Рыцари дорог и Ночные ведьмы

И, внезапно повернувшись к стоящим неподалеку байкерам, громко крикнула:

– Викинг! Боцман! Идите-ка сюда!

От толпы отделились двое. У Толика округлились глаза…

– Эээ… вы что – их знаете???

– А то! – весело усмехнулась его собеседница. – С детства дружим!

– Но как… Эээ… Почему??? – Толик решительно не понимал. Это было нечто неправильное, невозможное… Не укладывающееся в его картину мира. Так не должно было быть! С каких пор девушки вдруг стали предпочитать не комфорт и безопасность, а этих чумазых дикарей??? Как же это так?

– Да вы знаете… Эти чертовы байкеры! – рассмеялась коварная провокаторша. – Гоняют, рычат моторами… Да вы сами говорили… А я всего лишь девушка, сердце слабое… Ну как тут устоять?

– Зачем звала, Багира? Чего случилось? – голос у подошедшего был низкий и хриплый. Толик нервно сглотнул.

Первый из байкеров был похож на какого-то северного варвара – с длинными светлыми волосами и лицом, словно высеченным из мрамора. Не хватало только боевого топора и рогатого шлема.

Второй походил на залихватского пирата из приключенческого фильма. Его легко можно было представить на каком-нибудь черном бриге под парусом с абордажной саблей в руке.

– Привет, ребята! – обернулась к ним девушка. – Да ничего, все путем. Только вот – тут с вами один персонаж хотел познакомиться. И поделиться наболевшим. Очень уж любопытные взгляды высказывал. Так прям и рвался поведать все, что думает…

– Кто? – усмехнулся один из байкеров.

– Где? – поддержал его второй.

Девушка обернулась и недоуменно огляделась.

За спиной у нее никого не было. Лишь вдалеке в переулке мелькнула фигура стремительно улепетывающего Толика.

– Вот так всегда! – вздохнула она. – А ведь покатать обещал… Ох уж мне эти чертовы байкеры! Вечно пугают народ…

Глава 1

Жизнь Ольги Баженкиной по прозвищу Багира четко разделилась на две периода – до смерти отца и после. Маму она почти не помнила, а вот папа души не чаял в дочке, оставшейся для него единственной отрадой в жизни, постоянно баловал и заботился, брал с собой и на соревнования, и в кино, и просто гулять…

Маленькая Оля обожала проводить время с отцом – он был для нее олицетворением всего, что есть хорошего в мужчинах: большой и сильный, бесстрашный и заботливый, веселый и добрый. Ему не было скучно возиться с ней на детской площадке, или часами гулять в парке, читать ей книжки по вечерам, собирать конструктор или играть в машинки и самолетики (почему-то кукол она с детства не любила). А уж когда он брал ее с собой на стадион – восторгу ее не была предела!

«Мой папа – мотогонщик!» – гордо заявляла она всем. И даже выучила сложное название «Федерация мотоциклетного спорта России». На стадионе и по телевизору она обожала смотреть за стремительно проносящимися спорт-байками, от рева которых у нее замирало сердце, а «болела» за папу порой так, что ее даже просили вести себя немного потише.

Разумеется, страсть отца к мото-гонкам не могла не передаться и дочке. В 7 лет она впервые села на мотоцикл – тогда еще маленький мини-мото. Потом был пит-байк, затем небольшой кроссовый «Kayo». Отец считал, что вместо того, чтобы ограждать дочь от опасностей, лучше научить ее справляться с ними. Все равно на мотоцикл она сядет рано или поздно, это было неизбежно – так уж лучше купить ей путёвую экипировку и научить правильно тормозить, чем все запрещать и ругаться.

