Легенды нашего края. Золотая ловушка

Я поднялся сам и поднял свой потухший факел – не понятно отчего он потух. Мне это совершенно не нравилось. Может, проверка Маниту, а может – это я дошел до ручки и окончательно свихнулся. Шизофреники слышат голоса – слышат ли они музыку?

Поджигая свой факел, я посмотрел на невозмутимое крючконосое лицо старого индейского шамана. Подумал – еще одна такая проверка, и ты найдешь меня сидящим на полу с указательным пальцем во рту и, возможно, тихо смеющимся.

Кто-то очень умный наверняка говорил, что, когда все остальное потерпело неудачу, надо попробовать сказать правду. Звучало настолько хорошо, что я был уверен – не мне первому пришла в голову эта мысль, и, кажется, это единственное, что мне осталось. Я сделал попытку:

– Шаман, ты мало говоришь, а я много думаю… и вот какая несуразица получается. Ты говорил, что ваш бог Маниту выбрал меня для великой миссии. А теперь ему вздумалось проверять меня. С какой стати?

Поскольку мой проводник в никуда ударился в молчанку, я продолжил.

– Если ты с ним общаешься, передай хозяину здешних мест, что я здорово стреляю с обеих рук. А куда прилетят пули, выпущенные в темноте, отрикошетив от скалы, известно лишь великому Маниту. Ты понял меня?

Он остановился, долго и жестко рассматривал меня, затем плечами пожал. Сплюнул на пол – довольно странный жест для великого шамана – и покачал головой.

– Бледнолицие, – сказал он. – Вы пришли незваными в нашу страну и обобрали нас до нитки. И затем, когда у нас ничего не осталось, кроме веры, вы хотите добраться и до нее. Хо!

Он погрозил мне пальцем, словно учитель нерадивому ученику.

– Слушай меня, бледнолицый. Если дух великого Маниту войдет в тебя, ты об этом узнаешь. Если нет – ты останешься здесь навсегда.

– Но и ты тоже, – усмехнулся я, положив правую ладонь на рукоятку кольта.

– Нет, – отрезал он. – Сейчас наши пути расходятся. Ты теперь во власти Маниту, моли его о помощи.

В ту же мгновение неизвестно откуда взявшийся порыв ветра одновременно загасил пламя наших факелов. Причем, бросив мне дым и гарь в лицо.

Кольт я таки выхватил, но пока проморгался и прочихался, стрелять стало поздно – вокруг было темно.

Я яростно выругался, и эхо из темноты ответило тем же. Так понимаю, шаман пропал, возможности запалить факел у меня нет. Я присел и задумался – какое великое чудо Маниту можно придумать для моего спасения?

Итак, я обманут, брошен в пещере без спичек, с оружием, и в полном одиночестве. Однако, в любой ситуации есть положительные стороны, если достаточно хорошо посмотреть, и после попытки найти хоть одну, я понял, что должен признать – пока не подвергся нападению голодных крыс.

Одиночество и темнота побудили меня перейти к философии.

Когда-нибудь все мы должны уйти. Даже в этом случае, смерть от голода в темной пещере не входила в мой список десяти лучших способов погибнуть. Заснуть и не проснуться – вот был номер один. Но как это сделать здесь и сейчас – не имею понятия. А загнусь все равно. Просто пущу себе пулю в рот, когда голод или жажду не в силах станет терпеть – револьвер при мне.

Что я увижу, когда умру? Я не верю ни в душу бессмертную, ни в Ад или Рай, или другую торжественную ерунду. В конце концов, если бы у меня была душа, разве бы я не имел возможности с ней пообщаться? Значит, нет. Если бы она была и общалась бы только с Богом, то чем она тогда лучше глистов, которые в нас заводятся и едят поедом? Если совестью нашу душу назвать, то скажу откровенно – нахрен мне такая душа: так порой бывает тяжко от совершенных поступков. И представляете – с совестью в Рай! Да он с ней Адом покажется.

Нет, нет и нет! Человек, как и все живое – бездуховные существа!

