Растяпа. Подруга для председателя

Другой зачитал документ из папки:

– На контакт о сотрудничестве не идёт.

Ай да, Антошка, сукин сын, загубил карьеру! Не сумел разглядеть во мне задатки великого разведчика, контрразведчика, на худой конец, сотрудника КГБ. Но это я в шутку, скорей с благодарностью вспомнил особиста погранотряда лейтенанта Антонова. Ещё думал, топая в деканат, что во всей этой истории с китайскими диверсантами осталось множество нераскрытых тайн – и одна из них – почему меня даже не допросили по поводу действий экипажа в момент задержания желтомордых и выхода из строя сторожевого катера. Возможно, в то горячее время не до меня было службам секретным – большие потери в личном составе, обезглавлен отряд и самоубийство капитана Тимошенко, начальника особого отдела. Может, сквозь пальцы посмотрел Антоха на мой скорый дембель похожий на бегство. А может, не знал? Да Бог с ними! Я ведь не в бегах, не скрываюсь, если виноват в чём – судите. А пока что… будем учиться. Но какова оперативность в конторе! Я ещё не студент, а досье на меня уже в институте. Да, с этими ребятами не соскучишься. И надо держать ухо востро.

Весь день ушёл на оформление документов и допусков. Напоследок Фаина Георгиевна сказала, что староста группы ДПА-130 живёт в общаге, зовут его Сергей Иванов. В комнате вместе с ним жили ещё два одногруппника – оба Андрея: один отзывался на Карымсакова, другой на Фролова. Четвёртым жильцом был Владимир Курочкин, как гласила табличка на двери, из группы ДПА-132. Я постучался и вошёл в комнату:

– Прошу добро.

Они пили чай. Я пробежался взглядом по лицам – ага, парень с симпатичным татарским лицом, наверное, Карымсаков, а остальные…. но я ошибся – это был Сергей Иванов. Он держался с уверенностью и достоинством старослужащего – первым пожал мне руку и присвистнул на иконостас наград:

– Что, больше нечего надеть? Так и будешь бренчать в институте?

– Сниму и срежу погоны, как только встану на учёт в военкомате, а ходить буду в этом, пока на гражданку не заработаю.

Сергей налил мне чаю в кружку, а Карымсаков (мы уже познакомились) уступил стул, пересев на кровать.

– Да, трудно тебе будет, дед флота советского, за два месяца группу догнать. Ну, ничего, поможем, чем сможем – я завтра поговорю с пацанами. Чем сможем…, – он повторил, а потом спросил. – Стипуху дали?

На моё отрицательное покачивание головой:

– И здесь поможем талонами на питание: группой скинемся – с голода не умрёшь.

Попив чайку, Сергей предложил мне сигарету, и все дружно пошли курить на лестничную площадку чёрного входа. Взглянув на меня поверх пламени спички, он спросил:

– Где служил?

– В 15-ой отдельной бригаде сторожевых кораблей и катеров – на Ханке, короче.

– А я в Омске, в ракетных войсках стратегического назначения.

Он снова подал мне руку, и я снова её пожал.

– Нормально служил?

Я промолчал. Разве значки на груди ни о чём не говорят?

Он понял по-своему.

– Земля вертится, время идёт. Нужно жить и забывать.

– Всё забыть? – спросил я.

– Служба хорошо вспоминается за бутылочкой, а в институте о ней лучше не думать.

Пожал плечами – тебе видней: ты проучился целых два месяца.

Но оказалось, что Серёга и на рабфаке проучился год. А поступал вместе со мною и вылетел в армию из группы ДПА-102, которая была на картошке, когда мы заливали пол бетоном общежития № 8 – так что до службы мы с ним могли, но нигде не пересеклись.

– Что, Дед (похоже Сергей придумал мне псевдоним), страшно служить на границе?

– Да можно служить. Главное – не терять надежды дожить до смерти.

– Верно сказано! Может, по поводу? – предложил Иванов.

Я покачал головой:

– Нет. Сегодня надо хорошенько выспаться, а завтра на службу – мне надо осилить за два месяца программу четырёх.

– Ну и правильно! – Сергей хлопнул меня по предплечью.

Потом я вернулся в свою комнату, разделся, лёг, закрыл глаза и стал думать о завтрашнем дне – уходящий был через чур длинным.