Так Ольга научилась водить мотоцикл. И маленький стальной конь (хотя, скорее, пони) – надолго стал ее верным другом. Правда, очень скоро ей стало его уже мало, хотелось чего-то большего…

Папа обещал купить ей первый настоящий мотоцикл к 16-летию. Не мини-мото, не пит-байк, а полноценный спорт! И, конечно, сдержал бы слово, если бы не…

Как именно он разбился – Оля не видела. От нее прятали видео, нарочно скрывали подробности, не подпускали к телевизору, ничего толком не говорили… Оглушенная происходящим, еще не в силах поверить, она забилась куда-то глубоко в себя, пряталась в своей комнате, как зверек в норке, сутками не хотела выходить, не желая никого видеть…

В доме начали появляться какие-то люди, которые называли себя родственниками, хотя она их не помнила. Кто-то что-то говорил, втолковывал ей, слова были какие-то приторные, фальшивые и неправильные… Ее постоянно куда-то тянули, не давали побыть одной и поплакать, какие-то поминки, посиделки, все новые и новые посторонние люди… В их квартире почему-то не стало привычных ранее вещей – телевизора, компьютера, микроволновки… но тогда она не обращала на это внимания, не до того было…

Свой 13-ый день рождения она встретила в детском доме.

Для нее, привыкшей к заботе и комфорту, к ласке отцам и удобствам сытой жизни – это было, как ушат ледяной воды на голову. Первые дни там она запомнила как какой-то нескончаемый кошмар.

Старшие моментально отобрали у нее новую одежду, красивые игрушки и все прочие милые безделушки, которые она успела взять с собой. Когда на следующий день воспитательница спросила про ее вещи, последовал убойный ответ: «А мы поменялись с новенькой! Она сама захотела…»

Оля попробовала было возразить. И в тот вечер ее впервые избили.

С тех пор дразнили и чморили ее часто – толкали и ставили подножки, запирали в туалете, привязывали ночью к кровати, отнимали еду в столовой. Очень уж злило тамошних подростков ее ухоженность, независимость, своенравность… Ее прозвали «гордячкой» и постоянно стремились унизить. Для них они была чужая, не такая, словно из другого мира. Чужих нигде не любят. А маленькие дети бывают очень жестоки. Особенно доведенные до звериной злобы отупляющей суровой реальностью.

Поначалу она еще пыталась с кем-то договориться, найти какую-то справедливость, кому-то пожаловаться… Но против нее были все. А она тогда еще не знала, как изобретательны могут быть маленькие звереныши, привыкшие выживать годами в этих каменных джунглях. Для них она была наивной и глупой добычей. С которой было легко расправиться.

Когда однажды она нажаловалась воспитательнице, что ее обижают, и у той даже нашлось время и желание разбираться в происходящем (потому что обычно не находилось), и она взглянула на ее синяки и пошла в комнату к остальным… Те вдруг дружно заявили, что Ольга сама – воровка и таскает у них вещи. В доказательство подняли ее матрац, а там оказалась – и чья-то красивая ручка, и чей-то дневник, и пенал с блестками, конфеты, какие-то еще безделушки… От удивления и обиды из глаз Оли брызнули слезы, и она даже не смогла ничего толком сказать в свое оправдание, только лепетала что-то неразборчиво… Впрочем, даже если бы и сказала – это вряд ли бы помогло.

Той ночью после отбоя ей накинули на голову одеяло и снова жестоко избили.

Голодная, замерзающая (ее выделили самое худшее место – у окна возле неработающей батареи), она глотала слезы и мечтала умереть. Заснуть и не проснуться, уйти куда-то туда, далеко, куда отправился ее отец. Может, там они встретятся?

«Папа, где ты? Приди и забери меня!» – мысленно молила она, вздрагивая от каждого шороха, опасаясь, что это снова подкрадываются те, кто сейчас ее будут бить.

Но отец не отвечал. Видимо, был слишком далеко.

И ей первый раз в жизни пришлось все решать самой…

Доведенная до отчаяния она как-то ткнула отверткой очередного малолетнего мальчишку, который дразнил ее и издевался после уроков на заднем дворе школы. К ее удивлению – это возымело действие. Получивший неожиданный отпор малолетний садист неожиданно отпрянул и… почему-то решил больше не связываться, только крикнул вслед что-то про «психическую». Видимо, что-то безумное было тогда в ее глазах…

И даже не побежал жаловаться остальным – слишком уж стыдно прозвучало бы, что его обидела девчонка. За такое могли бы задразнить свои же.

