Федотов хотел сказать еще что-то, но гадалка его перебила.
– Могу я попасть в дом? Мне надо осмотреть его более тщательно, – пояснила она.
– Нет вопросов, – Саша пожал плечами, – сейчас отвезу.
Приятели молчаливо закончили трапезу. Потом Федотов с Милославской, прихватившей и Джемму, пошли к стоянке за машиной, а Марину оставили в доме, так как она неважно себя чувствовала, да и в доме нужно было навести порядок.
Яна с Сашей в ногу шагали по наезженной дороге, и он рассказывал ей про счастливую молодость Евдокии Федоровны, а Милославская тем временем невольно вспоминала неприглядный облик женщины, вынутой из петли, и с грустью думала о смысле человеческой жизни.
– Тут подожди, – сказал Федотов, скрываясь за железными воротами стоянки.
Вскоре он появился перед гадалкой на сверкающем чистотой автомобиле, который по его просьбе тщательно вымыли.
– После езды по багаевским путям вряд ли он останется таким же свеженьким, – пробормотала Яна.
Саша притормозил, и Милославская, потянув за собой собаку, уселась на заднее сиденье. Федотов резко тронулся с места, и машина рванула вперед, оставляя позади себя высокие клубы пыли. Приятелям пришлось наглухо закрыть окна и включить в машине кондиционер: был самый типичный жаркий летний полдень.
Оба они молчали, потому что настроение совсем не располагало к дружеским разговорам. Только когда невдалеке появились очертания домов, Яна спросила:
– Кажется, приехали?
– Угу, – промычал Саша.
Видно было, что чем ближе они подъезжали, тем больше он волновался. Милославская тоже испытывала какие-то неприятные чувства, но она пыталась подавить их в себе, зная, что по долгу службы просто не имеет права потакать им.
Федотов подогнал автомобиль прямо к воротам. Приятели не спеша вышли на улицу. За калиткой слышалось шарканье метлы. Саша удивленно пожал плечами и, приподняв щеколду, открыл дверь.
Посреди двора стоял Витька и размахивал пышной чилигой из стороны в сторону. Увидев перед собой вошедших, он остановился и исподлобья посмотрел на них. Саша протянул ему руку. Тот крепко пожал ее.
– Ты чего это? – спросил Федотов, окидывая взглядом двор.
– Да порядок навожу, а то люди придут… Скажут…
Милославская подошла к крыльцу, которое Витька или его жена уже успели начисто вымыть, поднялась по ступенькам и стала осматривать дверь, пытаясь определить, не был ли взломан замок. Практически сразу она поняла, что с ним все в порядке.
Федотов тем временем отозвал Ермакова немного в сторону и что-то тихо стал говорить ему. Он указывал на гадалку, поэтому о содержании их разговора ей нетрудно было догадаться. Витька терпеливо, или Милославской только так показалось, выслушал своего родственника, а потом довольно громко и немногозначно дал ему понять, что в доме матери, дабы не осквернять ее память, никаких гадалок видеть он не хочет.
Федотов неловко покосился на Яну и оттянул Ермакова еще немного в сторону. Снова стал тихо, но теперь уже нервно, что-то объяснять ему. Гадалка сделала вид, что не обращает на них абсолютно никакого внимания, но краем глаза она невольно следила за ходом разговора. Витька опять возразил, и тогда Федотов, не выдержав, обрушился на него с трехэтажным матом, нисколько не заботясь о том, что теперь их слышит не только Милославская, но и те, кто, возможно, проходит в этот момент мимо дома. Ермаков в ответ злобно махнул рукой, бросил метлу и вышел со двора.
Саша подошел к гадалке, встал на цыпочки и стал шарить рукой где-то над дверью. Вскоре он извлек из нехитрого укрытия ключ и протянул его Яне.
– Заходи, – сказал он, – пойду догоню его, успокою.
Федотов бегом направился на улицу, и вскоре Яна уже не слышала его шагов.
Милославская привязала Джемму у крыльца, вставила ключ в замочную скважину, сделала им несколько оборотов и толкнула дверь, которая послушно перед ней раскрылась. Изнутри на нее пахнуло прохладой. Ожидаемого Яной неприятного запаха не было.
Гадалка осторожно переступила порог и оказалась в небольших сенцах, где на самодельных деревянных полках валялась какая-то старая обувь. Яна старательно оглядела тут все и ничего для себя примечательного не нашла.
Милославская двинулась далее, с силой толкнув тяжелую толстую деревянную дверь, ведущую в небольшой квадратный коридорчик, служащий в зимнее время и раздевалкой, и кухней одновременно. Тут и развернуться-то было негде, но женщина жила одна, а потому приспособилась как-то вести хозяйство и в таких условиях.
Яна наклонилась к выкрашенному белой краской низенькому столу, накрытому прорезанной местами клеенкой, и, повернув защелку, распахнула его дверцы. Ее обдало странным запахом, составленным из ароматов специй, духа перележавших круп и той неприятной для обоняния ноты, которая всегда исходит от старой мебели. Милославская пошарила немного внутри, обнаружив около десятка тканевых небольших мешков с остатками пшена, гороха, перловки и прочего и стеклянные незакрытые банки с лаврушкой, гвоздикой и еще какой-то молотой специей. В углу, в старой металлической банке из-под дешевого молотого кофе стояла наполовину сгоревшая толстая свечка. Рядом с ней лежал помятый спичечный коробок.
Гадалка закрыла дверцы, окинула взглядом два невысоких табурета, на верхнюю часть которых были натянуты сшитые из шелковой цветастой ткани пестрые сидушки со вставленным в них поролоном. Нет, ничего тут не предвещало присутствия преступника.
