Радна охнула, подошла к Гале, присела рядом. Обернувшись, с тоской посмотрела на меня:
– Да простила быя ей это белье, пусть бы брала! Зналая, что она подворовывает. С детства у нее эта слабость, она и не пользовалась вещами.
Я отвернулась.
Позже, разбирая кладовку Гали, соседи долго цокали языками, обретая заново свои ложки и подстаканники, утрамбованные в потемневшие от времени деревянные ящики.
* * *
Мне дали странное для того времени имя Морта, однако ни мать, ни бабушка не называли его, используя смешные прозвища. Дед звал меня Мартой, подчеркивая свое несогласие с выбранным семьей именем. Этот красивый мужчина хорошо играл в шахматы, остро шутил, был слаб на выпивку и женщин – а бабушка страдала, не гнушаясь унизительных слежек с последующими громкими сценами.
Мы жили скромно, но не были нищими. Меня не отдавали в детский сад, но все же, когда на бабушку упала плохо приставленная к бараку лестница и сломала ей руку, дед все-таки определил меня в младшую группу. К несчастью, в первый же день родным позвонили и попросили забрать меня домой, объяснив это тем, что детям понадобится новый воспитатель.
Прибежав в садик, старики проводили мрачными взглядами носилки с телом, накрытым белой простыней. Дед, тяжело вздохнув, спросил:
– Марта, внученька, что произошло?
– Не знаю, – ответила я, не глядя ему в глаза.
– А она и не знает, что произошло. Еленванну все ненавидели… – раздался тихий шепот. Веснушчатый худой мальчуган в замызганной толстовке говорил, глядя в сторону, словно обращался ни к кому. – Марта сказала, что не любит лук в супе, попросила отдельно положить его в блюдечко. Ее наказали, так что она не видела из угла, как воспиталка пила компот и подавилась косточкой.
Парень громко шмыгнул носом.
– Понятно, – сказал мой дед, и мы молча пошли домой.
Вечером того же дня старик мрачно пил горькую, поглядывая в маленькое окно кухни. Затем, тяжело взглянув на Радну, сказал:
– Мы не справимся. Я звоню брату.
Радна охнула, закрыв лицо руками, и беззвучно заплакала.
– Что мы скажем ее матери, когда та вернется? – тихо прошептала она.
– Правду, – ответил дед.
Он тяжело поднялся, направляясь к телефону. Тихо сказав пару слов, повесил трубку. Поднял меня на руки, начал петь что-то смешное, но параллельно, казалось, думал о чем-то своем.
– Мне кажется, мы поступаем подло, – снова начала разговор Радна.
– Ты можешь научить ее управлять силой?! – неожиданно заорал дед.
– Не ори на меня! Череда случайных смертей – это еще не пророчество!
– А ты ждешь, когда это случится с кем-то из нас?
Они еще долго спорили бы, но в какой-то момент дед, распалясь, толкнул Радну. Споткнувшись о половик, она упала на спину.
Я закричала. Свет в доме моргнул, и комната озарилась светом искрящихся проводов. Старая проводка загорелась, мгновенно вспыхнули сухие выцветшие обои, искры посыпались на деревянный пол. Радна схватила меня и бросилась к выходу. Уже на пороге нас опалила волна жара. Взрывная волна толкнула в спину и, падая, бабушка прикрыла мою голову руками. В демонически-оранжевом проеме возник пылающий силуэт старика – и крыша рухнула под оглушительный треск. Издалека послышались звуки пожарной сирены.
К дому подъехало такси, из которого вышел пожилой господин, похожий на моего погибшего деда. Присев на корточки перед Радной, он тихо сказал:
– Здравствуй, Радна. Я опоздал. Прости…
– Грегори! Забирай ее… – Радна закрыла глаза.
Впервые за этот вечер я громко заплакала.
– Не бойся, девочка. Я знаю, как тебе помочь, – и Грегори взял меня на руки. К нему подошел высокий помощник в темном костюме. Мужчины переглянулись – и я ощутила укол иглы.
Увидев шприц, Радна дернулась всем телом.
– Снотворное, – примирительным тоном сказал Грегори.
Мы сели в такси.
Провожая взглядом автомобиль, Радна все еще лежала на земле. За ее спиной догорало все – дом, любовь, жизнь, боль. Губы Радны беззвучно шептали вслед:
– Среда, Середица, пойди словом на водицу.
Окрещусь, покроюсь верой,
Ангелом-хранителем охранюсь.
Ангел Хранитель, сядь ей на правое плечико,
Карауль сутра до вечера
от зверя и волка, от наговоренной иголки,
От злых людей, от наговоров, зверей,
От суда и расправы, от ножа и отравы,
От ведьминых щипков,
От пересудных шепотков.
Глава вторая
Прошло тринадцать лет
На кухне загородного особняка готовили званый ужин. Приглашенные повара сосредоточенно стучали ножами о разделочные доски. Из отражения в зеркальной створке буфета на меня смотрела худая девочка с темными волосами и челкой, закрывающей половину лица.
– Морта, дядя тебя убьет! Зачем ты это сделала? – раздался тихий голос Аглаи, старшей горничной.
– Я – подросток, имею право на бунт, – ответила я, развернувшись к Аглае. – Ну что ты переживаешь? Хочешь, я раздобуду парик?
– Ты от природы платиновая блондинка, а теперь выглядишь, как та девица из фильма ужасов! – всплеснула руками Аглая.
– Да прекрати, ты сама разве никогда не хотела сменить образ?
Аглая вздохнула:
– В моем случае это бы означало потерю работы. Ладно, ну что с тобой делать. Голодная?
– Нет, мне в школу пора.
– Морта… Сейчас каникулы, а я не склерозница, – придав голосу строгость, сказала Аглая. – И, кстати, вот твои витамины.