Едва мужчина раздвинул ветки, мы увидели, что один из фонтанов облюбовали огромные величественные птицы с золотисто-красным оперением.
– Кто это, жар-птицы? – снова озадачилась я.
– Они самые. Их пение исцеляет больных и возвращает зрение слепым.
– В вашем мире водятся такие же? – раздалось мне практически на ухо, а шею обожгло горячим дыханием.
Эти кусты странным образом сближали, раз даже Воронцов, свято охраняющий свои личные границы, вдруг оказался так близко.
– Нет, конечно. О них я знаю исключительно из сказок.
Когда же одна из птиц прямо на наших глазах самовоспламенилась и запела необыкновенным голосом, возникло четкое ощущение, что я попала в одну из них.
– До чего удивительные создания, – озвучил Агафон, словно прочел мои мысли.
– Это точно… И часто они вот так прилетают к вам на постой?
– Сколько лет живу в Лазоревых холмах, а вижу их впервые, – с придыханием признался садовник. – Есть легенда, что жар-птицы – предвестники чуда. Именно они освещали путь Священной деве связующей миры, которая следовала за своей любовью.
– Спасибо, Агафон, но нам сейчас не до детских сказок и действительно пора, – нервно закопошился Воронцов, вылезая из кустов, да еще и меня потянул за собой, неожиданно схватив за руку.
– Если мисс интересно, приходите в любое время. Здесь и в оранжерее собрана уникальная коллекция растений, я про каждое из них с удовольствием вам расскажу, – вынырнул за нами следом Агафон, напоследок срезав для меня тот самый белый цветок, который так мне понравился. – А это вам. Он называется воздушный поцелуй.
Передавая мне цветок, мужчина одарил меня теплой улыбкой, и я просияла в ответ. Даже удивительно, что у вредины Воронцова работают такие милые люди.
– Спасибо! Очень рада знакомству. Я обязательно вернусь, – только и успела ответить, когда снова чем-то недовольный Даниил Васильевич утаскивал меня за собой следом.
Впереди показались конюшни и последний пункт нашей программы. Лишь тогда князь наконец сбавил темп, дав мне хоть немного отдышаться.
– Как у вас это выходит? – заговорил он после длительного молчания.
– Что?
– Становиться такой милой и вот так открыто улыбаться кому угодно, только не мне?
– Хочу задать аналогичный вопрос, – от моей наглости Воронцова не на шутку перекосило, но щадить его больное самолюбие я не собиралась. – Ой, нет! Как я могла забыть, ведь вы вообще никому не улыбаетесь.
– Отчего же, иногда и я улыбаюсь, – проворчал мужчина, явно затаив обиду за подобную откровенность.
– Ага, в темноте и одиночестве, чтобы не дай Бог кто-то увидел… Нельзя же вот так просто портить репутацию хладнокровного красавчика и знатного брюзги.
– Вы назвали меня красавчиком?! – на мужском лице от удивления подпрыгнули брови.