– Было, вроде, десять пар, – ответил я.
Ребята молча расшнуровались и заменили носки.
Пока мы думали да гадали, по наши души прилетел дрон-камикадзе.
Его заметил первым Дрозд.
– Уходим!– крикнул он, махнув рукой и подскочив с места.
– Разойдись!–заорал командир.
И мы, кто как мог,кинулись в разные стороны.
А дрон пошёл в крутое пике. Оператор направил его почему-то именно в меня. Я понял это за мгновенье, когда на бегу оглянулся. Но в тот же самый момент споткнулся и упал в какую-то яму. А дрон взорвался буквально в двух метрах впереди меня. Я оглох, и земля перестала быть твердью. Законы всемирного тяготения надо мной теперь были не властны. Я попал в невесомость и вращался, казалось, как глобус, в воздухе. Не мог встать и зацепиться за землю, даже когда подбежал Илья и ещё кто-то. Меня приподняли, но удержаться на поверхности не получалось. Меня несло то влево, то вправо, то назад, то вперёд. Упав на ладони, я понял, что на четырёх конечностях мне удаётся устоять. Я ничего не слышал и, не оглядываясь на группу, как-то по-собачьи двинулся на минное поле, потеряв свой автомат.
Группа была где-то рядом. Казалось, они идут также по-собачьи, как я. Как-то быстро потеплело, и без того грязный снегна глазах превращался в липкое месиво. Ястал скользить практически на одном месте, опасаясь лишь одного, что кто-нибудь выстрелит мне в спину. Наконец, остановившись и откинувшись на бок, я оглянулся и увидел, как группа вместе с Ильёй пытается отстреливаться одиночными выстрелами, прикрывая мои потуги.
Но вскоре патроны закончились, и ребята двинулись ко мне.
Илья помог мне встать. Похоже, пока я карабкался, ощущение поверхности ко мне вернулось, и я хоть и шатался, как пьяный, но уже смог идти дальше. Потихоньку кандыляла за мной и группа. Местность была немного на подъём, с частыми маленькими островками деревьев средь виднеющейся впереди открытой равнины.
– Где-то здесь начинаются мины, –крикнул кто-то сзади, и я понял, что слух постепенно возвращается ко мне.
Группа догнала меня, несмотря на ранения ног.
– А где твой автомат, писатель?–спросил Дрозд.
– Да он не то, что автомат потерял. «Он себя потерял там», —сказал командир, прихрамывая и обгоняя Дрозда и Воробья, которые тащили штурмовика с перебитыми ногами.
– Ну что, писатель, как дальше пойдём? Как тебе подсказывает твоё воображение?–подойдя ко мне очень близко и вглядываясь в мои глаза, спросил командир.– Глаза твои всё те же. Ты до сих пор не здесь. Так посмотри же оттуда, куда нам идти дальше, –тихо произнес он.
– Носки не дадут нам подорваться, – ответил я.
– Да мы все видели, как на тебя пикировал дрон, – проговорил командир.
– Идёмте, – сказал я и пошёл по минному полю.– Честно говоря, вообще сомневаюсь, что здесь есть мины, – продолжил я, прибавляя шаг.
– Да нет здесь ничего, – сказал Илья и пошёл правее моих следов.
Пока группа не ступила на минную дорогу и колебалась, из-за поворота показался пикап.
– Всё уходим!– сказал командир.
И группа двинулась по открытому заминированному участку. Мы были, как на сцене. Казалось, что ещё немного, и нас просто изрешетят. Мы с Ильёй заменили ребят и, придерживая с двух сторон раненного в обе ноги штурмовика, торопились, насколько это было возможно. Я оглянулся и увидел, как на подъезде к заминированному участку стояло уже три пикапа, из которых высыпали боевики. Нас разделяло не больше двадцати метров. И было слышно, как они кричали:
– Здесь мины! Они сейчас взорвутся сами!
Они держали нас в прицел, и ждали, когда мы подорвёмся.
Но мы продолжали идти дальше. Кто-то крикнул:
– И где же мины? Они спокойно уходят.
