Как выяснилось, это была отцовская кружка, та была подарена старшим братом на день рождения. Видно, с юмором семья.
Сама комната была в каких-то желтовато-персиковых тонах. На окнах красовались милые клетчатые занавесочки, на столе небольшая скатерть. Женских рук дело, и к гадалке не ходи.
Столешницы переполнены бытовой техникой. В моем доме о таких вещах можно было только мечтать. У нас и холодильник-то уже на ладан дышал, а морозилка противно тарахтела, если обратить на нее внимание и прислушаться.
Не хватает только фруктовой тарелки и очищенного наполовину лимона, как на голландских натюрмортах. Ходи, фотографируй, любуйся. Я давно не бывала в гостях, а уж тем более в приятной атмосфере, где царит тепло и уют.
Я не думала о стоимости. Завидовала, конечно, такому уровню зажитности, но в глубине души понимала, что все это досталось им не щелчком пальцев.
– А где твои родители?
– На работе.
– А, ну да. Логично.
На самом деле я спросила это просто так, чтобы разбавить тишину. Она не была нагнетающей, но неловкость создавала. Стыдно чувствовать себя хорошо в чужих стенах.
– Как себя чувствуешь?
– Мне уже легче, если ты о той ситуации.
Я предпочитала не вспоминать о своем позоре.
Он заметил, что я рассматриваю здешний интерьер: – Что думаешь?
В ответ я пожала плечами: – А что тут думать? Милый домик. Быть моя воля, может, также обустрою кухню.
– Я не об этом.
Я протяжно вздохнула.
– Знаешь, ты был прав насчет главных героев. Я тут на днях устранила одну. Ну, ты ее видел. Она в тебя топоры кидала.
– И какие ощущения?
Я скрестила руки: – Никакие. Вообще.
– Даже не сомневался.
Настала неловкая пауза.
– Есть что-нибудь помимо чая? – Я хотела тем самым намекнуть на какое-нибудь крепкое зелье. Быть может, он и сам не против такого колдунства.
– Нет.
– Как жаль.
– Много опыта с нее получила?
– Достаточно, чтобы выйти на новый уровень.
– И поэтому стопоришься на этом? Нет, что-то ты недоговариваешь. Что же такое случилось? Не врешь ли ты мне?
– А зачем мне тебе врать? Ты знаешь даже то, что я своей подруге не рассказывала. Домой меня водишь, водичкой с травами поишь. Обни… кхм… Ты будто специально меня в себя влюбляешь. Я не поделюсь с тобой сердцем, понял? Ни своим, ни драконьим.
Тот чуть не захлебнулся: – А я и не прошу.
– Вот и не проси. – Перебила его я. – Вообще тебе больше ничего не скажу.
Он шумно втянул воздух и помотал головой: – Бедный ребенок.
Я встала из-за стола, внимательно всматриваясь в его глупую физиономию. Сама не знаю, что я хотела этим сказать. Просто жалкая попытка пристыдить его, которая, конечно же, не увенчается успехом. Когда я уже зарублю себе на носу, что это бесполезно? Он как чугун – хрен расплавишь и такой же тяжелый.
– Сядь, – продолжил он, – … и послушай меня.
– Какой резон мне тебя слушать?
– Потому что я сражаюсь дольше тебя и повидал больше. Сядь, говорю. – Я подчинилась в надежде что-то узнать о драконе. Информация лишней никогда не бывает. – Неужели ты еще не поняла, что натворила?
– И что же? Только не говори мне, что ты сейчас отчитывать меня начнешь. Не проканает, вины не чувствую.
Тот помялся в поисках нужной фразы: – Я вообще не должен с тобой разговаривать! Мне следовало сразу тебя устранить, как только понял, что угроза исходит от тебя.
– Это еще что значит? – Тот многозначительно молчал. Выждав время, я сделала выводы: – Да, ладно… Только не говори мне, что ты тоже блюститель.
Игорь не ответил мне, но взгляда не отводил. Откинулся на спинку стула и скрестил руки.
Я продолжила: – И много вас по всей школе?
– Не имею право рассказывать.
– Класс. И ты молчал.
– Никто из них не отзывается. Они действуют молча и вдумчиво. Даже если ты каждому будешь задавать прямой вопрос – никто не ответит.
– Это правило такое?
– Не совсем. Кредо, скорее. Для тех, кто уже однажды оступился.
– И почему я еще жива?
– А я, по-твоему, варвар, что ли?
Я тоже откинулась на спинку и смотрела в потолок. Здесь крыша не протекала, разводов не было. Чистая, белая, как больничная простыня, будь она неладна. Хорошо, когда в доме есть прямые руки: и дом стоит, и еда всегда есть. Я всегда хотела жить в такой атмосфере, а не в проклятущей бедности. Все что я знала – это как считать копейки. Как же я ненавидела эту нищету, но по-другому уже и жить самой себе не разрешаю.
Чертова больница, на кой случай я сейчас вспоминаю о тебе?
– Погоди-ка!