Все-таки аэродром – отличное место, где заблудшая душа может поразмыслить над тем, как жить дальше. Мне повезло, что сюда попал.
Однажды Ручнев подловил меня за работой над рукописью, которую я быстро убрал в ящик стола, что не ускользнуло от его взгляда.
– Оперу пишем?
– Ему, родному.
– Что стукачу нужно? Жена, авторучка и получка! Верно?
– Ты как всегда прав.
– Только я не пойму никак – ты у нас женат или нет? Или как тот пилот, который полжизни смотрит на приборную доску, а полжизни на задницу официантки?
– На хороший зад не грех посмотреть.
– Вот и я говорю – пока в баках топливо есть, надо иметь запасной аэродром.
– Да ты, Владимир Иванович, у нас ходок!
– Есть в кого! Дед Апальков в семьдесят лет женился на молодухе под сорок и ребеночка ей заделал.
– Значит и нам с тобой не грозит преждевременная импотенция.
– М-да! – Ручнев мечтательно закатил глаза. – Другие уже начинают жаловаться – то литра керосина не хватило, то метра высоты в этом деле… А у меня всегда на 12—00.
А я почему-то не чувствую себя счастливым.
Несколько месяцев назад решил, что никогда не буду злить Ручнева, ибо распсиховавшись он становился диким животным. А в обычном своем состоянии он был отъявленным сукиным сыном, собиравшимся меня повесить за мою работу в райкоме партии.
А вообще-то наш аэродром – просто райское место. Вроде бы построен среди болот, но там где надо – бетон и асфальт, а рядом в кустах гагары кричат и на чистую воду порой выплывают серые утки с утятами и гуси с гусятами. Говорят, что видели лебедя и журавлей. Ну, а уж про простых обитателей болот что говорить – их тут пруд пруди. И авиаторы, надо сказать, в большой массе своей охотники и рыболовы, с сочувствием относятся к пернатым соседям.
Нашего полку служащих советской армии прибыло – миловидная из себя Светлана, молодая, но уже жена начальника штаба полка, пришла в группу радиооборудования. Меня показали ей. Она подошла.
– Вы Анатолий?
– Тридцать с лишним лет уже как.
– А я Светлана. Буду работать в группе капитана Зозули.
– Мы практически не пересекаемся с вашими специалистами.
– Но общаться как люди мы ведь можем?
– Да, конечно.
– Спасибо, – она улыбнулась и пошла прочь.
Она была представителем нашей когорты и хотела, чтобы эта когорта была – чтобы мы общались и обсуждали наболевшие наши вопросы служащих СА. И каким симпатичным представителем!
С удовольствием наблюдая вид сзади новой знакомой, я добавил:
– Обращайтесь в любое время.
Вот бы мне такого механика!
– Как вы попали в ТЭЧ? – спросил Светлану при следующей встрече, радуясь этому событию.
– Просто пришла.
– И какого вы мнения о своей новой работе?
– Я бы лучше колола свиней.
– А Зозуля знает? Может быть вам завести свинарник?
– Звучит великолепно. Вы подскажите ему, если общаетесь.
– Только за карточным столом.
Приходит время, когда можно забыть увельских партократов и начать доверять простым людям. В стране действительно происходит что-то непонятное, тревожащее. Если партию разгонят, а райкомы упразднят, я, пожалуй, оставлю все страхи и боли в прошлом, выйду в народ с доброй памятью и чистой совестью. Это казалось не столь трудным. Я и не думал, что почти годовая тяжба с райкомом партии обернется кошмарами на всю оставшуюся жизнь. Разум всегда берет верх над безумием.
Прапорщик Ручнев конечно шутит, приговаривая меня к повешению, но, думается, недалеко то время, когда на человека, заявившего, что он член КПСС, будут смотреть как на пришедшего нагишом на собственные похороны. Сейчас я находился в той среде, где партийное влияние почти отсутствовало, и здесь, если повезет, незамеченным просижу до того счастливого времени, когда ей безвозвратный придет кердык.
А может, и не досижу.
– А ну-ка скажи-ка, Владимир Иванович, в чем основное предназначение коммунистической партии?
Ручнев, не задумываясь:
– Народ обманывать!
– Руководить и направлять! Не забывай, что наша страна находится на пути к бесклассовому коммунистическому обществу. А мы живем в опасное время. Провокаторы и шпионы мутят народ. Чтобы сохранить целостность общества, нам нужно сильное правительство, а силу дают силовые структуры. Армия, например. Только представь страну без армии! Это же не мыслимо. Политики говорят – кто не кормит своих солдат, будет кормить чужих. Если мы не будем поддерживать партию, то неминуемо скатимся в хаос, и за этим последует вражеское вторжение. И лишь единство партии и народа спасает нас от анархии. Вот к чему мы должны стремится. А ты собираешься коммунистов вешать. Недальновидно.
Конечно, это я прикалывался, но Вовок расходился не на шутку и в запальчивости грозился приговор свой относительно меня привести в исполнение еще до падения КПСС.
– Честь – самое важное достоинство советского офицера. Прапорщик Ручнев, вы же присягу давали на верность Родине и партии.
Вовок с размаху хлопнул ладонью по столу:
– Я дал – я взял! Тебя моя присяга не спасет.
Шутки шутками, но Ручнев – это лишь выразитель мнения коллектива. Я чувствовал, что меня сторонятся. Впрочем, и сам ни к кому не набивался в приятели. Просто делал свою работу и все.
Летом, когда прапора кемарили в лабораториях, я отправлялся на свежий воздух. Ближайший лес был для меня приютом и местом уединения. Здесь полно было грибов и ягод. И практически не бывали ягодники и грибники. На полянах росла высокая сочная трава и стояли остовы истребителей. Они потемнели от времени и непогоды и кое-где покрылись тонким слоем мха, но до сих пор производили впечатление огромной скорости и мощи. Сюда мы проникали пацанами за разными авиационными фиговинами. А теперь эти места оказались никому не нужными и забытыми. В сезон я практически каждый день набирал полный пакет грибов и отвозил жене или домой. Ягоды не любил собирать, но иногда старался для любимой дочери. Но потом кто-то Томе сказал, что все леса и поля вокруг аэродрома заражены радиацией, и от моих приношений отказались.
Однажды, напросившись по телефону на встречу, я пришел к Виталию Петровичу Реутову домой. И первый вопрос мой после приветствия – что происходит со страной?
– Терпение! – сказал он мне. – Терпение – это высшая добродетель. Если будешь спешить с выводами, то потерпишь неудачу. А это довольно болезненно. Всегда надо оставаться спокойным и в то же время сосредоточенным на удаче.