Псы Америки. Баклабы Пентагона

А Стас добавил от вдохновения:

– В плен не берем!

И разлив водку по рюмкам, добавил:

– Если кто скажет, что в ВСУ воюют пьяные воины, плюнь тому в рожу. На войне пьют для дезинфекции.

Подняли, сдвинули – чокаясь, Перчик тост сказал:

– За удачу, мужики!

– За неё, окаянную, – подхватила Инна, как бы оставшись не у дела.

Закусили, Закурили.

– Никогда десантуру не понимал: это ж надо, добровольно, в трезвом состоянии выпрыгнуть из самолета, – пошутил Чех.

Перчик упрекнул его:

– Был на фронте, а развязывать языки пленным не научился. Не попадались что ль?

– Выйдешь из боя и ничего кроме злости. На пленного смотришь, а злость такая, что судорогой зубы сводим. Как тут допрашивать – убивать надо.

Стас отвернулся, достал из пачки сигарету и закурил, жадно затягиваясь, загоняя дым глубоко в легкие и продолжая темму:

– Пылает в душе огонь мщения и ничего больше – ни одной мысли, пустота. Крови, крови хочется, чтобы излить свою ярость, чтобы под прикладом треснул чей-то череп, под ботинком хрустнули ребра. Заглянуть в глаза и спросить перед смертью: «Зачем же ты, падла, пришёл на Украину». Ну, держитесь теперь, суки, не будет вам пощады никому – ни старикам, ни женщинам, ни детям.

Глаза горели безумным огнем – перепил Чех: что с него взять. Рюмку назад говорил, как с окопа удрать, чтоб в живых остаться и в плен не сдаться – мол, мастерство не пропьешь.

Страшное это дело – война. Недолго был Станислав на фронте, года не прошло, но когда начинал говорить о боях, в горле застревал комок, мешая говорить и дышать.

Сергей мучительно соображал, как его Перчик переиграл – лидерство захватил, ничего конкретного не предложив. Где же бабки, Артур?

Будто почувствовав к себе интерес, врач-отравитель повернул к нему голову.

Владелец квартиры выдержал взгляд водянистых маловыразительных глаз, оценивающе присмотрелся. Выглядел Перчик хлюпиком. Ростом где-то метр семьдесят, а может, меньше, худой, с маленькой головой. Весь белый-белый, почти альбинос, единственно глаза не красные, а какие-то бесцветные. Он как-то сразу производил отталкивающее впечатление. Будто педик. А что? Многие говорят – врачи этим грешат. Нет, этой педриле Сергей подчиняться не будет.

Тогда к чему весь этот маскарад? Один ответ – темы нет.

Зная взрывной характер вавилонского археолога, Артур воздержался от щекотливых вопросов.

А через минуту:

– Скучно сидим. Включи телевизор. Война ещё не кончилась?

И потом:

– Давай по стопке хлопнем, а то эту бредятину без содрогания смотреть невозможно. Мы атакуем, ватники наступают – и кто побеждает?

– Сам же говорил – пиндосы, как всегда, в выигрыше.

– Не переживай. Что бы эти маразматики заокеанские ни придумали, выполнять-то нам придется. Пошли они на хрен. – Перчик рюмку поднял на уровень глаз. – Поехали! За нас, хороших парней, и смерть дуракам.

– Как же, дождешься от них, – Сергей и не собирался остывать и все продолжал кипятиться. – Как ни воюй, а счет все равно будет пользу придурков. Как будто специально на кацапов работают – лишь бы побольше наших угробить. Так, фронтовик?

Чех очень пьяно мотнул головой.

– Ладно, Серега, не ори, а то соседей разбудишь. Пока доллары платят, надо карманы себе набивать. Только надо придумать как.

– Я думал, ты знаешь.

Артур уклонился от ответа.

Чех принялся комментировать батальные сцены экрана.

– Ох, мне техника заграничная! С виду и по замыслу лучше совковой, на самом деле – дрянь дрянью. Напичкана электроникой, но толку что – на ходу стрелять не может, от тряски всё отказывает, само взрывается. Сколько уже экипажей наших погибло. Руки бы оторвать тем гадам, которые принимали такую техника.

– А чуркам продавать не пробовали? – съязвил Перчик.

Стас, замолчав вопрос, добавил:

– А у наших медиков, в рот им потные ноги, кроме аспирина и энтузиазма больше ничего в аптечках нет.

Артур продолжал ехидничать:

– А кто-то за спиной твоей спокойно живет и процветает. Кто-то сумел на войне сколотить приличные капиталы и перетащить их за границу. Не обидно? Это государство по своей прихоти отправило тебя на бойню. Бросило, прокляло и забыло. Как будто не было ничего. Незалежность Украины и исключительность украинцев – это параноидальные фантазии. Чем-то надо увлечь народ!

Перчик перевел дух, и дальше речь его звучала патетически:

– Боятся твари армии, что настанет момент, и она может узреть, что настоящий враг ее совсем рядом, в Киеве. И тогда она встанет перед выбором – что делать?

Третью часть своего выступления Артур решил посвятить назиданию:

– Дураков в нашей жизни ещё предстоит встретить немало – армейский бардак неистощим. Ведь никто толком не знает, на кой черт нужны штабисты, которые через головы полевых командиров пытаются руководить отдельными частями. Чаще всего это плачевно для них заканчивается.

И Чех поддакнул:

– Штабисты-долбодебы, что с них взять – одни анализы и те хреновые. И всем не терпится отправить нас на смерть.

– Все смерть да смерть, – проворчала Инна, – Эй, мужики, девайте, о чем-нибудь хорошем поговорим. Или совсем разучились?

– О женщинах, – предложил Сергей.

И Стас начал:

– Любая женщина на фронте – это богиня. И дело не только в сексуальном желании. Просто, глядя на девушку, общаясь с ней, не так быстро скотинеешь. Вот раньше войны были – маркитантки на фронт к бойцам приезжали.