Камо грядеши

Начальником техбюро нашего цеха был Крюков Валера, выпускник ДПА. Мало того – бывший мой одногруппник той, дофлотской, поры.

– Я и не знал, – абсолютно честно признался он. – Что, правда? Тебе на самом деле хочется поставить вопрос об этом прямо сейчас? Все-таки конец месяца и квартала….

Я промолчал.

Он пристально посмотрел на меня:

– Чего же ты добиваешься?

Святые угодники! Меня это стало доставать! Ничего я не добиваюсь, а просто хочу знать – бардак этот задуман умыслом злым или запущено все от нерадивости.

Я приблизил к Валере лицо:

– Если скажу кое-что по секрету, обещаешь тайну хранить?

Крюков шумно сглотнул и несколько раз кивнул, выдавив хриплое:

– Конечно.

– Я – коммунист. Непонятно, да?

– Понятно, – поспешно заверил он. – Только почему это надо хранить в секрете?

Будь я азартным человеком, то после техбюро прямиком потопал бы в кабинет начальника цеха. Но, увы, я – философ. Тема есть – надо подумать. А на плечах груз бессонной ночи…. Да где там – трех уже! И я поплелся с завода.

Время к полудню спешило, когда вернулся домой. В голове роилось столько вопросов, что не сразу и понял – неужто телевизор оставил включенным?

На диване сидела Лялька.

– Здравствуй, Мыгра, это я.

Сжалось сердце предчувствием счастья – неужто вернулась?

Но у визита жены была цель другая.

– Зачем тебе нужен этот блеф?

– Понимаешь, встретились – Пушнинкова вся из себя такая счастливая: «Ах, Сереженька, мой Сережа!». У них была годовщина регистрации, а мы и на свадьбе не погуляли – теперь пригласила. Давай хоть задним числом отметим – собирайся! Нагрянем – покажем, что есть еще порох и в наших пороховницах. И вообще, как тетечка Лидочка говорит: в жизни только два раза собираются вместе все, кого любишь – на твою свадьбу и твои похороны. И поверь, во второй раз тебе будет не до веселья.

– Ведь это же ложь! Не стыдно будет в глаза им смотреть?

– Какой ты зануда! Помню, в общаге тебя звали Палундрой. Выдохся, да?

А занудный Палундра ощущал одновременно тоску и радость от этой встречи и предложения ее продлить.

– Тебе разрешили со мной поехать?

– Э, давай не начинай.

– А ночевать ты останешься?

– Как будешь себя вести.

И загрустила.

Я переоделся – был готов ехать.

– Ты где?

– Просто задумалась.

– О том, кого нет?

Жена покачала головой:

– О том, как ненавижу мужчин.

– Поменяла жизненное кредо?

И на ее вопросительный взгляд напомнил:

– «С этим прощаюсь, с тем гуляю, на того глаз положила».

– Ошибки прошлого видней.

– И забываются трудней….

Она казалась старше себя обычной. Невольно приглядывался к ее волосам – не пробивается ли седина? Излишне говорить, что я пытался направить ее энергию в приличное русло – например, сына прихватить к Ивановым с собой. Мы сидели в такси на заднем сидении – сидели довольно близко. Я мог точно сказать, сколько сантиметров разделяют наши плечи, бедра, колени. Возникшего меж нами напряжения хватило бы, думаю, зажечь лампочку от фонарика. Но Лялька, казалось, ничего не замечала. А если и замечала, то чертовски умело это скрывала.

– Нам нужен магазин игрушек.

Я только хмыкнул, а губы ее растянулись в улыбке:

– Оленька в интересном положении.

– Теперь понятно – едешь опыт молодой мамы передавать?

– Ни грамма не стыдно! Ведь вы, мужики, делитесь между собой, как плодиться и размножаться.

Я от удивления рассмеялся. А потом почувствовал, что вспотел под рубашкой с короткими рукавами – от напряжения. А вот у Ляльки не дрогнул ни один мускул.

Авто покинули у «Детского мира». Я закурил, стоял, любовался, как жена моя идет к дверям магазина – легкой походкой, расплескав роскошные волоса по плечам.

Господи, этот парень просто вцепился в нее, когда она выходила. Так ведь и Лялька была непротив – она улыбалась ему в ответ.

Мой рассудок мгновенно схватила ярость. Чувство ревности как фантомная боль в оторванной конечности затопило душу. Я заступил им дорогу, сжав кулаки:

– Слышь ты, жаба прыщавая….