– Я возьму их живьём. У них патронов не осталось, –послышалось за спиной.
Я оглянулся и увидел, как с автоматом к нам побежал один из них, а другие просто держали нас в прицеле.
Мы стали торопиться. Но вскоре прозвучал взрыв, и догонявший нас подорвался на мине.
Остальные стали стрелять по нам. Но к тому времени равнина уже перешла в какую-то низменность. И мы, упав в раскисшее поле, были уже недосягаемы для пуль.
На этом небольшом уклоне ихне быловидно.
– Если мы их не видим, значит, и они не видят нас, –подумал я вслух.
– Почему они не расстреляли нас сразу?– спросил Илья.
– Да хотели изловить, да поиздеваться. Много ребят калеками вернулись из плена. Но больше тех, кто не вернулся,–ответил командир.– У кого «БК» остался?– спросил он.
– Я пустой, – ответил Дрозд.
– Я тоже, – кивнул Воробей.
– Ну, писатель – понятно. У тебя и автомата нет, –проговорил командир.
– У меня давно пусто, –сказал Илья, подложив ладони под голову и приняв позу спящего на боку человека.
– А у тебя, Костя, как?–командир взглянул в сторону штурмовика.
– Да, хорошо, что не в кости. А патронов тоже нет, –ответил тот.
– Ладно. Повоевали немного, пора и передохнуть. Скоро беспилотник за нами отправят. Вот и передохнём на ходу,–сказал командир. – Придётся пропахать немного это поле брюхом, –добавил он.
Но к счастью, среди таявшей на глазах зимы пошёл дождь. Сначала небольшой, а потом и прибавил. Он хоть и замедлил наше движение по грязи, но удивительным образом спас нам жизни. Видимость снизилась, беспилотник в такую погоду никто не отправил, и мы прошли довольно много, несмотря на голод, ранения членов группы и полностью мокрую одежду.
С наступлением сумеречного времени дождь прекратился, а мы продолжали идти.
Оглядываясь на ребят, я вдруг заметил, что штурмовика Костю никто не держит,и идётон сам по себе, ещё и курит. Остальные тоже идут, почти не хромая. И никто ничего не говорит уже, казалось, больше двух часов. А Илья и вовсе словно спал на ходу. Я и сам какой-то участок путисловно проспал на марше. А сейчас будто проснулся и иду, оглядываюсь и удивляюсь, как это они так идут, не хромая и не останавливаясь. Я не знаю, куда мы шли и как. Мы просто шли за командиром. А он ничего не говорил. Просто шёл вперёд, и всё.
Мокрые насквозь, нацепив на подошвы ботинок огромные куски грязи, мы медленно продолжали свой путь. И когда вдруг совсем стемнело, мы наткнулись на чей-то окоп. Мы просто спустились в него молча, без каких-либо раздумий, за командиром. Он снял рюкзак и, завалившись спиной на стенку окопа, достал сухпаёк и стал его разворачивать. Такое ощущение было, что всем было просто без разницы, чей это окоп. Ребята тоже распаковывали остатки сухпайков. А мы с Ильёй, вторые сутки ничего неевшие, смотрели, как собаки, что бросят нам эти люди.
Съев пару ложек из консервы, командир передал банку мне.
– На, писатель, а то кто про всё это чудо ещё сможет написать,– сказал он мне.
Я, городской житель, как и все городские, страдающий гастритом и панкреатитом, моющий по несколько раз руки и ложку перед едой, привыкший к молоку без лактозы, к мясу без жира, к варёной или в духовке, или вовсе на пару приготовленной еде, взял переданную мне какую-то заляпанную ложку и зачерпнул, что было в банке. И жадно жевал попавшийся и ещё не оттаявший жир вместе с лавровым листом. Следом вторую полную ложку, и прикусив несколько раз язык, передал банку Илье. Илья стучал по банке ложкой, словно она была глубже, чем на самом деле, выскребывая всё подчистую.
Ребята чуть поодаль лежавшие, как и мы, в грязи, скребли в своих банках, и только так можно было понять, что они тоже с нами в окопе.