С тех пор она твердо усвоила урок – рассчитывай только на себя. Справедливости не жди. Ее тут не найти. Нельзя быть слабой. Слабых – жрут! Надо учиться выживать. Самой. Никто не придет и не спасет, никто не поможет. Ты одна. О прошлой сытой жизни пора забыть. Учись жить в условиях, когда ничего «своего» у тебя нет. Все можно в любой момент потерять. А не отберут у тебя только то, что ты спрячешь, или за что ты готова драться. В мире зверей действует закон джунглей. Значит, надо стать таким же зверенышем. Хитрым, коварным, жестоким… Не можешь быть сильнее – стань ловчее и изворотливей. В конце концов, отец учил ее не реветь, когда больно; не сдаваться, когда сложно; не отступать перед трудностями, а терпеть, стиснув зубы, терпеть и идти дальше, до конца, до финиша… Царапаться до последнего. Прокладывать себе дорогу локтями. Не показывать никому своей слабости. Только так можно победить. И она хорошо запомнила его тренировки…

Той ночью, дождавшись, когда все заснут, они тихонько подобралась к самой старшей из девочек в их палате – той, что чаще всего верховодила нападками на «гордячку». Прихватив с собой ту самую отвертку (она взяла ее на память о гараже, и никто на нее не позарился, даже когда у нее украли все ее вещи). Вокруг было тихо. Никто не ворочался во сне, не бубнил что-то спросонья, не раздавались в коридоре шаги «ночного дежурного». Никто не должен был ей помешать. И Ольга решилась…

Обидчица мирно спала. Всунув ей отвертку в ухо и зажав рот, Ольга прошелестела свистящим пугающим шепотом:

– Тихо! Дернешься – прикончу! Поняла??? Слушай меня и не шуми, а то хуже будет… Значит, так… Еще раз меня тронешь, еще раз возьмешь мои вещи – я тебя грохну по-тихому ночью во сне. Воткну отвертку в горло или придушу, пока спать будешь. И плевать, что потом будет! Я психическая, мне терять нечего. В дурку поеду, если что, хуже, чем тут – все равно уже не будет. А ты сдохнешь! Поняла? Моргни, если поняла… Вот так. И запомни хорошенько! Еще только раз… И попробуй только пикнуть!

Наутро старшая девочка почему-то попросилась перевести ее в другую палату. А издевательства над новенькой как-то постепенно сошли на нет. Желающих связываться с «психической» находилось все меньше…

Нет, Ольга не стала своей среди детдомовских, не завела себе подруг в палате. Она продолжала оставаться чужой для них – слишком уж отличалась, слишком неправильной была по мнению тех, кто никогда не знал своего дома и родительской ласки. И не желала меняться.

Она так и не встроилась в СИСТЕМУ.

Но теперь ее хотя бы не трогали…

Она любила гулять одна, уходить куда-нибудь подальше – от людей, от машин, от всех… И подолгу смотреть на небо, мечтать о чем-то своем, вспоминать ту, другую жизнь, когда еще был папа…

Поначалу ее ругали за самовольные отлучки, потом перестали – лишь бы возвращалась. За ней уже давно закрепилась репутация «странной», и никому не хотелось с ней связываться…

В 16 лет, шарахаясь по каким-то задворкам и гаражам, Ольга неожиданно для себя набрела на мото-мастерскую Боцмана. Охнула от восхищения и простояла полчаса, пялясь во все глаза на мотоциклы и байкеров, разглядывая знакомые детали, инструменты, колеса, пластик и хром… За всем этим приглядывал здоровенный мужик в косухе поверх тельняшки, отпускающий «морские» шуточки и покрикивающий на окрестных мальчишек. Руки его были в мозолях, а кожа лица так задубела от солнца и ветра, что морщины на ней напоминали шрамы. Из гаража привычно несло машинным маслом и бензином. А еще чем-то родным и давно забытым – настолько, что она опять разревелась. И сбежала, чтобы никто не увидел ее слез.