На прибитой высоко кованой вешалке скучали старое потертое пальто, болоньевая длинная куртка, выцветшая телогрейка, а на верхней полке небрежно лежал старый теплый платок и кроличья серая ушанка, давно отжившая свое. Стены были, как показалось Яне, не так давно выбелены известью с добавлением синьки. Пол застилал круглый половик, сплетенный из маленьких кусочков разных материй. От всего этого веяло каким-то умиротворением. Тихонько тикал на узком маленьком подоконнике старенький будильник. Вряд ли злодею тут что-то могло понадобиться. Впрочем, Милославская еще утром, когда выходила отсюда с мыслью не о самоубийстве, а об убийстве, заметила про себя, что в этой комнате чужой человек едва ли к чему-то прикасался.
Набравшись мужества, гадалка шагнула в главную часть дома, где еще совсем недавно лежала покойница. Тут кое-что изменилось: Витька успел аккуратно заправить постель, расправил узкие длинные дорожки, до того сбитые в кучу. В остальном все было как прежде: скромно и чисто.
Яна случайно посмотрела на икону и невольно задержала на ней свой взгляд. Неожиданно в окно громко постучали. Милославская вздрогнула. Она сделала несколько осторожных шагов, чтобы увидеть, кто пожаловал – за окном рука об руку стояли Федотов и Ермаков. Ее приятель успокоившийся, а Витька, как показалось, немного виноватый. Гадалка отодвинула занавеску и вопросительно кивнула, глядя на Сашу.
– Мы до города доедем. Кое-что решить надо. Тут будешь? – крикнул он.
Но кричать и не надо было. Милославская и так все отлично слышала сквозь приоткрытую форточку.
– Тут, – ответила она, обрадовавшись, что сможет спокойно «поработать».
Витька с Сашей сели в машину и скоро скрылись из виду. Яна знала, что может прийти и еще кто-то из родственников, поэтому, чтобы обезопасить себя от неожиданного визита, она изнутри закрылась на ключ и, вытащив его из скважины, вернулась в комнату. Было немного жутковато, но гадалка и не в таких ситуациях бывала.
Она присела на табурет, закурила, задумалась. «Как же преступник мог проникнуть сюда?» – вертелось у нее в голове. Поначалу Яне подумалось, что Евдокия Федоровна наверняка знала его и открыла дверь ему сама. Потом она заметила, что одно окно, выходящее во двор, полностью выставлено и заменено тонкой деревянной рамой, обтянутой мелкой сеткой. Так в деревне спасаются от жары. Бояться тут, как, наверное, казалось Ермаковой, некого. А Милославской теперь представлялось, что убийца вполне мог проникнуть в дом и этим путем, довольно быстро и практически без шума, скрипа дверей, лишних объяснений насчет позднего визита и прочего.
Гадалка подошла к окну и осмотрела раму. Она довольно легко, одним только нажатием вынималась и так же легко, даже с улицы, вставлялась обратно. То есть злодей мог проникнуть в дом, сделать свое дело и вернуться назад, практически ничем не выдав своего присутствия, надеясь, что увиденное сочтут за самоубийство и разбираться ни в чем не станут, так как женщина старая, свое уже все равно отжила.
Милославская еще раз вспомнила увиденную утром картину. Да, только скомканные половики говорили о происходившей тут суете. Но смешать их мог и перепуганный Витька и, вероятнее всего, он это и сделал, так как убийца, даже если что-то и нарушил, непременно привел все в прежнее состояние, боясь выдать себя.
Подумав поначалу, что раз сын покойницы ничего странного в доме не увидел, то ей тем более этого не заметить, гадалка все же решила все хорошенько осмотреть, поскольку какая-нибудь мелочь, что нередко бывало, могла вывести на след. Она стала рыться во всем, что только попадалось ей на глаза. Переворошила весь шкаф, нашла альбом с фотографиями, пересмотрела их все, заглянула под матрас, где ничего кроме скомканных чулок не нашла, пересмотрела оторванные листы перекидного календаря, заботливо сложенные на столе стопкой, изучила содержимое тумбы под телевизором, покопалась в ящиках трюмо, полных всяких ненужных мелочей. В общем, ко всему в этой комнате Яна приложила свою руку. Уставшая, разочарованная, она присела на край сундука и снова стала курить.
– А! – вдруг вскрикнула она. – Сундук! Сундук! Как же я про него… Он скатертью накрыт, и не заметишь…
Милославская затушила сигарету, присела, осмотрела тяжелую крышку сундука. Ее надежно держал средних размеров навесной замок.
– Спилить? – спросила она себя.
Но тут же обругала свою голову за глупые мысли. Секундой позже вспомнила, что на одной из полок шкафа, под нижним бельем, обнаружила какой-то ключ.
– Ерунду в такие места не прячут, – пробормотала она и подошла к шкафу, чтобы достать его.
Заполучив ключ в руки, гадалка чмокнула его, едва касаясь губами, хотя и не знала заранее, то ли это, что ей нужно. Она встала на колени, чтобы возиться с замком было удобнее, и попыталась вставить ключ в скважину. Он довольно легко вошел в нее.
– У-умница! – протянула Милославская.
Она повернула ключ вправо, но тот не поддавался, стоял на месте. Попробовала влево – то же.
– Черт побери! – захныкала Яна.
Со злости она стала тормошить ключ в замке туда-сюда, и… он неожиданно повернулся. Ржавая дужка тут же выпала из круглого отверстия.
– Ах, вот как все про-осто, – расплываясь в широкой улыбке, протянула гадалка.