И он наступил – день, который ничто не могло испортить. Над городом ещё было темное небо, но сам он сиял огнями витрин, фонарями уличного освещения, окнами многоэтажек, в которых просыпались люди, завтракали и спешили, на остановки, в учреждения и заведения, на заводы и в институты, в школы, ясли, детские садики. Суетливые челябинцы – мои новые земляки!

Думаете, я совершил подвиг, за два месяца догнав группу? Не знаю, может быть. Я не учился на ДПА ни дня, но некоторые дисциплины первого курса были те же, что и на стройфаке. Может быть, та память включилась и выручала меня – может, ещё что-то. Часто на лекциях я чувствовал – то, что читает преподаватель мне хорошо знакомо. Я точно знал, как надо выполнять практические задания, и от этого вдруг на душе становилось тревожно. Прошлое властно вторгалось в настоящее – нет, не ИСовское, а пещерное. Три года оно не беспокоило меня, а тут вдруг проснулось. При мысли о том, что однажды оно вернётся в меня окончательно, и я вдруг начну понимать птичий язык, а сам зарычу тираннозавром, меня охватывал дикий ужас. Мне вновь стали сниться диплодоки и прочие доисторические существа. Возможно, причиной тому были чудовищная усталость и постоянное напряжение, которые сводили с ума.

В группе встретили меня с недоверчивым удивлением и жалостливой благосклонностью. Что хочет этот моряк с Дальнего Востока? Будь он хоть четырежды старшина – институт это не линкор, здесь приобретают технические знания, а не корабельные навыки. Моя изнурительная погоня за уже освоенным ими не вызвала у одногруппников одобрения, но мне помогали.

Каждый день после занятий два-три человека приходили ко мне в общагу, и всем хватало работы. Кто-то методом сечения параллельными плоскостями проекций сопряжённых фигур находил линии их пересечения в моей рабочей тетради по начертательной геометрии – а потом объяснял мне на пальцах, как это у него получилось. Кто-то перерисовывал мне лабораторные по физике и общей химии. Кто-то навёрстывал техническое черчение. Самый умный из всех грамотеев Володя Булдашев занимался со мной высшей математикой. Причём, так – решали задачи к предстоящей практике, и если я что-то не знал, он не подсказывал, а быстро листал конспект или учебник и тыкал пальцем – об этом здесь почитай. И копились знания.

После десяти вечера парни уходили, а я ещё часов до трёх ночи корпел над конспектами в комнате для занятий. Каждый день, включая выходные, был заполнен тяжким умственным трудом и беспредельной жестокостью к организму – спал я не более четырёх часов. Господи, было же время, когда мы дрыхли сверх всякой нормы – только не выспишься впрок даже на месяц вперёд.

В столовой питался на талоны, которые выдавались в группах на бесплатный обед – а я на них ещё и ужинал, и завтракал, добирая разницу булочками и пирожками к вечернему чаю. Угощал ребят, а они меня деликатесами, которые привозили из дома. У меня на такие круизы совершенно не было времени.

Парни в комнате скептически хмыкали на мои титанические усилия в борьбе с собственной необразованностью.

– Тебе оно надо – всё знать? Есть ведь шпоры…. Ты раньше в могилу себя загонишь, чем до сессии доживёшь.

Я пожимал плечами:

– Если умру, то молодой и красивый.

Олег сыграл свадьбу (без нас, забыв даже о мальчишнике) и переехал к жене, не выписавшись из общежития. На его место нелегально подселился Шурик Силинский – друг и одногруппник Володи Бокова. С его появлением у нас в комнате участились застолья. Впрочем, трезвенник и спортсмен Сазиков привёз из дома коньки и уходил в такие часы на каток. Я – в комнату для занятий. Но однажды не успел ….

– Слышь, мореман, выпей с нами, – прозвучало почти угрожающе. – Что ли не уважаешь? Мы ведь тоже служили – не ты один.

Их было шесть человек за столом – двое наших и гости.

Напряжения не хотелось. Я взял в ладонь полстакана водки.

– Молодец! Закуси.

Взял и бутерброд с колбасою.

– Учи, не учи, – поучали меня подвыпившие второкурсники, – всё равно без шпор не пойдёшь на экзамен. Так что…. А давай за службу. Вот где было хорошо!

Ещё раз приняв «на грудь», я начал подвывать со своей кровати, листая конспект: