Легенды нашего края. Упала скворечня

– Наверное, благодарит, что япошек прогнали, – предположил Корсак, садясь за стол, пристраивая молодую китаянку у себя на коленях.

Старики, стоя в сторонке, с тревогой поглядывали на незваных гостей и тихонько переговаривались.

Колька кивнул на них:

– Ишь, расщебетались – клянут гостей незваных…

На удивлённый взгляд Лукьянова пояснил:

– Это они дочери советуют не связываться с русскими, говорят – залапают тебя грязными руками.

Лука невольно взглянул на свои руки – красные, обветренные, но достаточно чистые, чтобы приласкать китайскую девушку.

Корсак пил рисовую водку, быстро хмелея, откровенно шарил руками по чудному платью китаянки и всё никак не мог найти застёжки или завязки, чтобы добраться до её тела.

– О – хо – хох! Грехи наши тяжкие! – вздыхал он при этом.

Он то притянет её к себе, обнимет, поцелует в маленький ротик или скулу, да тут же и отпустит, потянувшись к чашке с водкой. Бубнил невесть кому, заплетающимся языком:

– Знаешь ли, голуба, какая жисть моя дрянь. А с тобой бы я всё забыл…

Она улыбалась ему вымучено и, должно быть, ей и в голову не приходило, что говорил он с ней о любви.

Лукьянов случайно встретился с её взглядом и прочёл в её глазах тоску, муку, мольбу, к нему обращённую. Вот слёзы заблестели на её ресницах. Плакали, глядя на неё, старики.

У младшего лейтенанта от выпитого закружилась голова.

– Не бойтесь, не бойтесь, – сказал он старикам. – Я не позволю бесчестить вашу дочь.

Он весь даже изменился, говоря это, в голосе зазвучали командирские нотки, которые так ловко и быстро сумел из него вытравить Колька-штрафник.

Старик, хозяин дома, вышел куда-то и через минуту вернулся. Осторожно положил на спинку дивана чёрный футляр, вынул из него скрипку и смычок, бережно обтёр их клетчатым носовым платком, стал в позу и провёл смычком по струнам.

– Это что? – почти даже с испугом встрепенулся Корсак, оглянулся, да так и застыл от изумления.

Между тем, комната заполнилась медленно плывущими один за другим чудными звуками, то почти замиравшими, то поднимавшимися густой полной волной.

Лука слушал и никак не мог понять, что они говорят, эти звуки. Но они говорили что-то, назойливо и властно, возбуждали его внимание, проникали в самое сердце. Наконец, мало-помалу всё яснее и яснее становилось молодому танкисту, что такое говорят эти звуки. Они захватили его воображение и унесли далеко-далеко отсюда, в мир детских грёз и мечтаний.