– Но я ее стер, – Никита подскочил на ноги, в два шага пересек комнату, потер пальцем окно, изучил раму, постучал по подоконнику и ошарашенно обернулся: – Я правда вытирал, сука. Вон даже след от моей руки остался.
– Кончай прикалываться.
– Это вы кончайте прикалываться! Подольский, сука, это ты заново написал? Сбегай, кстати, еще за пивом. Или, может, чего покрепче?..
– Дверь не открывается, – равнодушно объявил Подольский, высовываясь из коридора. – Кто последний заходил?
– Ну ты достал, – взъярился Никита и вышел в прихожую. – Руки из жопы растут. – Он, судя по звуку, подергал ручку, пару раз пнул створку, выругался и вернулся в комнату за «чем-нибудь тяжелым». Оставалось гадать, для чего ему что-нибудь тяжелое – для того, чтобы выбить дверь или для убийства Подольского. – Не открывается! Кто последний заходил? Ленка, ты?
– Не я! Я вообще первая пришла: вон моя куртка самая нижняя валяется.
– Подо-ольски-и-и-й? – протянули мы хором.
– После меня еще кто-то выходил курить на площадку.
– Катрин?
– Я не курю, идиот.
– А ты?
А я что? Я в своей квартире, зачем мне вообще выходить?
– Получается, что последним никто не заходил.
Про надпись на окне все забыли.
***
До вечера мы с Никитой и Подольским по очереди пытались взломать замок; девчонки дежурили на балконе в ожидании соседей, которые обычно сновали под окнами муравьями, а сегодня как назло будто вымерли. Выпивка закончилась, последняя пачка сигарет валялась на полу, а зажигалка куда-то пропала. Темнота, постепенно наполнявшая комнату, покрывала синеватым налетом блестящую поверхность шкафа, стеклянный столик и пыльный пол. Тени бродили по стенам, прикидываясь обитателями квартиры, но я-то знал, что, кроме нас пятерых, здесь никого нет. Однако чей-то же палец написал на стекле несколько слов. И кто-то захлопнул дверь так, что она не открывается.
Подольский гладил Ваську и смотрел в окно. Звезды глядели из окна на нас, и мне казалось, то они миллионами точек складываются в буквы: «Все земляне – идиоты». Наверное, звезды правы, потому что только идиоты могут застрять в своем собственном доме.
Утро следующего дня встретило нас беззубым оскалом и жидким солнцем, выглядывавшим из-за облаков. Гудящая голова, словно наполненная металлическими шариками, раскалывалась, а таблеток я отродясь дома не держал. Холод, ползущий по полу, покрывал инеем плинтусы и батареи, из крана текла ледяная вода, а Никита, спавший в ванной, во сне поздравлял радиослушателей с прошедшим праздниками.
Васька, отиравшийся у пустой миски, с надеждой поглядывал на холодильник, но на полках было пусто, и лишь ведро подгнившей картошки стояло в углу. Мобильник подмигивал и пищал, словно орал: «Хозяин, я щас сдохну, подключи к сети».
– Твой тоже разрядился? – Ленка с синевато-желтым лицом прислонилась к косяку. Бабушки у подъезда в таких случаях сразу заводили разговор на тему «у тебя же вся жизнь впереди», а мужики завистливо вздыхали. – У тебя в доме есть вообще работающие розетки? Уже в две пробовала…
– Вроде все работали.
Только этого нам не хватало.
– Народ, подъем, сука! – взъерошенный Никита в мятых брюках заскочил в комнату. Он размахивал тряпкой и ершиком для унитаза. – Какая сука опять написала на стекле эту пессимистическую хрень?! Я, может, сука, собираюсь жить вечно?!
– А ты ее точно стирал? – уточнил я на всякий случай и тут же ощутил нестерпимый запах: Никита помахал перед моим носом ершиком.
– А как же! Подольский, сука!..
– Кто стащил зажигалку?!
– У нас есть пожрать? Что-нибудь, кроме фисташек?
– А почему батареи холодные?
– Тихо! – башка раскалывалась, вчерашнее согревающее тепло и легкая полудрема сгинули, а теперь тлели кислым привкусом на языке. – Надо позвонить в эту хрень… как ее… ЖЭК или ЖКХ?
– Ты думаешь, они знают, где наша зажигалка? – заржал Никита, тыкая Ваську ершиком.
До ЖЭКа я не дозвонился, потому что домашнего телефона у меня никогда не было, а сотовый разрядился. Впрочем, денег на счету все равно не осталось. Зато мы опытным путем выяснили, что в квартире нет света: какой-то гад опять перерезал проводку в подъезде. Так уже было на прошлой неделе: Никитич из семьдесят пятой квартиры еще грозился оторвать сволочи яйца. Видно, не оторвал, потом что гад без яиц вряд ли вспомнил бы о какой-то там проводке.
– Теперь телек не посмотреть, – расстроилась Катрин. Удостоверение доктора наук университета дураков скромно махало ей из-за угла.
– Без электричества плохо, – авторитетно заявил Подольский.
– Спасибо, Кэп, – фыркнул Никита, а я поежился. Подольский всегда вкладывал в два слова гораздо более глубокий смысл. Хотел бы я знать, что у него на уме.
Вечером я по привычке щелкнул выключателем, но лампочка не зажглась. Подольский скромно улыбнулся. Без электричества действительно плохо, да.
Катрин, весь день провалявшаяся на диване с телефоном, подняла зад только когда он разрядился. Мы собрались на кухне. В раковине (я видел это даже в темноте) возвышалась гора посуды, а банка из-под кофе, полная окурков, воняла так, что Васька забился под стол.
– Меня мать уже поди потеряла, – Катрин с сожалением посмотрела на бесполезный телефон и вздохнула: – Может, испугается и даст денег на шмотки? Ленк, помнишь, мы с тобой на днях смотрели джинсы?.. Ле-енк, ты где?
Ленка не отзывалась.
Пропустив мимо ушей ехидное замечание Никиты: «Сейчас мы обнаружим первый труп», я пошел ее искать.
Ленка нашлась в спальне, на кровати.
– Не подходи! Что вообще происходит? Вы приколоться хотите, да? – жалобно проскулила она. – Услышали, что я темноты боюсь, и пробки вывернули?
– Если бы. Я не знаю, кто из нас развлекается, но это определенно кто-то из нас, верно? Больше некому.
«Если только в шкафу никто не стоит», – мелькнула непрошеная мысль, и я мысленно сделал пометку заглянуть в шкаф.
– Это ведь не ты? – я наугад протянул руку и дотронулся до ее волос.
– Нет, конечно! Я чуть не описалась от страха. Когда уже включат, а? Я домой хочу.
– Дверь не открывается.
– А если крикнуть с балкона?
– Дык пробовали! Баба Маша из тридцатой посоветовала меньше пить. Тоже мне помощница. И телефоны не работают.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: