Она продолжает петь эту песню вот уже на протяжении пятнадцати лет, но никто не знает, что за ними таится, потому что каждый раз на неё надевают маску, чтобы «остановить продвижение нелегальной музыки в Исправительном центре»:
I'll be dead before the day is done
Before the day is done
Пельмешки
Пельмени решили поддаться искушению, и смело прыгнули в кипящую воду, которая со стороны казалась не такой горячей – просто тёплая ванная с ласковыми пузыриками. После долгих споров, укоров и неистового сопротивления, они всё-таки прыгнули с вышки страха и познали прелести бытия.
Пельмешки закручинились. Их не оставляла в покое мысль об обмане. Им пообещали сказочную и прекрасную жизнь, если они прыгнут в воду.
Глупые. Они не понимали, что происходит.
Наивные. Они не могли поверить, что на свете существует ложь.
Жизнерадостные и пассивные. Они составляли общество Пельмешек. Надо сказать, высокоразвитое общество, где все друг другу были опорой в трудные времена, правда, в особо трудные времена каждый был сам за себя и старался забрать частичку другого, чтобы продолжить существование.
Пельмешки подумали. Ещё раз подумали. И ещё один. Никто не хотел оказаться крайним. Они верили в прекрасное будущее без боли, без страданий, без, без, без…. Они верили всем и всему. Они хотели сделать мир лучше. Правда, в тайне надеялись, что их ничего не коснётся, что их всё минует, что кто-то другой решит всё за них.
Никто не мог подумать, что пельмешки потеряли смысл жизни. Они заблудись в пространстве прохладного вечера. Они забыли, кто они такие. Они забыли всё.
Огромная рука правосудия, толкнувшая их на самоубийство посредством живого варения, в самых лучших традициях восьмого круга. Пельмешки были обмануты. Пельмешки обманывали. Это стало нормой жизни. Они искали золото нибелунгов, а нашли лишь последнее пристанище в необъятном, тёмном и засасывающем всё желудке руки правосудия. Они навеки приговорены к томлению и переработке. Жидкое, смрадное болото лукаво улыбнулось, потирая жирные, сальные ручки, видя страдания бедных пельмешек в алюминиевом котле кипящей воды. Пельмешки только и успевали вскрикнуть: «Еху-у-у!», как их восторженный крик сменялся криком ужаса, страданий и боли.