Но думать о замечательном, единственном в своем роде мне, уходящем навсегда без возврата назад, было очень грустно. Трагично, правда. Тут и в душу поверишь. Или некоторые возможности реинкарнации.

Какие шансы после смерти мне снова стать человеком? Да никаких! Могу возродиться навозным жуком. Или хуже того – глистой в чьих-то кишках. Так что…

Будет ли кто оплакивать меня? Эгоистично жил – эгоистом помру.

Ладно, чего высиживать? – побреду куда-нибудь хоть на ощупь. Возможно, так будет лучше. Глядишь, действительно, великий Маниту сжалится надо мной и куда-нибудь выведет. Помолиться что ли ему?

Нащупал стену и потихонечку шаг за шагом побрел в кромешной темноте.

Возможно, жены мои, меня бросившие, оплачут меня. И дети, конечно, будут скучать. И внучки – эти уж точно!

Смотри-ка ты, кажется позитив возвращается!

Движение даже в никуда, оказывается, всяко лучше, чем бесполезное сидение на месте. Я двигался так – одна ладонь на стене, другая вытянута вперед, чтобы не торзыкнуться головой о какой-нибудь выступ или вдруг понизившийся потолок свода; вся тяжесть тела на одной ноге, второй аккуратно ищу опору впереди. Иду.

Знаете, а я ведь совсем недолго шел. Мне показалось, за первым же поворотом открылся широкий вход в пещеру и звездное небо за ним, а в нем огромная темная фигура шамана. Достал кольт, спокойно прицелился и подумал – попался, сукин сын! Но не выстрелил.

Опустил оружие и пошел быстрее, не держась за стену.

Догнал предателя, оттолкнул и вышел из пещеры. Звездное небо, силуэты деревьев в их незавидном свете – самое прекрасное, что я когда-либо видел. А вон и костер наш, оставленный перед спеленгом, тлеет углями.

В течение долгой минуты я наслаждался вновь обретенной жизнью. Потом повернулся к шаману:

– Мне следовало тебя убить, но есть вопросы.

– На все отвечу. Пойдем к костру, – несколько легкомысленно ответил он.

Шаман действительно подсел к костру, пытаясь не показать слишком многого на своем лице, и подбросил сучьев в огонь. Они с треском начали разгораться.

Когда я присел к костру, краснокожий сказал:

– Ты выдержал все испытания – Маниту проверил тебя.

Я понимаю, что должен был сообразить – другого ответа не может быть. Но вроде бы мы шли за сокровищами. Что скажешь, шаман?

– Я принес сколько мог унести. Мало? – схожу еще.

Он кивнул на котомку, лежавшую в кругу света костра.

– Это золото Маниту.

Насколько я понимаю положение вещей – мне по-прежнему не доверяют. Да Бог с ним! Я и не собирался вникать во все тайны пещеры, шамана и божества.

– Здесь…, – я взвесил котомку индейца в руке и показал свою грамотность, – четверть центнера, если в фунтах мерить. Чистоган?

Развязал горловину, зацепил в ладонь и вытащил на свет костра пригоршню самородков. Они светились в сполохах огня медовым светом.

Заметил внимательный взгляд шамана и швырнул самородки обратно в мешок.

– Ночь на исходе, а мы еще и не спали. Кемарнем?

Шаман кивнул и привалился к дереву – я так вряд ли усну. Мне надо… Я подложил котомку под голову, сунул ладошку прокладкой под ухо, сверху шляпу и вытянул ноги к костру. Сразу же отключился. Но проснулся еще до рассвета.

Луна прямо над моим лицом. Чей-то шепот на ухо. Даже не звук, лишь легкое ощущение – будто кто-то сказал что-то, совсем рядом. Мол, не спи, ковбой, свое счастье проспишь. Очень близко и тихо так, будто мысль на одном дыхании. И дыхание почувствовал, и теплый воздух от него на своей щеке.

Резко повернулся и, конечно, никого не увидел. Мистика!

Луна, наверное, шалит в ночи. Какая же она огромная и круглая – эта болтунья небес. Поговори со мной – мне есть, что тебе рассказать.