Танцующая с Ауте

Она дергается, точно от удара.

– Но они отвергают все остальное!

– Да. Когда боль слишком сильна… иногда единственный выход – погрузиться в нее, не замечать ничего другого. Так бывает. Но это путь на уничтожение себя и других. К сожалению, я осознала это слишком поздно. – Откидываю с ее лба прядь тяжелых, очень длинных волос. – Не нужно концентрироваться на своей обиде. Лучше подумай, что ты можешь сделать, чтобы изменить это.

– А что я могу сделать? Возвращать мертвых запрещено и изменять живых насильно тоже!

Снова приподнимаю брови, копируя мимику Аррека.

– Ты воин в ранге Мастера, ты аналитик высшей квалификации. Ты – гордость, величайшее сокровище клана Дернул. Тебе доступно то, чего никогда не смогу достичь я. Подумай. Потом посмотри на ситуацию с иных точек зрения и еще раз подумай. Используй то, чему тебя учили, наследница!

Ее рот окрашивается кровью – острый белый клык больно прикусил нижнюю губу. Знакомая привычка, сколько раз сама так делала. Наклоняюсь, снимая солоноватые капли губами, ощущаю в ее крови бурю эмоций и зарождающееся спокойствие аналитика. Ага. Кажется, кризис проходит.

Виор снова смотрит на меня, но на этот раз за безбрежной зеленью ее глаз ощущается мощь незаурядного интеллекта, который наконец-то начинают приводить в действие.

– Я не такая, как ты. Нет больше таких, как ты. Ты не сметаешь препятствия со своего пути, как Даратея, не заставляешь других убирать их за тебя, как Раниэль-Атеро, не обходишь их и не игнорируешь… Ты просто… оказываешься на другой стороне, и как-то вдруг получается, что препятствия и не препятствия вовсе, а удобный трамплин для следующего старта.

Не могу не усмехнуться: вот так определение моего стиля работы с неприятностями. Слышали бы ее сейчас умники из Конклава Эйхаррона!

– Ты только что дала классическое определение деятельности любой вене, дорогая.

– Но ты не любая вене! Ты особенная!

– Чем? Тем, что сохранила способность к глубинному изменению и в зрелом возрасте? Это наследственность, любая Тея так может. Что еще я могу делать, кроме как танцевать? Нет, малыш, особенная ты. Это хорошо, что тебе достанется титул наследницы.

Аррек все-таки прав, я совершенно не вписываюсь в рамки любого общества, даже общества эль-ин.

Юная Тея шевелит ушами, пытаясь со всех сторон обдумать мои слова и мельчайшие оттенки выражений, с которыми они были сказаны. Ах, какая эль-ин из нее вырастет, если дать этому ребенку время!

– Ты не права. Точнее, права, но не в том смысле, в каком ты думаешь.

– Что есть смысл? Что есть правда?..

– Не играй сен-образами! Ты можешь сколько угодно наслаждаться прихотливостью различных языков и философским многозначием определений, все равно ты делаешь то, что не под силу никому другому!

– Это извинение, чтобы ничего не делать самой?

– Нет!

Прерываю ее взмахом руки:

– Закончим на этом.

Все-таки не зря я столько времени находилась рядом с арр-Вуэйном. Кое-какие навыки в общении с истеричными детьми удалось приобрести. Немного поспорили на отвлеченные темы, и – гляди-ка! – девочка пришла в себя.

Ласточкой взмываю в воздух и без всплеска вхожу в зеленоватые воды бассейна. Это, конечно, не великолепная ванна в аррском стиле, но плавать в нем – одно из величайших наслаждений моей жизни. После полетов, конечно. С удивлением замечаю, что мне не хватает высоких волн океана, ощущения смертоносной бездны под собой. Допутешествовалась. Это все Аррек с его дурацким пристрастием к соленым лужам! Ладно, если мне так уж хочется щекотать нервы присутствием большеротых чудовищ в собственной ванне, их всегда туда можно поселить!

