что мне сложно поверить, будто все те случаи с отравлениями моих служанок провернул кто-то из-за стены. А если метили в меня…

– За что вы так со мной?.. – шепчу, глотая слезы, и так и засыпаю в углу, обессилевшая и заплаканная, все еще не осознавшая своего положения до конца…

Глава 2. Время задуматься

Когда просыпаюсь, голова начинает нещадно гудеть: верный признак того, что я плакала ночью. Хватаюсь за нее и издаю что-то среднее между выдохом и стоном…

– Проснулись? Хорошо. Воду вам уже приготовили. Мойтесь, – слышу голос Чэна.

Открываю глаза и смотрю на лохань, стоящую посреди комнаты. От воды идет пар.

– Я… здесь… – растерянно озираюсь, пытаясь понять, где здесь помещение для водных процедур.

Не предлагает же он мне мыться прямо тут, у него на глазах!

– Ширму тоже принесли, так что не стесняйтесь.

Чэн перегораживает комнату, выделяя мне для купания почти все ее пространство. На деревянной ширме висят полотенце и какая-то не шибко дорогая одежда странного грязного цвета.

Кажется, сестры называли этот цвет серым.

– Мыло тоже нашел, не благодарите, – сухо бросает телохранитель и отходит к окну.

– Зачем мне мыться здесь? Я могу сделать это во дворце… – неуверенно предлагаю я.

– Таки решили вернуться? – хмыкает Чэн. – Ну, что ж, дело ваше. Я доведу вас до дворца – и там мы распрощаемся.

– Распрощаемся?..

Стягиваю с себя шаровары и юбку, все еще связанную на поясе в узел. Не знаю почему, но мне резко захотелось смыть с себя все вчерашние воспоминания.

– Я не хочу стать жертвой дворцовых интриг, – бормочет Чэн, а я стаскиваю верхнюю рубаху.

Хорошо, что вчера на мне было простое одеяние, состоявшее всего из четырех частей. Иначе пришлось бы звать служанку.

Ту, что я вчера нашла лежащей на полу…

Вздрогнув от нехорошего предчувствия, решительно распускаю волосы и погружаюсь в воду. А затем с блаженством ухожу в нее с головой.

Пусть все темные мысли уйдут, сделав голову свежей, а меня готовой к новому дню! Выныриваю и начинаю мыть тело и волосы.

– Это, конечно, ваше дело, – киваю, разумно предоставив стражу возможность выбора, – но мне было бы спокойнее, если бы вы все же остались со мной.

Не буду припоминать ему хулу на сестер: он явно перепугался не меньше меня, поэтому и наговорил лишнего.

Чего скрывать, я даже согласна полностью закрыть на это глаза, оставив случившееся без наказания, – лишь бы он остался рядом!

– Скажите, кириса, вы знаете, что за дощечку вчера выбросили в крыло своей старшей сестры? – вдруг непринужденно спрашивает Чэн, глядя в окно.

– Не знаю. Но Ули назвала ее табличкой с проклятием… – осторожно замечаю я, смывая мыльный раствор с волос.

Если он расскажет кому-нибудь, что это моих рук дело, накажут уже меня. Мы можем здорово друг друга выручить, умолчав о происшествиях последнего дня, и вернуться во дворец!

– Верно, это была дощечка, пропитанная древней магией. Очень злой магией.

Магией люди зовут духовную силу, выпущенную на волю своим носителем.

Но это слово уже давно не в обиходе. Странно, что Чэн использует его.

– Думаю, вы поняли, что за эффект она должна была возыметь в том месте, где вы ее обнаружили.

– Раз пробудилась мертвая кошка Ули… Полагаю, попади дощечка на кладбище – поднялись бы тела захороненных там горожан, – киваю я, понимая, к чему он клонит.

– Так где вы нашли ее, кириса?

– На могиле нянечки, – спокойно отвечаю я, а затем осекаюсь.

Не хочет же он сказать, что…

– Думаете, табличка с проклятием случайно попала на человеческую могилу в вашем крыле как раз в тот день, когда вы собирались посетить захоронения? – интересуется Чэн, по-прежнему разглядывая улицу.

– Они… они хотели напугать меня? – зябко поеживаюсь я.

– Напугать?.. – Он усмехается. – Ну, пусть будет «напугать».

– Не делайте вид, что знаете больше, чем говорите!

Я выскакиваю из воды, со злостью глядя ему в спину, и резко запахиваю на себе полотенце.

– Даже не пытаюсь делать вид. Я открыто это демонстрирую!

В его голосе слышны нотки озорства. Сейчас мне кажется, что он моложе, чем всегда представлялось. И что ему нравится просвещать меня, такую глупую.

– Вы хотите сказать, что кто-то нарочно закопал на могиле Лули табличку, ожидая, будто поднявшееся умертвие убьет меня? Но это нелепость! Никому за пределами дворца не было известно о том, что в моем крыле есть могилы!

Говоря все это, я подхожу к нему и резким движением разворачиваю к себе.

От неожиданного поворота и ветра, подувшего с юга, капюшон слетает с головы стража, открывая молодое лицо. Чуть вьющиеся темные волосы, всколыхнувшись от порыва стихии, ложатся на место, аккуратно обрамляя это лицо и еще больше озадачивая меня… Зеленые глаза чуть расширяются. Он изумлен столь вольным поведением кирисы?..