Убийство Стюры Гашиной

– Николай.

– Водки нет – напьёмся пива. Танечка, повтори, – я подхватил обе кружки, свою и его, а когда он принял моё угощение, осмелел. – Готов поспорить, у тебя в жизни была какая-то непростая история, связанная с любовью к женщине.

Он помолчал, вздохнул, будто уступая, и заговорил тихо, печально, повествовательно:

– Любовь…. Куда не сунься – всё о ней. В кино, книгах.… песни поют. У девчонки груди не проклюнулись, она о любви мечтает. Не знает, что всё это призрак, мираж, пустые мечты ни о чём.

Голос его ослабел, во взгляде не стало силы. Плоские щёки показались вялыми, как у плачущего. Ну-ну, пусти слезу….

А потом, в какой-то момент, вдруг воспряли с новой силой.

– Ан есть! Какими только путями ей не приходится ходить, куда только она не прячется и чего только не творит. А сколько ей самой достаётся! Ею жертвуют ради карьеры, наград, престижной работы. Ради этой самой, материальной базы, этого самого жизненного уровня, который частенько принимается за счастье. И живётся любви с этой самой базой, как бабочке с бульдозером, потому что она духовна и бьётся легче хрустальной вазы…. Но кто знает, какими путями должна ходить настоящая любовь? Может для неё и нет дорог лёгких да наклонных. Как их нет для всего настоящего и искреннего. Может истинная любовь не даётся без мук и борьбы, и не стоит её ждать Божьим даром?

Тёмнолицый Николай умолк, и в глазах его клубком свернулась тоска. Откуда она у него – ползёт, как серый туман по болоту. Всё ясно – зэк. Взгляд поймал наколку на кисти, и мысль заработала в нужном направлении. Только у зэков с большим стажем ещё и можно встретить такое идиллическое представление о любви. Романтики решётки!

Я ухмыльнулся.

Чёрт, который во мне сидит, как во всяком человеке, рядом с ангелом, тянул за язык ляпнуть какую-нибудь колкость в адрес братвы и её сексуальных пристрастий. Николай вдруг посуровел, глядя на меня.

– Ты коммунист? – зло спросил он.

С некоторых пор это слово стало ругательским не только в тюремной среде.

– Я журналист! – звонко ответил я.

Черты его смягчились.

– Ничего не пишешь? Я имею в виду книги….

– Увы, – вздохнул я, – только в мечтах.

– Есть цель в жизни?

– Как у всякого настоящего мужчины – переделать себя и мир под себя.

– Хорошая цель, – похвалил Николай.

Тане, зачарованной его страстным монологом, не терпелось вернуться к разговору о любви.

– Вот в книгах пишут: выше любви ничего нет, а я добавлю – только до свадьбы, а потом куда что деётся? Возлюбленную можно унижать, оскорблять, бить, а при случае и убить. С вас, мужиков, всё станется.

От её слов Николай напрягся. Напрягся до заметной бледности на тёмном лице. А потом вдруг ринулся через столик – лёг грудью на столешницу, разбросал руки и положил голову на щеку, как упавшая птица. Сквозь его льняные волосы лысина просачивалась к затылку.

– Рубите мне шею, – захрипел он судорожно. – Я не преступник, я – святотат. Меня судили за убийство друга, жены и поджёг родного дома. Есть ли для русского человека преступления более тяжкие?

Таня, возбуждённая драматизмом происходящего, глубоко дышала, её груди пытались выскочить из кофточки.

– Ты убил любимую женщину? Из ревности? И ты её до сих пор любишь? Даже мёртвую?

– Любовь к мёртвым самая сильная – она бесконечна. Им даже изменить нельзя, – Николай выпрямился.

– Рассказывай всё, – попросил я без всякого нажима, но не сомневаясь, что он и сам этого хочет.

– Расскажи, не ломай себе душу молчанием, – волновалась Таня. – Это, должно быть, жуткая история.

Николай покосился на неё и усмехнулся:

– Девке срок грозит девять месяцев, и то ломается.

И всё же после некоторого раздумья заговорил:

– Как вы уже догадались, когда-то я был не таким, как сейчас. Когда-то у меня была другая жизнь, и была в той жизни женщина. Какая же драма может обойтись без неё? Это была жена, которая всегда рядом, красавица, на которую молишься, умница, которой восхищаешься. Настолько идеальна, что теперь кажется мне, образ её мелькнул где-то в дымке и пропал навсегда и в то же время растворился во всём мире, во всех женщинах. Улыбнётся кто-нибудь в проходящем автобусе – кажется, она – я бегу и не догоню никак. Чаще видится в полях. Хочется остановить, заговорить, прикоснуться к мокрому от росы платью. Но сколько не спеши за ней, всё она у горизонта. Когда-то я полагал, что любовь может быть важной только для женщин. Не думал, что так может захватить и не отпускать многие годы….