Доплываю до противоположного края, стремительно разворачиваюсь, несусь назад. Движения четкие, экономные, каждый мускул совершенно точно знает, что ему делать. Да, общение с Арреком определенно не проходит для меня даром. Ныряю, в несколько гребков достигаю дна, подплываю к внешней границе бассейна. Вода удерживается силовым полем, отражение света от поверхности бассейна выглядит совершенно по-особому. Устремляюсь вверх, выскакиваю на «сушу», активизирую набор осушающих заклинаний. Виор окидывает меня странным изучающим взглядом, ну очень напоминающим взгляд Раниэля-Атеро. Аналитик до мозга костей.

– Я не очень хорошо помню, что было до Эпидемии, но мне кажется, что за это время ты здорово изменилась, тетя Антея.

– Каждое мгновение меняет нас, Виортея-тор. Это аксиома. – Называю ее официальным именем, чтобы подчеркнуть – разговор вышел из плоскости личных отношений.

– Ты используешь философию как оружие, причем обоюдоострое. – Это не вопрос, она просто рассуждает вслух.

– Согласись, это хорошее оружие.

– Философия – остановка жизни, небытие смерти. Ту замирает, ты выходишь за его пределы, за свои пределы, чтобы увидеть новый смысл. Это – высокое искусство. Не стоит так просто разбрасываться им направо и налево ради забавы или сиюминутного развлечения.

– Отсюда мораль?

– Морали нет. Просто меня раздражает легкость, с которой ты швыряешься заученными истинами.

– Меня тоже.

Она молчит, прищурившись и наматывая на палец длинную темную прядь.

– Ты плаваешь очень профессионально. Не для удовольствия, а так, будто от скорости и экономичности твоих гребков может зависеть жизнь.

Хмыкаю, вспоминаю милейшего монстрика, чуть было не пообедавшего нами с Арреком в неизвестном море неизвестного мира. Да уж, стимулов для ускоренного обучения у меня хватало.

– Вообще, в каждом твоем жесте, в походке и наклоне головы чувствуется та же выверенная экономичность, грация хищника, не желающего терять даром ни одной калории. В сочетании с импульсивностью и разорванностью движений вене это производит странное впечатление. Страшное.

– Это из-за ограниченной диеты. Сложно терять лишние калории, если не знаешь, когда в следующий раз удастся поесть.

– Знаешь, некоторые твои сен-образы не понимает даже Раниэль-Атеро.

Вот это заставляет меня замереть. В недоумении дергаю правым ухом.

– Трудно поверить. Мои сен-образы – примитивные детские рисунки, наборы галочек и кружочков, не лишенные, правда, очарования. А принц-консорт Раниэль-Атеро может расшифровать любую информацию, он в этом лучший из лучших. Ты ошибаешься.

– Нет.

Внимательно разглядываю загадочно щурящегося аналитика. Мое новообретенное многогранное видение расщепляет образ, тысячи оттенков воспринимаемого складываются в тысячи смысловых узоров, чтобы тут же рассыпаться и сложиться в новые. Это азбука, это первая ступень обучения любого аналитика. Вот только я как-то умудряюсь воспринимать все точки зрения одновременно, сливая их в своем восприятии в целостную, непротиворечивую картину, не проводя границы между окружающим миром и собственным существом. Удивительное состояние, такое простое и столь естественное, что не могу не удивляться своей прошлой слепоте.

Она пытается произвести в моем сознании сдвиг. Надо признать, она преуспела. Только вот что же во мне изменилось?

– К чему этот разговор, Виортея-тор? С чего вдруг такой пристальный интерес к моей скромной особе?

– Ты считаешь, что интерес не оправдан?

– Я сыграла свою роль. Теперь события будут развиваться под контролем Матери клана.

– Возможно. – Она смотрит на меня изучающе. – Но согласись, наивно рассчитывать, что тебя совсем уж оставят в покое. Терять такой ресурс… Я бы на их месте ни за что не сделала такой глупости.

Напрягаюсь, удерживая готовые сорваться с языка вопросы и проклятия. Она делает лишь то, что я приказала, пытается мыслить как аналитик. Сейчас со мной говорит не Виор, несколько минут назад плакавшая навзрыд о своем потерянном детстве, а будущая наследница клана.

– У тебя есть что мне сказать?