На том конце провода вдруг установилось молчание. По видимому Незнамов, шокированный прочитанным, потерял всякую способность мыслить логически и даже не задался тем вопросом, который задала ему сейчас Милославская. Смешанное чувство горя, гнева и отчаяния целиком завладело им, не давая трезво оценить ситуацию.
– Вы не знаете! – воскликнула Милославская. – Едемте в газету!
– Да редакция еще не работает! Гляньте на часы! – Дмитрий Германович ставил гадалке в упрек то, к чему только что взывала она сама.
– Но согласитесь: дело ясное, что дело это темное! – взволнованно проговорила гадалка, в которой гораздо острее было чувство интереса и рабочего азарта, чем чувство обиды на слова клиента, брошенные в ее адрес.
– Темное… – не как единомышленник, но уже и не как враг проговорил Дмитрий Германович.
– Едемте… – гадалка осеклась на полуслове. – Едемте тогда в морг!
– Да, надо, – твердо ответил Незнамов.
Следом он бросил трубку. Милославская знала – сейчас не время набирать его номер и предлагать свое участие. Однако от участия этого она отказываться не собиралась.
Забыв об усталости, она поднялась с постели и стала собираться туда, где она посоветовала побывать клиенту. Яна подумала о своем утреннем гадании и червь сомнения шевельнулся где-то в глубине ее души. Может, «Царство живых» все-таки солгало первый раз, говоря о Галюсе, а о телохранителе сказало правду? Не он ли ее отправил в мир иной, разжившись престижным автомобилем и драгоценностями, на которые вряд ли был скуп ее папочка и к которым неравнодушны все женщины?
Наскоро приняв душ и облачившись в костюм, который первым попался ей на глаза, Милославская пару раз провела расческой по распущенным волосам, практически на ходу подкрасила губы и торопливо покинула свое жилище.
Скорым шагом она спустилась вниз, к шоссе, и взволнованно стала голосовать. Ветер трепал ее волосы, развевая их в разные стороны. Они падали на лицо, заставляя и без того взбудораженную Яну радраженно поправлять их.
Наконец, резко свернув к обочине, около нее притормозила какая-то старая, годов восьмидесятых, иномарка. Гадалка бросилась к двери и, приоткрыв ее, обратилась к водителю:
– До морга подбросите?
Тот выкатил глаза и присвистнул.
– Ничего себе направление! – заключил он, поправляя козырек бейсболки.
– Ну? – нахмурившись, настойчиво повторила Яна, сердясь на то, что парень задерживает ее.
– В таких ситуациях разве отказывают… – ответил он и кивнул на заднее сиденье.
Всю дорогу Милославская нервно теребила ремешок своей сумочки и напряженно вглядывалась вдаль, как бы пытаясь взглядом измерить оставшееся до нужного места расстояние. Оно сокращалось мучительно медленно. Во всяком случае ей это так казалось. Когда же взгляд гадалки падал на соответствующий прибор, она внутренне заключала, что водитель явно перебарщивает со скоростью.
И красный на светофорах, казалось, горел дольше обычного, и пробок на дорогах стало больше. Спросив разрешения у хозяина иномарки, гадалка закурила и стала кончиками пальцев постукивать по бедру.
Водитель то и дело поглядывал на нее в зеркало. Переживания Милославской, по-видимому и ему передавались. Он резко трогался с места после того, как загорался зеленый, и также резко тормозил, когда возникала такая необходимость.
Наконец впереди показался парк, за которым и располагался морг, место о котором люди даже думать избегают. В целях экономии времени, Милославская решила сойти здесь, так как чтобы подъехать к зданию вплотную, следовало сделать еще довольно большой круг по соседней улице. Яна перекинула ремешок сумочки через плечо и взялась за дверную ручку.
– Прошу вас, – обратился к ней водитель, – не выпрыгнете на ходу.
Поведение Яны во время дороги не исключало того, что она вполне способна это сделать. Милославская ничего не ответила и, когда парень притормозил, протянула ему заранее приготовленный полтинник. Тот отмахнулся, скривив лицо так, словно ему поднесли что-то тухлое.
Гадалка не стала настаивать, но не из радости сэкономить – ей просто некогда это было делать. Она уже и не верила почти, что встретится здесь с Незнамовым – путь его был значительно короче, да и сборы тоже (как Милославская ни спешила, а все же женщина есть женщина). Однако надежда на это все еще тлела, поэтому гадалка, звонко цокая каблучками, стала пересекать длинные аллеи парка. Ей никак нельзя было разминуться с клиентом, так как решение этого вопроса казалось гадалке теперь делом чести.
Яна пригибала голову, пытаясь за пышными ветками кустарников разглядеть, стоит ли возле входа незнамовская машина.
Да! Ее клиент подогнал свое авто к самой двери, туда, куда, наверное, только скорой подъезжать и разрешалось.
Повинуясь внутреннему порыву, гадалка побежала. Вдруг буквально в пяти метрах от машины она увидела самого Дмитрия Германовича. Сунув руки в карманы, он взволнованно широкими шагами мерил узенький чисто выметенный тротуарчик.
– Дмитрий Германович! – крикнула гадалка, хотя до ее клиента оставалось еще метров двести.
Он стал оглядываться по сторонам. Милославская подняла вверх правую руку и махнула Незнамову. Посмотрев направо-налево, он все-таки увидел ее. Встал, широко расставив ноги, не вынимая рук из карманов. Яна бежала ему навстречу, поправляя падающие на лицо волосы.
– Что? – не выдержав, крикнула она.
– А ничего! – вытянув голову вперед, похожий на разъяренного бульдога, закричал он в ответ.
Милославская, оторопев, остановилась и, хлопая глазами, стала смотреть на него. Застыв в одной позе и не меняя громовой мины, Дмитрий Германович пожирал ее глазами.
Гадалка снова двинулась вперед. Незнамов вдруг развернулся и быстро зашагал к двери, начав со всей силы стучать в нее обеими кулаками.