Живая вода

Нападать на них и отбивать девушку-кошку я не планировал. Мне было проще вывести из строя их машину – и подкрасться можно легко к задней неосвещенной части, и – я пощупал конец прута – проткнуть шины есть чем.

Сказано – сделано. Обошел полукругом освещенный сектор, лег в траву и пополз к машине. Скажем, разведчик из меня еще тот – немедленно заболели мышцы, и ладони все время загребали какие-то колючки. О, мать босая! кажется, дополз.

Ткнул острым концом стального штыря, попал в диск – звон раздался. Так не годится! Направил острие на шину – давил руками, налег плечом. Есть! получилось! – раздался пшик! И колесо село на обод. Со вторым также. Теперь никуда не денутся – запаска одна.

Я остался лежать под машиной, наблюдая за оргией – точнее, за Маришкой: ее не на миг не выпускал из виду. Но к ней персонально никто не клеился – видимо, все были парами. Я успокоился и задремал. Ничего удивительного – в последнее время спал урывками: был весь на нервах от удивительных открытий. А сейчас, надо признаться, загорелось завести себе девушку-кошку – такую молоденькую и красивую….

Проснулся я от того, что машину вдруг завели – хлопнули двери, и она поехала. Никого не увидел в свете фар, а по моей ладони проехало колесо. Ладно, что переднее и накаченное, ладно, что трава высокая и густая, а почва мягкая – иначе бы быть беде.

Проехала и уехала, больше ничего мне не затронув. Я только боль ощутил в ладони – пальцы гнуться: ничего не сломано. Могло бы и хуже получиться. Надо же! – под машиной уснуть.

И куда они поехали со спущенными колесами? Маришку мою увезли. Вряд ли смогут далеко. Я поднялся и побрел вслед за машиной, чей свет скакал на кочках впереди, и мотор захлебывался от натуги, протаскивая спущенные колеса через густую и высокую траву.

Они, конечно, меня обогнали, но – далеко-далеко, на опушке леса свет последний раз мигнул, и заглох мотор. Я ускорил шаг.

Ночь оказалось холодной – холодней, чем дома с открытыми окнами. Вместе с ознобом обычные чувства потихонечку возвратились. Странно снова ощущать что-то похожее на обиду к Маришке – я ее приголубил, а она сбежала.

Спустя час примерно, подошел к машине – все было тихо и вокруг, и в ней. Не спеша взглядом и слухом изучил окрестности прежде, чем заглянуть в салон. Поблизости было спокойно и безлюдно. По земле растекался предрассветный холод. Я совсем продрог.

Наконец, решился – подошел и заглянул в салон. Их было шестеро – молодых людей. Маришки не видно было, да и их толком не разглядеть – то ли живы, то ли нет.

Открыл дверь, и мне чуть в руки не свалилась девушка. Но не свалилась, а встрепенулась и спросила:

– Вы кто?

– Спите-спите, доброй ночи! Только скажите девушка с вами танцевала голая, точнее в одной тельняшке – где она?

– Морячка? – она быстро вспомнила ночную оргию. – А она ушла.

– Куда?

– Не знаю. Сказала – купаться….

Твою мать! Все проспал. Где теперь ее искать, девушку-кошку?

– Ну, извините. Дверь сами захлопните, чтобы я вам ничего не прищемил.

– А у нас машина заглохла! – с гордостью сообщила она.

Но я уже шел обратно.

Я вернулся на озеро. Обошел по периметру. Крикнул разок: «Эге-гей! Есть тут кто?». Никто не ответил. Ну, и что делать? Поплелся домой. Дверь подъездную открыл – на дворе уже светло, только солнце еще не взошло.

Домой зашел. У двери разделся. В комнату захожу… мать босая! как говорят бздежики – лежит моя красавица на диване во всей своей нагой красоте. То есть одеяло и тельник на грудь натянула, а все, что ниже пупа, предложено на обозрение.

– Ты, – говорю, – где была? Как научилась сквозь двери выходить и входить?

А, впрочем, понял – экая же я бестолочь! – она вышла в окошко лоджии, ни его не закрыв, ни дверь туда.

3

– Я здесь и была! – врет моя красавица. – Это ты куда-то сорвался среди ночи и убежал. Иди ко мне, я замерзла.

А глаза так и ластятся, язык заплетается – выпила же. Ну, греху быть!

– Так укройся, чего лежишь разнагишавшись?

Совет мой не был услышан. Более того, Маришка нахмурила картинные брови (Боже мой! Ей там и мордочку нарисовали. Ну, телки!) и повела допрос с пристрастием.

– Не, ну, а ты где был? У тебя, наверное, подружка есть?

– Нет.

– Что же ты, так и живешь без женщин? – ей захотелось подразнить меня; она согнула одну ногу в колене. Ничего не скажешь – красивая нога!

А мне вдруг стало интересно, какая мораль царит у кошек… или у оборотней… или… кого она сейчас представляет? Я уж запутался.

– Завести женщину довольно трудно в моем возрасте и с моей пенсией.

– Что ты имеешь в виду?

– Люди после шестидесяти стараются держаться подальше друг от друга, не общаться просто так… Я думаю это из-за возрастного консерватизма. А молоденьких боятся из-за болезней. От малознакомой девицы можно заразиться – не хочется рисковать.

– Чем заразиться?

– Тебе это надо знать?

– Ладно, если боишься, молчи. Так значит, ты – девственник?

– С какого бодуна? – у меня двое детей и две внучки.

– И сколько же ты живешь без женщины? Лет двадцать? Год?! Я бы не смогла. А сколько ты вообще рассчитываешь прожить?

– Сколько Бог даст.

– Но ты ведь хочешь меня.

– Хотеть-то хочу, только не пойму, как мы оформим наши отношения.

– Ты о чем?

– Я старый коммунист, а наша мораль предписывает не вступать с женщиной в интимные отношения, не оформив брак.

– А просто так – чтобы сделать шпили-вилли, а потом расстаться – никак?

– В самом деле? Ты мне отдашься и ничего не потребуешь взамен?

– Тебе это важно?