– Подробности любопытны? – я, кажется, начал хамить.
Сергей налил в рюмки, поднял свою и сам поднялся:
– Не могли бы вы поспорить где-нибудь в другом месте и в другое время?
Дамы не обратили на него ни малейшего внимания.
– Есть идея получше, – поднялся я. – Пойдем на балкон: пусть душу отводят.
– Это верно! – друг мой прихватил со стола бутылку.
Неожиданно Лялька схватила мою ладонь и прижалась к ней лбом – из груди ее вырвался всхлип, напоминающий мяуканье котенка.
– Прости меня! Я веду себя идиотски.
– Вот тут никто спорить не станет.
Тем не менее, когда, попрощавшись с Ивановыми, сели в такси, спросил жену:
– Ты куда сейчас?
Она наклонилась к водителю:
– ЧПИ, ДПА….
Возле общаги студенческой вышла, помахала рукой:
– Спасибо за приятный день! Уверена, ночью тебе меня будет не хватать.
– Вряд ли, – вздохнул и пожал плечами. – Мне сейчас на работу.
И направил такси к проходной.
Следовало бы заскочить домой, переодеться, собрать тормозок – время позволяло. Но, покурив и подумав, вошел в проходную.
Цех, как говорит Иванов, торчал!
Впервые за время моей работы здесь ничто не звенело, не скрежетало, не визжало, не трещало и даже не выло. Где-то женщины пели тихо. Не хватало расстеленных для пикника одеял и вкруг веселящихся людей. И разговоров. Мне так хотелось услышать ответы на свои вопросы.
– Эй, мастер!
Я вздрогнул и обернулся.
Слесарь-сборщик Куликов, «хлюзд, отхаренный в туза», обольститель моей жены стоял за спиной. У нас была причина ненавидеть друг друга – повисло тягостное молчание. Потом он сказал:
– Бардак на киче. Переходи на нашу сторону – в авторитете будешь.
Мне показалось, что я ослышался.
– Ты всерьез?
– Всерьез, – Куликов вытер пот со лба рукавом футболки.
Меня осенило: вот почему в цехе тишина – бригады бастуют.
– В будке народ, – подсказал Куликов.
В конечном итоге все сводится к одному: стадный инстинкт непреодолим, он дремлет в каждом человеке, готовый вспыхнуть в любую секунду. И не имеет значения, по какому поводу толпа всколыхнулась – инстинкт есть инстинкт. Но я был мастером и знал, что должен делать на производстве в любой ситуации: главное для меня – это безопасность людей. Поэтому вошел в будку мастеров, куда набилась большая толпа, и закрыл за собой дверь. Вошел и руки скрестил на груди, надеясь, что выгляжу так же круто, как мне это кажется. Но….
Под ногами был твердый пол, но, казалось, качается палубой – так много мата и брани из многих глоток да сразу, услышал я первый раз. Что за люди передо мной? Может, кто-то кого-то ножом убил в пьяной драке, жену забил до смерти дома или избу спалил с живыми людьми – им теперь сам черт не страшен, потому что терять уже нечего. Как говорится: ужас, мама – куда я попал? Но….
Но я выстоял, вытерпел, откашлялся, нервно сглотнул и готов был вести диалог.
Они продолжали орать и махать руками, но никто не решался смотреть мне в глаза.
Наконец, дали возможность вымолвить слово.
– Как вы думаете – чем это кончится?
– Как говорится, никак не думаем, – ответил Костя Кузьмук.
И бригадир Григорий покачал головой:
– Понятия не имеем.
– Так зачем же народ подставляете?
Кто-то крикнул:
– Мы требуем сюда представителей администрации завода, профкома и парткома!
– Кого-то послали за ними?
Бунтари переглянулись.
– Мы сказали начальнику цеха.
– А тот? – пытал я.
– Поди узнай….
– Пойду и узнаю, – решился я.
– Тогда тебе лучше поспешить: в конторе сейчас директор, – сказал за моей спиной Куликов. «Хлюзд, отхаренный в туза» – должно быть, филер у бунта.
На моих глазах черная «Волга» отъехала от двухэтажной конторы цеха.
Собрался с духом и постучал в дверь начальника – потом открыл и вошел.